Передо мной интересная книга, написанная профессором русской литературы университета Кентербери в Новой Зеландии Генриэттой Мондри (Henrietta Mondry) и изданная в Санкт-Петербурге в 2005 году гуманитарным агентством «Академический проект» в рамках серии «Современная западная русистика». Полное название книги: «Писатели-народники и евреи. Г. И. Успенский и В. Г. Короленко (по следам «Двести лет вместе»)».
Написана книга в одном конце мира, опубликована в другом – за тридевять земель, а читатели ее – на всех континентах. Границы и огромные расстояния не проблема теперь для глобального общения, и то, что русистика как университетская наука представлена ныне даже в столь от России отдаленной стране, само по себе есть радостный и обнадеживающий признак современной цивилизации. Вряд ли предполагал Александр Солженицын, что его книга «Двести лет вместе» будет самым серьезным образом прочитана и подвергнута компетентной критике с университетской кафедры в далекой Новой Зеландии.
Оговорюсь для начала, что лежащая на моем столе книга Генриэтты Мондри посвящена не всеобъемлющему разбору солженицынского двухтомника главы за главой, и это не параллельное прочтение российской истории, подобное замечательному труду писателя-историка Семена Резника «Вместе или врозь?» (Москва, Захаров, 2003, 2-е изд. 2005). Нет, это книга литературоведа, разрабатывающего сравнительно узкую тему. Вот она (в цитате из предисловия):
«Работая над книгой «Розанов, евреи и русская литература» (2000) и статьями о Достоевском и евреях, Владимире Соловьеве и евреях, я имела дело с тематикой, которая не требовала специальной мотивировки – широко известно, что тема евреев волновала как Достоевского, имевшего еще при жизни репутацию антисемита, также и Соловьева, обладающего репутацией филосемита, а также и Розанова, несущего парадоксальную репутацию фило-антисемита».
«Не так обстоит дело с Глебом Ивановичем Успенским (1843 – 1902), – пишет она далее. – О существовании у Успенского работ на еврейскую тему почти неизвестно, что, впрочем, неудивительно, так как этот почти забытый писатель не привлекает внимания исследователей в последние несколько десятилетий. Но вот имя и репутация Глеба Ивановича Успенского как человека исключительно честного были недавно использованы Александром Солженицыным в его нашумевшей и крайне проблематичной книге… Успенский упомянут в книге Солженицына мимоходом, и о нем говорится как о писателе, которого нельзя обвинить в антисемитизме».
Верно, нельзя, но цитата из него, приведенная Солженицыным, звучит как антисемитская. Я не привожу ее здесь, чтобы не бросить тень на доброе имя писателя, который до сих пор был мне известен, признаюсь, только по одной его вещи, к тому же прочитанной очень давно, – это были «Нравы Растеряевой улицы» – но вот что пишет Генриэтта Мондри: «Обратившись к цитируемому Солженицыным источнику очерку «Власть земли», я обнаружила, что то, что Солженицын выдает за цитату, на самом деле есть компоновка разнородных отрывков, взятых из страниц очерка, находящихся на значительном расстоянии друг от друга… Такое небрежное отношение к теме весьма противоречивой заставляет обратиться к более тщательному чтению всего этого текста, посвященного, впрочем, теме изменений, происходивших в русской деревне с приходом капитала. В очерке этом так называемая еврейская тема присутствует вскользь… в то время как у Успенского есть работы, действительно целиком посвященные евреям и теме еврейского вопроса в России. Среди этих работ есть два рассказа, которые мало печатались и не вошли в собрание сочинений Успенского 1957 года – «В балагане» и «Жиденок», а также заметка-очерк «Крестьянин о современных событиях. Заметка по поводу еврейских погромов»…».
Неизвестно, знаком ли Солженицын с этими произведениями Успенского, но что уж точно, они бы ему для поддержки его линии не подошли. В изображении евреев и еврейской жизни у Глеба Успенского он не нашел бы той ксенофобии, которая ему так мила, например, у Достоевского. Не случайно при описании содержания упомянутых рассказов Генриэтта Мондри, отмечая человечность Успенского, его понимание условий жизни, сочувствие бесправному еврею и резкое осуждение им косной российской традиции, сопровождает это контрастными примерами из наследия Достоевского.
Что касается скомпонованной Солженицыным и выхваченной из контекста цитаты, то на основе полного прочтения вышеназванного очерка Успенского и представления его читателю в анализируемых цитатах она заключает: «Солженицын не замечает того, что в понимании крестьян их действия (речь идет о погромном избиении евреев – С. И.) правомерны, в понимании Успенского – нет… Сам тот факт, что Солженицыну пришлось заняться фабрикацией цитат из этого очерка, свидетельствует о том, что ему не удалось найти в этом тексте убедительных аргументов для доказательства того, что народник Успенский оставил «экспертное свидетельство об эксплуатации евреями крестьян». И название этой главы, посвященной разбору очерка Успенского «Власть земли», дополнено пояснением, как бы Солженицыну адресованным: «…или Как осторожно надо цитировать классику».
Литературоведческие раскопки,
инициированные в связи с некорректным цитированием Успенского, позволили глубоко вникнуть в малоизвестные и почти забытые свидетельства погромных дел российской истории. Я, например, впервые узнал, что у Успенского есть описание погрома в Одессе, вызванного прибытием туда на гастроли известной французской актрисы Сары Бернар. Одесская чернь – это уже не безграмотные крестьяне, а публика, читавшая антисемитские газеты, – сперва напала на ее карету, разбив камнями стекла, затем стала громить еврейские жилища и лавки. А все потому, что перед приездом актрисы газеты раструбили ей такую рекламу: дескать, приедет еврейка, гребущая несметные богатства, она даст денег еврейскому кагалу, а православному населению только и жди от того беды.
В другом месте Успенский пишет, что «более всего от погромов терпит еврейская беднота и голь… В такой несправедливой вражде бедняков против бедняков виноваты не евреи, а мы, христиане». «Трудно найти в истории русской литературы, – пишет Генриэтта Мондри, – более откровенные и показательные слова о трагедийной стороне антиеврейских погромов 1880-х годов. Писатель-народник, сочувствующий русскому крестьянству, проявляет одинаково сочувственное отношение к еврейскому народу… Удивительно и прискорбно, что Солженицын не воспользовался материалами из работ Глеба Успенского в своем рассмотрении вопроса о положении евреев в России в пореформенную эпоху… а счел возможным распространение мифов и легенд об эксплуатации евреями русского крестьянства».
Солженицын, собственно говоря, не главный герой рассматриваемой книги, хотя по частоте упоминаний занимает, пожалуй, первое место – повествование все же, как и объявлено в заголовке, идет по его следам. Главные герои – Успенский (ему посвящена первая часть книги) и Короленко (вторая часть). Они близки по народнической идеологии. Да и в жизни они были единомышленниками и близкими друзьями.
Человек высокой нравственности
Владимир Галактионович Короленко (1853 – 1921 гг.) ближе нам по времени жизни, и творчество его нам гораздо более знакомо, хотя опять же признаюсь, что многого, о чем прочитал сейчас, я не знал прежде.
В частности, я прежде не знал про рассказ Короленко «Судный день (Йом Кипур)», замечательный, в форме сказки с моралью, о том, как крестьянин-мельник мечтает, чтобы еврея-шинкаря черт забрал, а он бы тогда открыл на этом месте свой шинок. Его шинок будет такой же, если не хуже, как бы говорит этой сказкой Короленко, «христианская мораль не выше иудейской, человеческая психология универсальна, и обвиняющий обычно замечает в обвиняемом черты, которыми он сам наделен сполна» (цитата из книги). Показательно, что этот рассказ очень понравился Глебу Успенскому, и он откликнулся на него теплым письмом к Короленко.
В полемике с Солженицыным Генриэтта Мондри представила свидетельства Короленко о Кишиневском погроме 1903 года. Показано, что «даже в том случае, когда Солженицын цитирует Короленко, допускается искажение смысла. Солженицын организует текст вокруг цитаты так, что она читается как нужное ему свидетельство… Но подлинный текст Короленко свидетельствует о противоположном».
Подобных заключений, выносимых после сопоставления и анализа текстов, много в рассматриваемой работе, но много и того, что книги Солженицына не касается, однако не менее интересно. Это рассуждения автора и привлеченные им для раскрытия темы обширные сведения из сотни литературных источников, представленных с примечаниями. Именной указатель содержит около двухсот фамилий. С одной стороны, это характеризует работу как серьезный научный труд – недаром она представлена в серии «Современная западная русистика» и в рамках «Академического проекта» издана в России. С другой стороны, две сотни действующих в книге лиц составили живой и пестрый разноголосый хор, где Александр III скажет еврейской депутации, что погромы – дело рук революционеров, а те в ответ обвинят Александра III, где по данной теме выскажутся Гоголь и Достоевский, а знаменитый психиатр Чезаре Ломброзо даст по книгам этих авторов профессиональное клиническое заключение о признаках их нездоровья, где известная авантюристка Блаватская что-то вякнет о тайнах «юдаизма», а философ Владимир Соловьев выступит с декларацией против «систематических и постоянно возрастающих нападений и оскорблений, которым подвергается еврейство в русской печати», писатель Николай Лесков обнародует ужасную правду о судьбе евреев в России, а антисемит Розанов после всей неимоверной клеветы все же признается, что он «злого глаза, смотрящего украдкой или тайно за спиною русского, у еврея не видал»…
В «Заключении» Генриэтта Мондри ни словом не упомянула ни книгу, по следам которой шла, ни ее автора. Как я понял, демонстративно. Там только мораль и поэтическая легенда о праведниках, услышанная Н. Рубакиным сто лет назад от старого еврея и пересказанная им в давней статье о Глебе Успенском.
Я же о Солженицыне напоследок еще пару слов выскажу. Недавно, представляя его интервью в газете «Московские новости», ее главный редактор Виталий Третьяков предварил публикацию уведомлением, что «патриарх русской литературы и общественной мысли» не часто дает интервью. Тем не менее Третьяков направил ему вопросы и через неделю получил ответы. Уважил, значит, Александр Исаевич Виталия Товиевича. Странно? Нет, не прошло и двух недель, как стало ясно, что это интервью было организовано человеком из команды, готовившей президенту России его Послание Федеральному собранию. Очевидно, было решено привлечь Солженицына для идейной поддержки. Сказано – сделано, и накануне выступления президента редактор газеты и Нобелевский лауреат согласованно озвучили то, что было предписано, и в ответ на это Александр Исаевич услышал в Послании президента комплимент в свой адрес. Похоже, опять в стране порядок: народ и партия едины.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
