Продолжение. Начало в №1083
Мое возвращение в Будапешт прошло без происшествий. Облегчение от того, что я живым добрался до места назначения, не шло ни в какое сравнение с радостью, которую я испытал, впервые за два года увидев отца. На протяжении долгого времени мы молчали, обнявшись. Я видел слезы в глазах отца.
Как оказалось, своевременное указание отца спасло мне жизнь, так как через несколько дней гетто Папы было оцеплено и судьба пребывавших в нем евреев предрешена. На следующем этапе придут поезда, чтобы увезти «избранных» в трудовые лагеря, а затем — на смерть. В конце концов поезда придут за всеми.
Эта действительность омрачала радость нашей встречи. Мы оба знали, что Будапешт был, в лучшем случае, лишь временным убежищем. Евреям Будапешта предстояло разделить ту же участь, что выпадала евреям, где бы и когда бы нацисты ни приходили к власти.
На протяжении всего времени после освобождения из тюрьмы отцу удавалось поддерживать связь с друзьями, оставшимися в живых в Прессбурге, так как все еще было возможно переправлять письма за границу. От этих друзей мы узнали, что ситуация в Прессбурге на самом деле лучше, чем в Венгрии.
К концу 1942 года число депортаций евреев Словакии сильно убавилось. Основная волна убийств и разрушений уже пронеслась над Прессбургом, и количество обысков и арестов резко сократилось. Хотя официальная политика не изменилась, похоже, это было ответной реакцией словацких властей на усилия лидеров еврейского подполья, а также на бюрократический хаос, царивший в результате потери стольких евреев, занимавших важные должности. От былого еврейского населения города осталась ничтожно малая часть. Было депортировано девяносто процентов евреев Словакии. Сохранилась только крошечная группа евреев, настолько важных для функционирования правительства либо экономки, что они все еще обладали документами, защищавшими их от депортации.
Еще было небольшое число евреев, скрывавшихся под чужими именами или укрываемых христианами. Хотя нацисты, безусловно, знали об их существовании, они не утруждались их отлавливать — во всяком случае, до поры до времени.
Зная все это, мы мучились выбором и наконец решили, что самым мудрым и безопасным будет вернуться в Прессбург. По иронии судьбы, единственным способом вернуться было тайно пересечь границу. Даже с наилучшими поддельными документами было невозможно пройти через охраняемый пограничный пункт. Это было попросту слишком опасно. С другой стороны, охрана границы сейчас еще больше усилилась, и пересечь ее в обратную сторону будет опаснее, чем когда мы бежали из Словакии.
Благодаря многим молитвам и помощи свыше отец нашел контрабандиста, согласившегося перевести нас через границу. Этот человек потребовал сумму, эквивалентную примерно 5 000 долларов за каждого. Половину нужно было заплатить авансом, а половину после перехода на другую сторону. В то время это были огромные деньги. Однако, как мне предстояло узнать, риск был еще более велик.
Перспектива быть связанными с этим контрабандистом пугала нас. У этого человека не было репутации успешного проводника беженцев. Он никогда никого не переводил через границу. Предложенный им маршрут использовался только для переправки контрабанды; никогда он не проводил этим путем людей. Более того, у нас не было даже минимальной уверенности в его честности. Он легко мог взять деньги, а затем донести на нас властям. Вдобавок поездка на поезде к границе тоже было чрезвычайно опасной. В Венгрии всякий, кто направлялся к границе, немедленно привлекал внимание властей. Даже если наши документы проверят и одобрят, за нами будут пристально следить.
Отец решил, что мне следует отправиться первым, так как был убежден, что в Венгрии никто не находится в безопасности и угроза возрастает с каждой минутой. Он обосновывал это тем, что, если меня схватят, ему, возможно, удастся освободить меня. Существовала также вероятность, что меня отпустят, так как я был очень юн и путешествовал в одиночку.
Наше расставание было особенно тяжелым. Мы столько уже познали страха и боли, и нам предстояло вновь пересечь ту же границу, которая отобрала у меня маму, братьев и сестер. И все же наше расставание было также актом веры. Если нас чему-то и научили испытания от рук наших преследователей, так это тому, что нужно положиться на Всевышнего и затем делать для своего спасения то, что мы можем.
Когда я отправлялся в путь, на сердце у меня было тяжело, а ноги были словно отлиты из свинца. Мне пришлось приложить все свои силы, чтобы снова оставить отца. Сев на поезд, я остался один. От Будапешта до границы было несколько сотен миль, и поездка заняла целый день. К моему полному удивлению, день в поезде прошел без единого происшествия.
Когда поезд останавливался на станции, всех садившихся пассажиров допрашивали и тщательно проверяли. Тех, кто выглядел как евреи, задерживали. Многих пассажиров снимали с поезда. Снимали целые семьи, включая женщин и детей. Мне было особенно невыносимо видеть, как их под охраной уводят прочь от локомотива. Когда поезд отходил от станции, я не мог оторвать глаз от этих несчастных семей — перед моим взором стояли мама и младшие дети.
За тридцать миль до границы я сошел с поезда и отправился пешком к месту встречи с контрабандистом. Я прошагал много миль за время моей жизни в Венгрии, но эти несколько миль были среди самых тяжелых. У меня буквально подгибались колени. Направляясь к границе, я чувствовал себя зайцем, который может достичь своей безопасной норки, только пробежав стремглав сквозь заросли, в которых, как он знает, в засаде поджидает лиса, чтобы сожрать его. Как и у зайца, моей единственной надеждой было оказаться проворнее и хитрее лисы.
Перевод Элины РОХКИНД
Продолжение следует
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
