50 небес

Нет, наверное, уже больше — Наташа летает по планете, как поднятый ветром листок. Или снежинка. И ни мирная программистская профессия, ни семейная обжитость не удержали пока в силках перелётную птицу. Знаете, у народов существуют системы символов, готовые описать и материальный, и душевный мир. Среди них обязательно: воздух, ветер — означающие движение и способность к переменам. И в стихах, и в биографии этого у нашей гостьи избыток.

Я уже представлял вам Наталью Крофтс, бывшую жительницу Херсона, уже давно австралийку. Мне очень нравятся её стихи и живые журналистские материалы. Кстати, именно она некогда присоветовала мне юную, почти столетнюю поэтессу Нору Крук — они, несмотря на разницу лет прабабки-правнучки, со времени интервью в подружках. Человеку, который быстро летит по жизни, ровесники — и те, кто на 60 старше, и те, кто на 40 младше.
В стихах её появилось особое словечко, говорящее о желании принять на руки тяжёлый груз: «эпоха». Через десятки стран и континентов, через избыток поэтических вспышек над головой — рано или поздно мыслящий человек приходит к синтезу. Эпоха — это суммированное и конденсированное время. Ракурс и поворот тайны, которую Творец — сфинксом, загадкой — поставил перед несколькими поколениями. Думаю, даже мечтать её разгадать по силам только мудрецам и поэтам.
Шлите нам стихи на e-mail: ayudasin@gmail.com.

Наталья Крофтс
ПОЭТ ЭПОХИ ДИНОЗАВРОВ

Я — нефть. Я выжил. Я не сгнил
среди поклонников и лавров.
Пройдя сквозь тысячи горнил,
я стал живучее чернил —
поэт эпохи динозавров.

Я — нефть. Я — золото. Я — власть.
Я снова пробуждаю страсть —
певец покойный.
Как миллиарды лет назад,
взрываюсь, превращая в ад
мирок спокойный.

Я — нефть. Я — топливо. Я — снедь.
Меня опять сжирает пламя.
И, птеродактильно дыша,
моя крылатая душа
кружит над вами.

ЛЮБОВЬ В ЭПОХУ ИНТЕРНЕТА

За грош продашь и явь, и хладнокровье.
Зачем тебе их скучный мир, поэт?
Назад, назад, туда — в Средневековье,
где «дама сердца» — эфемерный свет.

И светится экран — и «страсти пылки»…
А может, и не страсти. Всё равно.
Меня — щелчком, как джинна из бутылки —
за много вёрст, за много миль, за мно… —

ты вызываешь… и путём астральным —
не затеряться б! — на луче лечу…
меж миром виртуальным и реальным —
стихов и снов — и выдуманных чувств.

***

Разрыв. Фигурка схватится за бок —
живой лубок.
Час новостей. Адреналин. Игра.
Ты щёлкнешь кнопкой — и конец. Нет ран,
потери, смерти, зла… Застынет крик.
Ты — в капсуле. В скафандре. Ты — внутри.
Замри.

Замри. Ни с места. Стой, нельзя наружу —
за рамки, за обложку, из себя —
к соседям, соплеменникам, содушам —
задушат.
Ты — мишень. Рога трубят.
Охота. Крестный ход на абордаж,
на брата, на врага, на тот этаж,
где нагло распускаются герани —
цвет мяса в ране.

Где ты уже — игрушка на экране.
Ты раб. Под рьяный рёв других рабов
на солнечной арене Колизея
ты умираешь. Крик — и мы глазеем
на красное на острие зубов.
Агония. И гонка — мчатся снимки
в Facebook, диктует Canon свой канон:
у трупа, у меча, со львом в обнимку.
И лают «лайки»: кадры — как в кино,

где даже смерть кошмарная — прекрасна,
где люди растворяются на красном —
заката, крови. Жажда на губах —
адреналина! — зрелищ, твиттов, хлеба,
убойных кадров: нас на фоне неба —
красивых,
молодых,
в гробах.

АВСТРАЛИЯ

Мы уплываем — словно шаткий плот,
чуть не слетевший вниз, в земную полость,
когда планета ринулась вперёд —
и древняя Пангея раскололась.

Мы на осколке — гости. Чужаки.
Колёсами цепляемся за камни
меж бесконечным морем и песками
и чувствуем — на нас глядят веками
теней тревожных грустные зрачки.
Живём в плену. Пустыня и вода.
Звоним глухим, усталым абонентам…

Мне страшно оставаться навсегда
в смирительной рубашке континента.

КАРТОЧНЫЙ ДОМИК

В неверном мире на семи ветрах,
где всё так хрупко — до тоски, до боли,
я видела, как рассыпались в прах
державы, корпорации — и доли.

В неверном мире на семи ветрах
мы — в домиках из карт житейской драмы.
Я видела, как наступает крах
и как слетают вниз тузы и дамы,

как ветер разметал колоду вмиг,
не соберёшь — по городам и весям,
а карточный король опять невесел,
и дамы далеко желанный лик.

В неверном мире на семи ветрах
всё хрупко так — до боли, до тоски…

…в который раз проглатываю страх.
Игра — одна. И ставки высоки.

***

Приходи.
Если праздник окончен, когда ты один.
Только жуткие тени — из пыльных гардин.
Приходи.

Если в копоти твой потускневший очаг,
Если даже себе ты устал отвечать.
Приходи.
Приходи помолчать.

Приходи помолчать. И послушать дожди.
Мои пряди заснут у тебя на груди.
Приходи.
Даже если поймёшь, закрывая глаза:
Я — мираж Эвридики, ушедшей назад.
Я шепчу тебе…
Нет. Это ветер гудит.
…Всё равно — приходи.
Приходи.

БАЛЛАДА О САДЕ

Здесь огонь сжирает всё до корней,
До калёных, опалённых камней —
И уходит, оставляя в крови
Обожжённый городок Мэрисвилль —
Головёшки да обугленный ад,
Где шумел когда-то сад.
Дивный сад.

Там гуляли духи трав и лесов,
Гномы прятали свой скарб под засов,
И плясала под напевы ручья
Фея — маленькая фея моя.

По обломкам ходит дух молодой —
По обломкам ходит мастер седой,
И седым, как саван, пеплом обвит
Обожжённый городок Мэрисвилль.
Не поверишь, что вернётся назад
Из обломков этот сад.
Дивный сад.

Мастер, тёплыми руками возьми
Этот мёртвый, изувеченный мир,
Чтоб опять под воркованье ручья
Танцевала тихо фея моя.

Чтоб свирель опять запела в лесу,
Чтобы верили мы: сказку спасут.
Так — по крохам — от тепла, от любви
Воскресает городок Мэрисвилль.
Воротился леший — строг да усат…
Зашумел зелёный сад.
Дивный сад.

Всё мы склеим, всё починим, вернём —
Что горело, полыхало огнём…
Лишь осколками, песком у ручья —
Фея.
Маленькая фея моя.

***

«Подать сюда шута! Пусть почитает:
Он лихо врёт в стихах из хитрых фраз.
Он где-то там витает — и сплетает
В два счёта презабавнейший рассказ!»

И вот он, шут. Под шум и громы смеха
Он вам споёт про целый Б-жий свет.
А пир гудит — вовсю идёт потеха.
И кость в награду бросят: ешь, поэт.

Он поплетётся, грязными руками
Прижавши кость к болезненной груди.
И сядет в уголке, на твёрдый камень,
Жуя свой приз…
Покой. Огонь гудит.

Он кость свою доест и затаится,
Прикрыв глаза, почти полуживой…
И видит шут: свободен он, как птица,
Несётся ввысь дорожкой лучевой.

Он видит землю, без конца и края,
Он видит тайны недр и бытия,
Он, как хозяин, настежь двери рая
Распахивает: «Ждёте? Вот он, я!»

И по вселенной — царственной походкой.
Он счастлив, как ребёнок… как творец.
Так жутко возвращенье. Кость. Чахотка.
Потух очаг. Зима. Чужой дворец…