Наш гость решительно не возжелал поведать о себе более, чем о рождении в Первопрестольной в году 1982-м и проживании в оной столице мира, сиречь Третьем Риме, по сию благословенную пору. Ну и, как стало для наших авторов добрым обычаем, признался, что писать стихи начал вдруг (в 2004-м) и «пошло-поехало». А на мой с подколочкой, в духе его творчества вопрос, не настоящая ли фамилия автора Штирлиц, — ответа жду по сию весеннюю пору.
«Поехало» же у него на интонации строго иронической, со множеством аллитераций на народные прибаутки, культурные символы и проческие квазибанальности. Со строго иудейским акцентом в самоподсмеивании, но чрезвычайно российской общественной тематикой. В общем, истинный соцреализм, «что вижу — то и пою»; разве что строго в духе нашем национальном — не с восторгом энтузиазма, а с болью о лжи и примитивности в стайной жизни окружающих человеков. Что же, одна из функций еврейцев, занятых справедливостью для прочих народов — «санитар леса». Занятие полезное, хотя и не безопасное…
Шлите нам стихи на e-mail:
ayudasin@gmail.com.
Александр Фридман
ПЯТЫЕ КОЛОННЫ
По телевизору сказали
Предельно честно, не тая,
Что тут в любом колонном зале
Колонна есть и пятая.
Она как если б у болонки
Была бы пятая нога.
В газетах пятые колонки
Попутать могут берега,
Ведя в болото по Болотной
Ряды из пятых из колонн
Навстречу массе патриотной,
Что шла с Поклонной на поклон.
Смотрю, возможно, далеко я,
Однако зреет русский бунт.
Лишь не даёт пока покоя
Колонны пятой пятый пункт.
ВЕЛИКИЙ СОН
Ребёнком, глобус озирая
Ленивым взглядом слизняка,
Я все плоды земного рая
Мечтал вкусить наверняка.
Непросто жить с подобной харей
В подлунном мире при луне
В одном из пары полушарий,
Тем паче что родиться мне
В восточном выпало, а в оном
Страна огромная, и в ней
Мы все равны перед законом,
Но кто-то всё-таки ровней.
А дым отечества приятен
И даже сладок иногда,
Но оставляет много пятен.
А впрочем, это ерунда.
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам
Даёт по-прежнему нам пищу,
Да только всем ли по зубам
Такая пища? Нет ответа.
Такие, брат, у нас дела.
Тепла всё меньше, меньше света.
Один лишь пепел да зола.
Деды, сургуч подняв на знамя
И вкруг рассевшись у котла,
Не рассчитав, раздули пламя,
Страну спалившее дотла.
И человек, свидетель века,
Был предан в руки палача.
Палач, свидетель человека,
Всегда готов рубить сплеча.
Однако это всё детали,
Покрылись пеплом те года.
А мы с утра, как только встали,
Из ниоткуда в никуда
Бредём сквозь дымку, гжель и палех,
Благодаря и вопреки,
А дьявол, спрятавшись в деталях,
Сидит и ждёт нас у реки.
А там ни брода, ни моста нет,
Никто не сможет нам помочь.
Но день пройдёт, за ним настанет
Грехи скрывающая ночь.
Грядущий хам на сон грядущий
Расскажет сказку ребятне,
Прельщая с детства райской кущей,
Но обрекая жить на дне.
А сон захватит города и
Деревни, сёла, хутора,
Турбазы где-то на Валдае,
Et cetera, et cetera…
СОВЕРШЕННО ЛЕТНЕЕ
Бежать вперёд пропал азарт, но, как нас учит наша пресса, теперь движение назад — один из признаков прогресса. Как прогрессирующий рак, мы наслаждаемся картиной страны, скатившейся в овраг и там застигнутой путиной. У рака выбор небогат — плита, кастрюля и шумовка. Иначе — взгляды на закат и экстремальная зимовка. Как настоящий альпинист, я выбрал гору, что повыше, залез наверх и начал свист, но, жаль, никто меня не слышит. Я взять пытался ноту «ре», но не сумел, себе на горе. И вот я, сидя на горе, с тоскою думаю о море. А кто-то пляшет, как сатир. А кто-то утром арестован. А кто-то спрятался в сортир и там читает Rolling stone. А я за хлебом вот иду (мы все идём за ним по жизни) и у прохожих на виду терзаюсь думой об отчизне. Хотя в деревне я чужой и хата где-то возле края, переживаю всей душой, слезу скупую утирая. Не помню я, как был рождён, и остальною помню смутно, поскольку даром награждён всё забывать ежеминутно. И кажется, идут года, но остаётся всё как прежде. Всё точно так же, как тогда (ну разве только умер Брежнев). Писать бы мог я о себе, пишу, однако, о России, Кремле и прочем ФСБ, хотя меня и не просили. Довольны граждане вполне существованием в застое и говорят нередко мне, что из порожнего в пустое не нужно больше воду лить, а нужно просто быть собою, свою судьбу чтоб не делить с её безрадостной судьбою. И древнерусская тоска с древнееврейской вперемешку, напоминая вкус песка, способна вызвать лишь усмешку.
Когда дошёл я до ларька, вокруг уже стояло лето. В тени укрывшись козырька, я сочинил зачем-то это: «В архив отправлен месяц май. Вкушая летнюю свободу, одежду лишнюю снимай, ступай к реке и прыгай в воду. В воде не плавает ОМОН в своём унылом камуфляже. Как царь наш мудрый Соломон, лежи и ляжки жарь на пляже. Смотри, как девушки стройны, уже раздетые по моде. А что касается страны, пройдёт и это. Всё проходит».
ПОРТРЕТ ПУТИНСКОЙ РОССИИ
Ты куришь план Путина возле окна,
Лишь изредка перемежая бамбуком.
В окно только Красная площадь видна,
Как дедам, отцам нашим, детям и внукам
Возможным. Но улицы хочется мне
Хотя бы немножко. Что может быть проще?
Её ведь положено видеть в окне!
Но улицы нет. Только Красная площадь.
Страна над собою не чует ни нас,
Ни всех остальных и не смотрит на запад.
В квартирах у нас нефть и сжиженный газ.
На кухнях стоит восхитительный запах.
На них нас однажды съедят на обед,
Но мы не имеем на то возражений —
Мы сами виновники наших побед,
Которые хуже иных поражений.
Ты куришь план Путина возле окна —
Оно не выходит в Европу поныне.
Казалось бы, ясно, чья это вина,
Но пудра к мозгам прилипает, как иней.
Окно, если можно, прошу, занавесь.
Всё то, что снаружи, мельчает безбожно.
Пейзаж опротивел решительно весь.
Его поменять, между прочим, несложно,
Но мы сели в поезд, идущий путём
Известным, к давно обезвреженной цели.
Мы сели, не ведая сами о том,
В какую мы лужу с помоями сели.
Мы даже не знаем, а хватит ли рельс
Доехать, когда с полустанка в пустыне
Мы тронемся с места, и мой интерес
Отнюдь не сродни интересу к латыни.
Мы мчимся вперёд, если карты не врут,
Но как им не врать? Раздавая, по фене
Сказал нам кондуктор, что этот маршрут —
Прямой. Но пейзаж за окном неизменен,
Ведь поезд стоит на опасном пути,
И окон в нём нет — в нём, как прежде,
лишь доты.
Ему не уехать, а нам не уйти
В историю. Мы попадём в анекдоты.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
