Окончание. Начало в №1054
Убитому горем Боре попался по дороге его «любимый» мастер Славский, который с присущим ему бесцеремонным энтузиазмом стал расспрашивать беднягу о причине такой депрессии. Узнав подробности, Николай Захарович воспылал благородным гневом:
– Да как они смеют, эти тупорылые чинуши, не построившие в своей жизни уборную на два очка, забивать клинья лучшему строителю области?! Да я их!.. да я им!.. Я доберусь до обкома партии, а если понадобиться — и до ЦК, но справедливости добьюсь. Пусть попробуют пренебречь жалобой ветерана партии с 1928 года!
«Азохн вэй… — с грустной иронией подумал Боря. — Сейчас вся эта хунта испугается старого «ветеринара» и немедленно решит вопрос».
…Вугман иронизировал совершенно напрасно. Старый партиец оказался не столь наивным. Он не стал устраивать истерик в органах, а направил свои стопы к заведующему промышленным отделом обкома Виктору Трофимовичу Лещуку. Для кого Виктор Трофимович, а для Славского — Витя, который под его началом сразу после войны начинал свою партийную карьеру. Неизвестно чем убедил старый коммунист относительно молодого партийного бюрократа, но уже на следующий день из горсовета разыскивали Вугмана для оформления документов на ближайший исполком. Повергнутого в транс Борю нашли на рыбалке, где тот отводил душу под уху из свежевыловленной щуки.
Больше вопрос об увольнении Николая Лазаревича не поднимался.
Тяжелый удар по фанатическим убеждениям «комсомольца двадцатых годов» нанес эпизод, случившийся на закате активной общественной жизни неугомонного правдолюба. К тому времени товарищ Славский был удостоен звания «Ветеран партии» и нагрудного знака, свидетельствующего об этом — то есть дядя Коля оттарабанил в партийном монолите целых полстолетия!
Надо отметить, Николай Захарович не приветствовал протекционизм и редко пользовался блатными возможностями своего положения. Дети его выучились и работали без особой поддержки заслуженного папы. Но вот со старшим внуком произошла история, которая заставила Славского поступиться принципами. Юноша хорошо окончил школу, чуть-чуть не дотянув до медали. Его мечтой было поступить в мединститут. Имея основательный бэкграунд знаний, Рома наивно рассчитывал победить в честном соперничестве. Молодого человека «зарубили» на третьем экзамене. Дед Коля был потрясен. Всю жизнь он был уверен, что проблема пятой графы его не касается.
Целый год Рома грыз гранит науки, а ближе к вступительным экзаменам ветеран партии Славский записался на прием к первому секретарю обкома партии. Там он изложил свою обиду и получил клятвенное заверение партийного босса, что никто не посмеет обидеть внука заслуженного человека и экзамен пройдет достойно и честно. Так и вышло: экзаменаторы не посмели завалить абитуриента, и тот благополучно сдал экзамены. Для поступления ему не хватило одного, но именно проходного балла. Но уж этого, пардон, главный секретарь и не обещал…
Ромка оказался упорным парнем. Сразу же после второй неудачи он загремел в армию. Через два года упрямец снова направился в мединститут и на этот раз поступил на нулевой, подготовительный курс и еще через год он стал студентом первого курса вожделенного института. Впрочем, его студенчество длилось недолго: на третьем курсе вектор жизни семьи сильно изменился, Рома бросил институт, к которому стремился шесть лет, и выехал в Америку. Заметим, дед до этих пертурбаций не дожил…
…Сразу после окончательного ухода на пенсию Николай Захарович сник. Он лишился главного источника своих жизненных сил — общения с людьми и трибуны для своих неизменно пламенных речей. Детям не передалась убежденность отца; жена — мудрая женщина, единственный в семье покорный слушатель сентенций мужа, вскоре ушла в мир иной. Прораб Боря изредка захаживал к старику с гостинцами в наступившее голодноватое время, но с каждым месяцем визиты становились все более редкими — хватало своих забот.
Супругу Полину Моисеевну похоронили на главном интернациональном кладбище города. Там же зарезервировали место и для мужа. Однажды Боря Вугман, попавший на это кладбище по какой-то печальной оказии, решил подойти поклониться к могилке Полины Славской, а заодно увидеть памятник, который (он знал об этом) уже установлен там. Каково же было его огорчение и досада, когда на полированном гранитном обелиске он увидел торжественный профиль Николая Захаровича с надписью под ним:
Он был одним из первых,
кто утверждал
Советскую власть
и защитил ее в суровую годину.
Спи спокойно,
верный сын Отечества.
Память о тебе
останется в сердцах
благодарных потомков.
На следующий день Боря позвонил зятю Славского:
– Юра, как же так получилось? Как ты мог не известить меня о кончине Николая Захаровича? Я ведь себе никогда не прощу, что не проводил его в последний путь!
– Боря, Б-г с тобой! С чего это ты взял, что тесть умер? Он, слава Б-гу, жив, хотя далеко не здоров.
– Жив? А что же тогда на кладбище обелиск на его могиле?
– Вот тут ты, Боренька, и промахнулся: обелиск есть, а могилы нет. Это наш папа, не очень доверяя вкусам потомков, сам спроектировал свой памятник и дал текст эпитафии. Так что не волнуйся — свой долг рано или поздно ты все равно выполнишь…
В тот же вечер прораб Боря долго сидел у кровати уже два месяца не поднимавшегося в недавнем прошлом могучего человека. По настоянию отца дочь принесла графинчик с водкой и Боря под одобрительным взглядом старика выпил «за себя и за того парня». Расчувствовавшийся Славский доверительно сказал Вугману:
– Всю жизнь я боролся за правое дело, а оно, это дело, гикнулось и провалилось в тартарары. Сейчас, когда мой земной путь завершается, я понимаю: единственное стоящее, что я создал на земле, — это мои дети и внуки. Именно им я многое недодал…
Над скромной могилкой на городском погосте остался обелиск из черного лабрадора с горделивым профилем комиссара и героической автоэпитафией:
Он был одним из первых…
…Блажен верующий…
Алексей ЯБЛОК
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
