Диалектику человеческой природы составляют две всегда нам сопутствующие противоположные тенденции: интеграционная и дезинтеграционная. На первичном уровне, когда на жизненном пути встречаются два одиноких человека, интеграционная тенденция может их привести к счастливому брачному союзу, но если потом вдруг выяснится, что стороны, как говорится, не сошлись характерами, вступает в действие дезинтеграционная тенденция, приводящая к бракоразводному процессу. Обе тенденции вполне объяснимы и логически обоснованы стремлением к лучшей жизни.
На более высоких уровнях – государственном и межгосударственном – при спокойном эволюционном развитии или при усложнении исторического процесса войнами и революциями, всё равно мы видим в истории эти две тенденции в единстве и борьбе, и то одна из них побеждает, то другая, то достигается объединение стран и народов, их как бы брачный союз, то трещит этот союз по швам и происходит развод. Так росли в веках империи, а затем распадались, и ничего тут не поделаешь – таков закон диалектики человеческой природы.
Вот и наш достопамятный СССР распался. Не из-за горбачевской «перестройки», не из-за ГКЧП и не по воле участников встречи в Беловежской пуще, а просто потому, что интеграционная тенденция изжила себя, и в сознании массы людей она уступила место дезинтеграционной. Хорошо еще, что республики относительно мирно разошлись, не передравшись.
А могут ли они снова сойтись, как иногда бывает с разведенными супругами? Не думаю, что это возможно. Какие бы усилия ни прилагала путинская метрополия к реставрации интеграционного проекта, ничего из этого не получится, и если уж не вышло Союзного государства России с Беларусью (хотя его аппарат во главе с незабвенным Пал Палычем Бородиным все еще занимает особняк в центре Минска), то тем более проблематично будет у России с Украиной. Ну, Янукович с Азаровым могут отдать России даже насовсем Севастополь, могут уступить Путину украинский «Нафтогаз» и газотранспортную систему, присоединить к российским украинские промышленные отрасли авиастроения, атомную энергетику и всё прочее, что Путина может заинтересовать, – но народ украинский к российскому им присоединить никогда не удастся. Украинцы – не русские, они совсем другой народ и хотят жить отдельно.
Мне было 13 лет, когда я это понял. В 1941-м товарняк с беженцами из Белоруссии, женщинами и детьми (в основном еврейскими), остановили на станции Анна Воронежской области, и нас распределили по окрестным колхозам с заданием помочь поскорее, до подхода немцев, собрать хороший в тот год урожай пшеницы. Колхоз «Красный пахарь» Садовского района был почти целиком украинским, лишь несколько русских семей были в деревне, и разница между бытом этих людей была разительной. Бедны и примитивны были все, убоги даже по сравнению с белорусской деревней, но если русские семьи жили там в немыслимо грязных и неухоженных развалюхах, то украинские – все-таки в беленых мазанках с плетнями, а внутри, хоть пол и земляной, но печь чиста и выбелена хозяйкой. Не стану рассказывать об их взаимоотношениях и других тамошних впечатлениях, поскольку и одного вида жилища достаточно для суждения о проживающих в нем людях. И хоть веками живут два народа рядом, отличия в образе их жизни не исчезают.
Еще припоминаю армейскую жизнь. Далеко на Севере. Среди офицеров было много украинцев. И как сойдутся лицом к лицу, сразу переходят на украiньску мову, и радостью уже светятся при этом их лица. А как выпьем в застолье, так сразу песню затянут. Не «Шумел камыш», а про то, например, как «попiд горою яром-долиною козаки йдуть» или «ви на мене, Кармелюка, всю надiю майте». То есть народными у них стали песни повстанческие, сопротивленческие. В этом тоже их отличие от русских, у которых подобных песен нет, и от веков монголо-татарского ига в фольклоре осталась только поговорка про незваного гостя (который «хуже татарина»).
Отмечу при этом, что все те советские офицеры были не с Западной Украины, а именно с Восточной, которая теперь считается пророссийской. С Западной тогда были у нас только солдаты. Итак, исходя из очевидных национальных черт, я уверен, что познавшая свободу Украина никогда не согласится на возвращение в Союз, как бы ни тянули ее туда русские «братья» и свои «зрадники».
На наших глазах может потерпеть крушение еще один Союз – Европейский. Чем-то он на СССР похож. Провозглашенный в 1993 году и объединявший тогда в интеграционном процессе 12 государств, он теперь объединяет уже 27 государств. И еще с двумя-тремя кандидатами ведутся переговоры, то есть расширился он невероятно и включает в себя столь разные по менталитету народы, что их симбиоз в единой системе ценностей вряд ли осуществим. Если представить эти 27 государств в виде ряда носильщиков одного длинного бревна, то можно предположить, что не все они воспринимают ношу с одинаковым трудовым энтузиазмом – одни с готовностью подставили свои мощные плечи, другие слегка подставили руки, кто-то за бревно только держится, а то и висит на нем.
Немцы, например, с их высокоразвитой этикой труда умеют и любят работать, у них мощная промышленность, высокая производительность труда и эффективная экономика. Грекам же больше по душе танцевать сиртаки (музыка коммуниста Микиса Теодоракиса), левые правительства преуспели в отвращении их от труда, промышленность не развита. Грекам привычней кормиться за счет показа Парфенона иностранным туристам, да при этом еще и выходить на пенсию в 53 года, почти не теряя в деньгах. Отсюда огромный дефицит бюджета, неуправляемый государственный долг, почти уже дефолт, банкротство…
Не скажу, что идея создания Евросоюза была изначально порочной, но получилось так, что энтузиасты интеграции, ослепленные светлыми ожиданиями от объединения Европы, не заметили, так сказать, подводные камни, о которые их ковчег может разбиться. Прежде всего для объединения стран и введения общей для всех валюты у них должна быть, по крайней мере, сопоставимая производительность труда (которая, по Ленину, есть «самое главное для победы нового общественного строя»). А раз она несопоставима, то, увы, опять по Ленину, «прежде, чем объединяться, надо решительно размежеваться».
Теперь уж о размежевании с Грецией или с исключением ее из зоны общей валюты говорить поздно, придется Евросоюзу подкармливать ее сотней или сотнями миллиардов, отрываемых от своих работяг, что неизбежно создаст новые проблемы, тем более, что подкормка вряд ли даст в ближайшем будущем желаемый эффект, а еще ведь вслед за Грецией к корыту потянутся другие PIGS.
Это обидное прозвище, переводимое с английского как «свиньи» и образованное как аббревиатура из начальных букв названий четырех государств с относительно слабой экономикой – Portugal, Italy, Greece, Spain – получило хождение в отнюдь уже не дружном Евросоюзе.
Германия – локомотив Евросоюза, почетное звание, лестное, но и тяжкая ноша. Когда в 1990 году она вобрала в себя ГДР, то едва справилась с этим социалистическим «подарком», но там все-таки были немцы, испорченные за сорок лет коммунистами, но все же свои. А уж греки и все прочие PIGS – зачем они немцам? Или британцам, давно ощутившим опасность слишком тесной интеграции, почему и не принявших общеевропейскую валюту. Поэтому возьму на себя смелость предсказать дезинтеграцию Евросоюза. Когда? Возможно, «при жизни нынешнего поколения», как вещал когда-то Хрущев, обещая коммунизм. Добавлю к сказанному еще и то, что в компанию спасителей Греции оказался втянутым Международный валютный фонд. Значит, американские налогоплательщики это почувствуют, как почувствовала это уже и наша фондовая биржа.
Вообще, возвращаясь к вышеназванным двум тенденциям в диалектике человеческой природы, находящимся в единстве и борьбе противоположностей, надо заметить, что первая – интеграционная – почти всегда подхватывается политиками левой, социалистической ориентации. Перехлёст в этом направлении неизбежно ведет к последующему откату. Тогда дезинтеграционная тенденция, исходящая обычно от более консервативных и независимых кругов общества и обращающая людей к индивидуальной ответственности за свое будущее, представляется более рациональной, а иногда и спасительной.
В этом аспекте коснусь закона против нелегальной иммиграции, принятого недавно законодателями штата Аризона и подписанного губернатором штата Джэн Брюэр. Этот штат граничит с Мексикой и давно требовал от федеральных властей укрепления границы, поскольку испытывает большие трудности из-за неконтролируемого наплыва нелегалов, пользующихся незаслуженным благом бесплатного лечения в госпиталях и запрудивших своими детьми местные школы, к тому же в значительной степени криминализированных. Всё это легло непосильным бременем на налогоплательщиков. Поскольку федеральное правительство не предпринимает должных мер по защите границы, власти штата при поддержке абсолютного большинства сограждан и в полном соответствии с конституционным правом приняли закон по ограничению нелегальной, то есть противозаконной, криминальной иммиграции.
Казалось бы, кто может быть против этой законной и естественной меры самозащиты? Увы, сам президент США! Он заявил, что закон штата Аризона «нарушает принцип справедливости, которым Америка так гордится», и поручил Министерству юстиции проверить его «на предмет противоречия с основными свободами граждан». Непонятно, причем тут свобода граждан, если аризонский закон касается не граждан США, а иностранцев, присвоивших себе свободу нелегально перебираться в чужую страну через государственную границу, пренебрегая установленными для этого законами и процедурами.
Естественно, что против указанного закона выступают сами нелегалы и родственные им мексиканские общины. А вот кампания леваков, развернувших борьбу за права нелегалов в ущерб правам граждан своей страны, противоестественна, как и активность федеральных властей, пытающихся вторгнуться в прерогативу штатов в рамках их суверенности. Если здесь по примеру России начнут строить вертикаль власти, боюсь, это оживит тенденцию дезинтеграции. Таков закон диалектики.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
