Меня замучили телефонные звонки. Звонят из всевозможных СМИ с вопросами: «Как относится русскоязычная община Лос-Анджелеса к отравлению Марины Ковалевской и ее дочери в Москве? Ваши люди расстроены? Возбуждены? Думаете ли вы, что это антисемитизм? Знакома ли Марина Ковалевская с Литвиненко, которого отравили полонием в Лондоне?»
На большинство вопросов невозможно ответить, либо потому, что я не знаю ответа, либо потому, что вопрос недостаточно корректный. Как один человек может обсуждать чувства всей общины? Какой части общины? Чувства пожилых иммигрантов, проживших большую (и худшую) часть своей жизни в Советском Союзе и приехавших в страну, которую они могли сравнивать разве только с Марсом?
Я принадлежу к русскоязычной общине, потому что с детства говорил по-русски, теперь говорю по-русски с моей женой и с большинством наших друзей. Я был причастен к основанию этой общины, потому что активно участвовал в движении за свободный выезд советских евреев. Но я вообще — американец, владеющий английским лучше, чем русским, проживший здесь почти 50 лет, имевший жену, детей и внуков, не знающих ни одного русского слова, считающий, что многое из привычного для «русских» — фактически очень странно и зачастую забавно. Я, что называется, «ни рыба, ни мясо», т. е. ни то ни другое. И я действительно не знаю, как русскоязычная община реагирует на то, что д-ра Ковалевскую в Москве отравили таллием. Это все зависит от того, чья это реакция.
Так что же я должен говорить СМИ? Должен ли я говорить, что чаще всего люди пожимают плечами в недоумении: «А чего вы ожидали? В этом нет ничего особенного. Там это дело привычное…»
Очень немногие были удивлены тем, что произошло. На языке у них вертится вопрос: «За что и почему»? Но никому это неизвестно, слухи и сплетни слушать бессмысленно, и в результате мы никогда не узнаем, что же случилось на самом деле.
Кстати, о слухах. Теории заговоров поражают своей разнообразностью. Российская община достоверно знает, что «ничего просто так не бывает».
Выбор версий богатейший:
Например, это мог быть грабеж. Она занималась контрабандой драгоценностей (или) валюты в США (или) в Россию, что было частью очень сложной аферы. Она пробовала вкладывать капитал в российский бизнес, и на нее «наехали». С ней входили в контакт политические противники Путина, и она отказалась с ними сотрудничать. Вся эта история — афера со страховками.
Сложная политическая интрига, чтобы напугать Россию — Америку — Израиль.
Не было никакого отравления (кто может поверить, что во всей Москве, где столько художников, нельзя было найти краски «берлинская лазурь», являющейся противоядием таллия, и что эту самую краску должен был привезти обычный человек из Америки — может, он еще что-то привез)?
И когда я выражаю нашим «русским» сомнение по поводу всех этих глупых версий, то ловлю на себе знакомый взгляд: «Господи, ну до чего же наивны эти американцы! Они ничего не понимают и не знают…».
В чем-то они правы. Американцы ничего не знают о криминогенной ситуации в России.
Когда я был в Москве приблизительно пятнадцать лет назад, меня пригласил друг к себе на обед. Одним из гостей был московский полковник милиции, поразивший меня великолепием своей униформы и количеством орденов и медалей. По мере того как мы потягивали холодную водочку, он доверительно сообщил мне, как он завидует американским полицейским. Я искренне удивился, и он одарил меня знакомым взглядом: «Господи, ну до чего же наивны эти американцы!»
«Разве вы не понимаете? Американский полицейский может остановить любого, и если тот оказывает сопротивление, американский полицейский может достать свое оружие и стрелять в него, правильно? А здесь мы этого позволить не можем»…
Несколько недель назад группа российских милиционеров высокого ранга приехала в Калифорнию, чтобы встретиться с нашими полицейскими для обмена опытом по борьбе с «преступлениями на почве ненависти» (hate crimes), а также по организации сотрудничества с общинами, с которыми они работают. Поскольку я — член Консультативного Совета по делам русскоязычной общины при шерифе Лос-Анджелеса, меня и всех остальных членов этого Совета пригласили на встречу с российскими стражами порядка для неофициального обмена мнениями и идеями.
Я пришел на встречу подготовленным. Посмотрел на Интернете несколько сайтов и узнал, что только за один день было совершено 7 расистских нападений в российских городах: избиения, похищения, угрозы, поджоги — против китайцев, азиатов, лиц кавказской национальности, чернокожих иностранных студентов. Я рассказал российским милиционерам, что часто выступаю в иммиграционном суде как экспертный свидетель, когда беженцу надо доказать, что ему опасно возвращаться в Россию, потому что его там будут преследовать по расовым, религиозным или политическим причинам. Дела в этих судах самые разнообразные, но все, чьи дела о депортации рассматриваются в суде, ссылаются на недоверие к служителям правоохранительных органов. Большинство из них горько улыбается, если их спрашивают, сообщали ли они об инцидентах проявления к ним ненависти в милицию: «Нет, это бесполезно. Когда-то я пробовал, но служители порядка ничего не предпринимали». Или хуже: «Нет, это слишком опасно. Если я пожалуюсь, меня просто убьют, и не исключено, что именно милиционеры».
Я был потрясен, увидев, что некоторые милиционеры согласно кивали, когда я вежливо сообщил им, что у российской милиции не лучший авторитет, что люди им не доверяют и считают, что милиция связана с мафией, будучи сама своеобразной мафиозной структурой. Наши гости были удивлены, что им удалось встретиться с русскоговорящим американцем, который знал, как в России относятся к правоохранительным органам.
Я также сказал им, что для иммигрантов здесь требуются годы, чтобы изменить свое отношение и понять, что американская полиция не такая, как российская милиция, что полицейские не дискриминируют иммигрантов только потому, что они по-другому выглядят, или потому что они плохо владеют английским языком, и что если полицейский их останавливает и штрафует за переход улицы в неположенном месте или за проезд на красный свет, то нельзя избежать штрафа, положив в права десять или даже сто долларов.
Случай с Ковалевской совсем не уникальный. Я знаю о некоторых даже более трагичных. Несколько лет назад сын редактора одной из русскоязычных газет таинственно погиб, выпав из окна роскошной гостиницы. Журналистка из Лос-Анджелеса в новогоднюю ночь оказалась в больнице: ей проломили череп, позарившись на сумку с продуктами. Не буду продолжать, чтобы не расстраивать своих читателей.
Подводя итог, я выражаю свое полное согласие с мнением нашей русскоязычной общины: мы, вероятно, никогда не будем знать, что на самом деле произошло с доктором Ковалевской и ее дочерью. Только если кто-то из верхнего эшелона российской власти, под давлением международной общественности, потребует провести расследование, у нас есть небольшой шанс что-то узнать.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
