«В редакцию газеты «Известия»
Позвольте через вашу газету выразить мое глубокое отвращение ко всем учреждениям и трудовым коллективам, а также отдельным товарищам, включая передовиков производства, художников слова, мастеров сцены, Героев Социалистического труда, академиков, лауреатов и депутатов, которые уже приняли или еще примут участие в травле лучшего человека нашей страны — Андрея Дмитриевича Сахарова.
Владимир Войнович.
28 января 1980 г. Москва.»
Возможно, некоторые словосочетания из этого эпиграфа прозвучат анахронизмом в начале XXI века, но суть не изменилась. Нет больше Андрея Дмитриевича, но он так и остался лучшим человеком России. А Владимир Войнович и сегодня такой же бескомпромиссный, как и в те годы, когда он писал открытые письма в редакции, сильным мира ТОГО, создавал сжатые и жалившие сатиры и повести. Его травили, изгоняли из страны, в которую через много лет пригласили обратно. А он все тот же, неистовый и непокоренный, хоть и мэтр теперь, признанный и прославленный.
В конце февраля аплодисментами мы встречали Владимира Войновича в гостеприимном зале Еврейского центра Бенсонхерста. И, наверное, самыми трогательными во время этого вечера были заключительные минуты, когда возле столика писателя, раздающего автографы, выстроилась очередь, как в старые добрые времена. Разница между обычной суетой получения автографа — для коллекции или тщеславия — заключалась в книгах. Да, разумеется, все они принадлежали перу Владимира Войновича.
Но только немногие могли похвастаться блеском глянцевой обложки или запахом типографской краски. Это были книги, изданные в далекие доперестроечные годы, читанные-перечитанные, привезенные в Америку в качестве бесценной реликвии. Вспомните, дорогие читатели, особенно те, кто прошел огонь, воду и медные трубы советской таможни, как пробирались вместе с вами в благословенную Америку ваши любимые книги. Когда я сказала писателю, что мы всегда помним доисторическое животное из десяти букв — бронтозавр, он тепло улыбнулся. Это действительно радостно, когда цитируют твой рассказ, написанный в далеком 1967 году.
А я продолжаю вспоминать. Рассказ «В кругу друзей», в котором фигурировал бронтозавр, был написан, но не напечатан. Когда-то он передавался по «Голосу Америки» или по «радио Свобода» и был настолько емким и захватывающим, что запоминался буквально с первого раза. И этот рассказ-фантасмагория о Сталине и его «царских» развлечениях казался документальной повестью. Так представлял этот рассказ автор: «Не очень достоверный рассказ об одной исторической вечеринке». Те, кто до сих пор пользуются строчками из Ильфа и Петрова как паролем, поймут, что наш словарь того времени значительно расширился. Лакмусовой бумажкой для определения «свой-чужой» стали цитаты из Войновича. Я рассказывала «В кругу друзей» самым разным людям, а после этого уже было ясно, можно ли им давать почитать, к примеру, «Хронику текущих событий». Такое было время.
«Иванькиада, или рассказ о вселении писателя Войновича в новую квартиру», написанный в 1973 — 75 годах был еще одним нашим бестселлером. Повесть о том, как никчемный писатель с золотым унитазом травил и выживал Войновича из родного угла, была таким мощным памфлетом на окружающую жизнь, таким восхищением и содержанием, и мастерством, и бесстрашием, что плечи расправлялись у многих. Недаром самиздатовские томики Войновича с таким остервенением выбрасывались из диссидентских библиотек во время обысков.
О «Жизни и необычайных приключениях солдата Ивана Чонкина» написаны целые тома исследований. А мне довелось послушать в авторском исполнении отрывки из романа «Москва 2042» — незадолго до отъезда из Советского Союза. Это было в московском Доме кино. Зал переполнен, прибыл американский посол, густая смесь русской и английской речи. Знаю, что скоро уезжать, особенно приглядываюсь ко всему вокруг. Как то будет там, в далекой Америке. Вроде с английским все в порядке, читать и писать могу, а когда говорят вокруг — словно птичий щебет. Страшно.
Потом увидела годовалого ребенка, который ползал по пыльному ковру, а рядом стояла мать-красавица и увлеченно с кем-то разговаривала (по-английски). Я, как и положено еврейской маме-наседке, подбежала, хотела помочь ребенку встать, подбирая слова. А в ответ смех — пусть делает, что хочет, он привык к свободе. Мой страх куда-то улетучился. Прозвенел третий звонок, и я, как ни в чем не бывало, отправилась слушать пророчества Войновича о будущем Москвы в 2042 году.
Теперь, чтобы свериться с оригиналом осталось всего тридцать три года.
Надеюсь, что мы с вами и с уважаемым Владимиром Войновичем активно поучаствуем в этом процессе.
Фото автора
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
