Сталин — наша слава боевая,
Сталин — нашей юности полет.
С песнями, борясь и побеждая,
Наш народ за Сталиным идет.
А. Сурков. Песня о Сталине
С Ильей Нейманом я учился вместе с шестого класса. Ну, в шестом классе мы еще были несмышленышами, но уже где-то к девятому классу, то есть к семнадцати годам, стали замечать известное несоответствие между тем, что утверждалось на официальном уровне, и тем, что мы видели в окружавшей нас действительности. И вот тут Илюша проявил всю силу своей наблюдательности. Вроде бы он читал те же газеты и слушал то же радио, но видел и слышал такие вещи, которые, например, проходили мимо меня, никак не привлекая внимания. Одно такое открытие возымело большие последствия.
Однажды в московской областной газете, в заметке от 16 сентября, Илья прочел, что колхозы области успешно завершили уборку яровых на шесть дней раньше, чем в прошлом году.
Ну и что? Кто бы вообще обратил внимание на такую заметку? Завершили и ладно. А вот Илюша пошел в читальню, отыскал газету за прошлый год и узнал, что колхозы области в том году тоже успешно завершили уборку яровых на шесть дней раньше, чем в предыдущем году. Как, опять на шесть дней раньше? Хм, значит в прошлом году они собрали урожай яровых 22 сентября, а в позапрошлом 28. Поздновато.
Тогда Илюша взял подшивку газеты за несколько лет, почитал, сделал выписки. И выяснил, что каждый год уборка яровых заканчивалась на шесть дней раньше прошлого года. Таким образом, десять лет назад уборка яровых должна была закончиться на шестьдесят дней позже 16 сентября, то есть в середине ноября. Но в середине ноября в наших широтах температура ниже нуля и на полях зачастую уже лежит снег. И потом — если уборка урожая закончилась в ноябре, почему газета сообщает об этом в сентябре? Странно получается…
О своем недоумении он рассказал мне, когда мы готовили обед у него дома. В ту пору после школы я шел к нему, и мы вместе готовили еду для себя и Томки, шестилетней Илюшиной сестры. Их мама, Софья Марковна, уходили на работу рано утром, оставляя нам сваренной с вечера картошки в мундирах и еще чего-нибудь — размороженной трески или отварных потрохов. Мы чистили картошку, грели ее на сковородке с постным маслом, на другой сковородке разогревали потроха; затем, когда еда была готова, забирали Томку от соседки по квартире Эльвиры Сигизмундовны, молчаливой старухи с костылем, и не спеша обедали втроем. На десерт нам полагалось по чашке киселя из порошка, а Томке стакан молока — она ведь ребенок. (Как я сообразил, Томка была Илюше сестрой наполовину: его отец, как и мой, погиб на фронте в сорок втором году, а мать позже вышла замуж за инвалида Брузакова, который очень болел и вскоре умер. Но дочку родить они успели).
И вот в один из таких дней, за обедом, Илья поведал мне о своем открытии. Вернее сказать, наблюдении.
Помню, я беззаботно рассмеялся:
– Ну, совсем запутались… И ведь никто не заметил!
Илья не склонен был веселиться по этому поводу:
– Что значит «никто»? Я заметил. Значит, и другие могут заметить. А это подрывает авторитет печати.
«Пожалуй, он прав», — подумал я и спросил:
– А что же теперь можно сделать? Задним числом?
– Задним числом нельзя, ты прав. Но нужно хотя бы предупредить редакцию, чтобы не повторяли каждый год эту фразу — «на шесть дней раньше». Это же глупость получается.
После еды мы, как всегда, принялись за уроки. В половине шестого я ушел домой: к этому часу моя мама возвращалась с работы. А Илья, как я потом узнал, написал письмо в редакцию и отправил его на следующий день.
Продолжение истории с письмом наступило примерно через две недели. У нас был, помню как сейчас, урок литературы, когда дверь в класс распахнулась и вошел директор школы Михал Михалыч по прозванию Пихал Пихалыч и с ним секретарь комсомольской организации Валька Мохов. Директор выглядел взволнованным и растерянным. Он извинился за вторжение и попросил пройти к нему в кабинет ученика Илью Неймана.
Класс замер. Надо вспомнить (или понять — тем, кто в то время еще не родился) в какой атмосфере мы тогда жили, в ту памятную зиму 1952–1953 года. Повсюду были враги. И не только капиталистическое окружение, которое, понятно, всячески стремилось уничтожить нас, но и внутри, в нашей повседневной жизни. Газеты то и дело разоблачали тайные замыслы идеологических диверсантов, которые стремились подорвать нашу биологическую науку, или театральную критику, или философию марксизма-ленинизма. Эти изверги человечества насаждали формализм в музыке и поэзии, антипатриотизм и космополитизм. А в последнее время была раскрыта вредительская деятельность группы врачей, которые пытались умертвить посредством неправильного лечения руководителей партии и правительства — убийцы в белых халатах, как называли их газеты.
Верили ли этим сообщениям мы, 17-летние школьники? Интересный вопрос, на который я пытаюсь ответить сам себе много лет. В общем, и да, и нет. Нет, потому что к тому времени мы уже начали замечать, как я уже сказал, несоответствие газетных сообщений жизненным реалиям. Но и да, верили, потому что это внушали нам со всех сторон. Была тут и еще одна составляющая, о которой особенно неприятно говорить. Почти у всех этих врагов — и космополитов-критиков, и у врачей-отравителей — были еврейские фамилии. А кто прятался за псевдонимом, тому припоминали в скобках его настоящее прозвание. И это, скажу прямо, некоторых привлекало. «От них только и жди, они на все способны», — говорил Валька Мохов, наш комсомольский вождь. Мне такие разговоры не нравились. Я рассуждал так: допустим, некоторые театральные критики, действительно, что-то неправильно писали, или какие-то евреи-врачи неправильно лечили. Но разве можно на этом основании всех, кто этой национальности, включая Илью Неймана, считать врагами? Это же несправедливо, это не соответствует ленинско-сталинскому учению о двух нациях в каждой нации — буржуазной и пролетарской. Если рассуждать так, то с меня, русского, можно спрашивать, например, за какого-нибудь Колчака или Деникина. А предатель Власов… Нет, это неправильно!
Однажды я сказал все это Вальке Мохову. Он взглянул на меня сверху вниз (хотя я выше ростом) и процедил:
– А чего это ты, Смирнов, за них заступаешься? Тебе что — больше всех надо? Тебя самого не мешало бы проверить, кто ты есть…
Продолжение следует
Владимир МАТЛИН
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
