Продолжение. Начало в №1083
Приблизительно за три квартала от лагеря стали слышны голоса и плач людей, раздававшиеся из-за тюремных стен Румбаха. В то же время я отметил, что близлежащие к лагерю улицы были пусты. Всякий, кто крутился поблизости от лагеря, мог быть только родственником, и охрана или полиция с большим удовольствием добавили бы новые жертвы к уже имеющимся «опасным беженцам».
Две тысячи человек, охваченных страхом, толпились во дворе лагеря для задержанных. В их наполненных болью стонах и горестном плаче ощущались ужас и страдания заключенных.
Вдруг я обнаружил, что стою перед воротами в лагерь Румбах и г-н Декнер колотит в дверь. Охранник, высунув голову в окно и увидев г-на Декнера, отпер дверь. Г-н Декнер знаком показал мне следовать за ним в лагерь. Хотя мне отчаянно хотелось увидеть отца, пройти сквозь эту дверь было одной из самых трудных вещей, которую мне когда-либо приходилось делать. Все мое существо протестовало; войдя, я целиком отдавался на милость этих зверей. Мой обычный ритуал планирования побега в случае возможных бедствий становился бесполезен, как только я входил в лагерь.
Я сделал глубокий вдох, собрал все свое мужество и, крепко сжимая в руках еду для отца, вошел в вестибюль, ведущий в коридор, вдоль которого находились кабинеты. Чиновники и охранники, которые замечали нас, были учтивы с г-ном Декнером. Нас быстро провели к большой железной двери. Эта скрипучая дверь распахнулась в холодный цементный тюремный двор. Дверь сторожили двое охранников, стоящих неподвижно по стойке смирно. Из помещения к нам стремительно подошел еще один охранник. Г-н Декнер быстро переговорил с офицером, который затем отдал приказание: «Привести Леопольда Кона».
Было очевидно, что охранник хорошо знаком с г-ном Декнером и привык иметь с ним дело.
В ожидании я оглядел тюремный двор и увидел тысячи евреев, которые сидели на голой земле, с затуманенными от ужаса глазами, не зная, что с ними будет, преследуемые кошмарными рассказами о том, что произойдет, когда их передадут нацистам. Многие плакали, некоторые безучастно уставились в пустоту, кто-то тихонько разговаривал, но большинство слезно молились.
Переводя взгляд с одного заключенного на другого, я неожиданно оказался лицом к лицу с отцом, стоявшим рядом с охранником всего в нескольких футах от меня. Когда отец понял, что это я, он задрожал от ужаса. Он подумал, что сбылись его худшие опасения, и я тоже арестован. Г-н Декнер быстро сообщил отцу, что этот молодой человек — его помощник, и что мы принесли ему еду. Я увидел облегчение на его лице. Когда охранник оказался на достаточном расстоянии, я сказал отцу, что устроил так, чтобы его отпустили, и что, с Б-жьей помощью, его скоро освободят.
Очень вежливо попрощавшись, мы с г-ном Декнером повернулись, чтобы уйти. Приближаясь к воротам, я познал новое значение слова «страх». Никакие доказательства силы и влияния не могли дать гарантии, что ворота откроются. Хотя я оставлял позади отца и всех этих несчастных, невозможно передать облегчение, которое я почувствовал, когда дверь открылась и мы вышли на свободу.
Мы шли из тюрьмы с поддельным спокойствием, которого ни я, ни г-н Декнер не испытывали. Оказавшись в нескольких кварталах от ворот, я сказал г-ну Декнеру, что доверяю ему и передам ему деньги для выкупа моего отца. Г-н Декнер строго посмотрел на меня и предупредил: «Лучше поторопись, уже 9:30. Нам надо передать деньги начальнику охраны к десяти часам».
Я стремглав понесся домой, взял спрятанные деньги и отправился домой к г-ну Декнеру. Пока я спешно добирался, мысли о том, что полиция может остановить меня, висели тяжелым грузом. Что я скажу, если меня остановят? Если они обнаружат деньги, которые я спрятал на теле, что я мог бы им сказать? «Я вышел на вечернюю прогулку, и я всегда ношу с собой крупную сумму денег»?
Несмотря на мое беспокойство, мне не встретился ни один полицейский. Я постучал в дверь г-на Декнера, и, казалось, прождал целую вечность, пока он открыл. На самом деле прошло всего несколько секунд. Передавая деньги г-ну Декнеру, я отметил у себя гамму эмоций: облегчение, бурную радость, леденящий страх и полное изнеможение.
Отправляясь из дома для передачи взятки охраннику, он, должно быть, заметил, что я все еще очень переживаю за судьбу моего отца. «Не волнуйся, — сказал он. — Твоего отца отпустят. Это займет пару дней, но его не увезут с другими заключенными». Он напомнил мне: «Завтра утром они очистят лагерь, но твой отец останется. Они тщательно проверят его документы, чтобы удостовериться в их подлинности. Затем они отпустят его, так как он венгерский гражданин».
Он так авторитетно говорил, что, когда мы разошлись в разные стороны, я чувствовал себя намного легче. Однако когда я добрался до своей комнаты, моя тревога возобновилась, и с каждой минутой мне становилось все хуже. Я мог делать только одно: молиться. Всю ночь без остановки я молился, спать я не мог. С приближением утра чувства грусти и потери переполнили меня. Я начал безудержно рыдать. Я чувствовал себя таким одиноким и брошенным. Я молил: «Разве недостаточно, что я потерял мать, сестер и братьев?» С первым проблеском зари я вопрошал: «Теперь я должен еще потерять отца? Пожалуйста, убереги его, освободи его и верни его мне».
Я не мог вынести мысли о том, что моего отца тоже нет. Яркий свет восходящего солнца не мог разогнать тьму, в которую погрузилась моя душа.
Как происходило неоднократно в часы, когда становилось невыносимо, я осознал, что не могу позволить себе поддаться чувству отчаяния. С Б-жьей помощью отец будет спасен. Как только стало светло, я оделся и направился в тюрьму, чтобы увидеть отца.
В трех кварталах от тюрьмы я понял, что произошло нечто ужасное. Вчера здесь стоял такой гул от разговоров, плача и стенаний тысяч заключенных, содержавшихся в лагере, что его было слышно за несколько кварталов. Сейчас вокруг царило безмолвие. Меня передернуло от мысли: тихо, как на кладбище. Моя голова гудела, пока я, отбросив осторожность, бегом преодолел остававшиеся три квартала. Я задавался вопросом: «Что случилось со всеми?»
Когда я достиг ворот, меня осенило, что пленников не было. Не было слышно ни звука! Я думал, мое сердце перестанет биться. Я лихорадочно оглядывался по сторонам. Ворота были закрыты, лишь несколько одиноких фигур стояли покинуто около стен здания. Выпавшая им непомерная трагедия парализовала их. Они стояли там в шоке, не веря своим глазам, слезно и беспомощно причитая. Я спрашивал одного за другим: «Что произошло? Где пленные?»
Несколько человек проигнорировали меня. Затем кто-то ответил: «Полиция очистила тюрьму посреди ночи. Их всех погрузили на поезд и отослали на смерть. Моего мужа больше нет».
Прервав свои всхлипывания, другой произнес: «Их увезли в Майданек».
Это было невозможно. Моего отца не могли забрать. Я спас его. Я был практически парализован страхом и тревогой. Что я мог сделать, чтобы снять его с ненавистного поезда? Я шел вдоль стены, спрашивая каждого: «Что случилось? Где все люди? Остался ли кто-то в лагере?»
Я не знал, куда обратиться. Кто-то сказал, что некоторое количество полицейских остались внутри лагеря, и что они держат еще одного еврея.
Быть может, г-н Декнер действительно выполнил свое обещание. Этим человеком должен был быть мой отец. Я вспомнил, что г-н Декнер говорил, что моего отца не увезут, но что его не выпустят в течение нескольких дней.
Позже в тот же день г-н Декнер подтвердил, что единственный человек, оставшийся в Румбахе, был мой отец, и что через несколько дней его переведут в городскую тюрьму, откуда в конце концов выпустят. Так и произошло. В течение нескольких дней его перевели из Румбаха. Однако срок его пребывания в будапештской тюрьме был, похоже, бесконечным.
Перевод Элины РОХКИНД
Продолжение следует
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
