СИЗИФОВ ТРУД СИОНИЗМА («Ваигаш»)

Узнав, что Йосеф жив, братья немедленно известили об этом Йакова: «И ожил дух Йакова, отца их. «И сказал Израиль: довольно! еще Йосеф, сын мой, жив; пойду и увижу его, прежде чем умру. И отправился Израиль со всем, что у него, и пришел в Бэйр-Шеву, и принес жертвы Богу отца своего Ицхака. И говорил Бог Израилю в видениях ночных, и сказал: Йаков! Йаков! И он сказал: вот я. И Он сказал: Я Бог, Бог отца твоего; не бойся сойти в Египет, ибо народом великим Я сделаю тебя там. Я сойду с тобою в Египет, Я и выведу тебя обратно». (45.28-46.7)
На первый взгляд это ночное видение представляется чем-то избыточным. Может быть Йаков и боится, но поступил он так как задумал для него Всевышний, и его решение уже позади. Для чего же Бог ему явился? Только затем, чтобы человек напрасно не волновался?
Допустим. Но почему бы тогда было не поведать в ночном видении, что Йосеф жив, а не растерзан зверем? Почему в свое время небеса не поспешили успокоить Йакова и уведомить его о случившемся? А тут вдруг такая предупредительность — «не бойся».
Что же это было за видение? Какой смысл оно несло, чему соответствовало? Может быть, тому, что со временем выделилось в понятие религии?

В самом деле, если не это самое пророчество, то множество других подобных ему, на протяжении веков воспринимались еврейским народом как обещание Всевышнего вернуть потомков Авраама, Ицхака и Йакова в Эрец Исраэль после рассеяния. Иудаизм как религия держится на вере в то, что земля Израиля обетована именно евреям, и что еврейский народ соберется когда-нибудь на земле отцов. Такова основа иудейской религии: она в той же мере привязана к определенному народу, как и к определенной земле.
Но кроме того, полученное Йаковом в ночном видении откровение раскрывает также и смысл религии как таковой, религии, как духовной поддержки. Религия дает человеку, избравшему благо, возможность его реализовывать. Религия дает человеку общие силы выстоять в тяжелейших условиях.
Йаков принял решение спуститься в Египет к Йосефу, но при этом он страшился глубинным страхом — страхом пойти против плана Всевышнего. Вот семья вернулась в Обетованную Землю, и снова покидать ее? Покидать даже не пустив корни? Страшно, слишком страшно. Это решение было тяжело для Йакова, и он получил видение, укрепившее его.
Человек может найти в себе силы пережить разлуку с возлюбленным сыном, но экзистенциальное сомнение, сомнение – на верном ли он пути – пережить гораздо труднее. Без этой веры все не в радость.
Религия требует иногда от человека поистине нечеловеческой самоотверженности, но при этом она же дает ему нечеловеческие силы для того, чтобы самоотверженно поступать. Эти силы черпаются в сознании исполнения миссии, в сознании верности пути, предначертанного самим Всевышним, наконец, в Его непосредственной и зримой поддержке.
В этой связи уместно привести историю о том, как равви Акива во времена гонений за веру открыто собирал учеников и учил с ними Тору. Когда его спросили, как он не боится этого делать, равви Акива рассказал притчу: Как-то проходя по берегу лис увидел рыб мечущихся в воде из-за страха попасться в сети. — Так прыгайте на землю – посоветовал лис. На это рыбы ответили: если мы страшимся в том месте, где нам предопределено быть, то там, где мы обречены на смерть нам будет страшней в сто раз. «Так же и мы – заключил равви Акива – сидим здесь и занимаемся Торой, как сказано: Ибо она жизнь твоя и продление дней – и страшимся. Но если оставим ее, станем бояться в сто раз больше» (Брахот 61)
Этот «стократный страх» человечество в полной мере испытало в эпоху модерна. Вот что пишет в этой связи атеистический экзистенциалист Сартр: «Экзистенциализм противостоит той распространенной светской морали, которая желает избавиться от Бога с минимальными издержками. Когда около 1880 года некоторые французские профессора пытались выработать светскую мораль, они заявляли примерно следующее: «Бог – бесполезная и дорогостоящая гипотеза, и мы ее отбрасываем. Однако для того, чтобы существовала мораль, общество, мир культуры, необходимо, чтобы некоторые ценности принимались всерьез и считались существующими а priori. Необходимость быть честным, не лгать, не бить жену, иметь детей и т.д. и т.п. должна признаваться априорно. Следовательно, нужно еще немного поработать, чтобы показать, что ценности все же существуют как скрижали в умопостигаемом мире, даже если Бога нет. Иначе говоря, ничего не меняется, если Бога нет. И это умонастроение всего того, что во Франции называется радикализмом. Мы сохраним те же нормы честности, прогресса, гуманности; только Бог превратится в устаревшую гипотезу, которая сама собой отомрет. Экзистенциалисты, напротив, обеспокоены отсутствием Бога, так как вместе с Богом исчезает всякая возможность найти какие-либо ценности в умопостигаемом мире. Не может быть никакого блага а priori, так как нет бесконечного и совершенного разума, который бы его мыслил. И нигде не записано, что благо существует, что нужно быть честным, что нельзя лгать; и это именно потому, что мы находимся на равнине, и на этой равнине живут одни только люди».
Итак, атеистический экзистенциализм ни в коей мере не тождественен атеизму. Напротив, это крайне заостренная религиозная позиция «заброшенности» и удаленности от Бога, по поводу которой рав Кук говорил, что она соответствует не ереси («кфира»), а духовной зрелости («итгабрут шел аэмуна»).
Но такова же была позиция Йакова, спускающего в Египет в смятенных чувствах и полного сомнений.
Иными словами, экзистенциальная позиция — это позиция Йакова до полученного им ночного видения. Но видение это — желанно, и в конечном счете необходимо.
Почетно выполнить миссию без Божественной поддержки и не рассчитывая на нее. Но миссия просто перестает быть миссией, если полностью утрачивается ее связь с Создателем мира, в плане которого каждому из нас отведена определенная роль.
Бог знает наши силы, и Бог дал нам религию. И разумному человеку не следует ею пренебрегать. Может прийти минута, когда без Божественного призыва «не бойся» он не устоит, и падение его будет слишком сокрушительным, чтобы после него встать.
Камю искал духовные силы в мифе о Сизифе, который был осужден не только бесконечно закатывать на гору камень, но и каждый раз спускаться за ним с горы. Согласно Камю, минуты отдохновения, когда Сизиф спускается вниз, возвращают ему его человеческое достоинство.
Я не думаю, что это полноценный ресурс для восстановления духовных сил. На одну-две ходки, возможно, их и хватит, но на всю вечность — едва ли.
И уж безусловно ясно одно: без Божественного вдохновения евреи никогда бы не стали раз за разом «закатывать» себя в Эрец Исраэль, после того как их в очередной раз оттуда выкидывали.
Светский сионизм заслуживает восхищения, но исторически – это одноразовое явление. В конечном счете существование государства Израиль может быть обеспечено лишь еврейской религией.
Страхи интеллектуалов, что недавняя победа национально-религиозного лагеря превратит Израиль в «Иран», надуманны и притворны.
Демократия – это прекрасно, жить без демократии душно и даже невыносимо. Каждый человек имеет право на свои убеждения и на свой образ жизни, но государство еврейского народа, лишенное еврейской основы осуждено на гибель. Именно государство «всех граждан» — безвольное и бесплодное — осуждено превратится в «Иран», осуждено быть поглощенным исласким морем.
Установленный Бен-Гурионом и равом Карелицем «статус кво», позволяющий гражданам вести себя как им вздумается в частной жизни, но в жизни общественной обязывающий их считаться с требованиями галахи – залог нашей национальной жизнестойкости.
Демократия — это прекрасно. В значительной мере именно желание еврейского народа быть «свободным народом в своей земле, в земли Сиона» привело к созданию государства Израиль. Но, во-первых, все же не только (светской алие предшествовала алия религиозная), а во-вторых, продолжать существовать это государство может лишь опираясь на слова Бога живого сказанные Израилю — патриарху: «Я сойду с тобою в Египет, Я и выведу тебя обратно».