Теперь построен здесь мемориал,
Чтобы потомкам правду страшную поведать.
Пусть не совсем такой, как я мечтал,
Зато здесь собираются евреи в День Победы.
Они идут сюда, чтоб вместе вспоминать
Погибших мирных граждан и солдат,
Они идут сюда, чтоб вместе помолчать.
И пепел Тростенца стучит в сердца их, как набат.
…И вот свершилось. Наконец после долгой тяжбы Ленька с матерью, вернувшиеся из эвакуации, смогли вселиться в свою довоенную квартиру. Вернее, в одну комнату в этой квартире. Проходную комнату. Во второй комнате осталась жить пожилая женщина с парализованным мужем. Ленька никогда его не видел, но зато слышал, когда он громко кашлял, стонал или звал жену. Удалось вернуть также часть сохранившейся с довоенных времен мебели: черный кожаный диван, сработанный дедом буфет, стол и большое зеркало. Остальное приобреталось заново.
Все эти житейские заботы пришлось преодолевать матери, а девятилетнего Леньку они мало беспокоили. Его не смущала необходимость таскать воду ведрами из колонки на расстояние более сотни метров, колоть дрова, топить печку и разогревать еду на примусе, разжигать который было не просто даже взрослому человеку. Все это ему приходилось делать, пока мать была на работе. Гораздо важнее для него было побыстрее завести дружбу с соседскими мальчишками. И здесь он полностью преуспел.
После нескольких потасовок, в которых он показал себя стойким и умелым бойцом, ребята признали его своим и удостоили высокой чести участвовать в коллективных драках с ребятами из соседнего района. Ленька активно участвовал также во всех уличных «мероприятиях». Но ближе всего он подружился с двумя соседскими мальчишками, которые оказались к тому же его одноклассниками.
Это были совершенно не похожие друг на друга мальчишки. Один из них, черноволосый крепыш Борька по кличке Белка был похож на упомянутого зверька. Такой же быстрый, импульсивный, веселый, склонный к неожиданным авантюрам. Он постоянно влезал сам и втягивал своих друзей в сомнительные истории.
Зато второй, Фима, был его полной противоположностью. Высокий, очень худой блондин, он отличался каким-то особым, нездоровым матово-белым цветом лица, постоянно покашливал и сильно сутулился. Фима был медлительным, как бы немного заторможенным. На вопросы отвечал не сразу, говорил мало, но всегда по делу и очень толково. В первом классе он не учился. После освобождения Минска поступил сразу во второй класс, и уже ко второму полугодию, когда Ленька после возвращения в Минск был зачислен в школу, стал лучшим учеником класса. У него были некоторые проблемы с чистописанием, но математику он знал отменно.
Вместе с Борькой и Фимой Ленька ходил в школу, играл на переменах и после занятий частенько отправлялся бродить с ними по городу, благо мать была на работе. Война уже шла к концу, но город еще не оправился от ее последствий. Центр был сильно разрушен, и Борька заводил друзей в очередные развалины в надежде обнаружить там что-нибудь интересное. И случалось, что находил какую-нибудь бытовую мелочь. Так проходили дни.
Незаметно наступила весна, и пришел долгожданный День Победы. В школе состоялся митинг. Выступивший на нем директор школы рассказал о борьбе народов Белоруссии с немецкими оккупантами, об огромных жертвах, которые они понесли в этой борьбе, и упомянул о том, что их школа как раз расположена на границе с районом, где гитлеровцы замучили тысячи советских граждан. Были и другие выступления. Много учителей, недавних участников войны, демобилизованных в связи с ранениями и контузиями, рассказывали о своем участии в жестоких боях, вспоминали погибших товарищей.
Большое впечатление произвело на Леньку выступление девочки-семиклассницы. Она рассказала о том, что полгода назад перестали приходить письма с фронта от отца. Они с матерью были в отчаянии. И вот буквально неделю назад они получили долгожданную весточку. Оказывается, отец был тяжело ранен, перенес в госпитале несколько операций, и вот теперь, когда дела пошли на поправку, смог продиктовать медицинской сестричке письмо. Девочка призвала всех, у кого нет вестей из армии от близких, не терять надежду и верить, что они обязательно найдутся.
После митинга, когда Ленька с Фимкой и Борькой возвращались домой, находясь под впечатлением от выступления девочки, Ленька рассказал, что его отец пропал без вести на фронте осенью 1941 года. И они с матерью надеются, что сейчас им удастся узнать о его судьбе. Может быть, он жив и просто не может их найти? Поэтому они и торопились вернуться в свой довоенный дом. Пытались они узнать и о судьбе деда, оставшегося в Минске. Выяснили только, что он попал в гетто. Наверно, там и погиб. Но как — неизвестно. Свидетелей нет. В живых почти никого не осталось.
Фима молча слушал его рассказ, и вдруг, как будто у него что-то прорвало, начал горячо рассказывать о том, что ему довелось пережить в военные годы. Его отец был призван в армию в первые дни войны. Из-за болезни бабушки мать с двумя сыновьями застряла в Минске. Когда евреев стали сгонять в гетто, они перебрались в дом ее родителей, который находился на территории гетто у ограды еврейского кладбища. Уже вскоре стало ясно, что необходимо иметь убежище, где можно было бы спрятаться при опасности. Возле самого дома у деда был большой подвал, где он хранил картошку и другие овощи. Подвал имел дверь наружу и ход в погреб под домом. Он снес наземную надстройку над подвалом, закрыл наружный вход досками, присыпал землей и замаскировал разным хламом, но так, чтобы при необходимости можно было бы выбраться из подвала наружу. Там он и оборудовал тайное убежище.
При погромах семья спускалась в погреб и перебиралась в подвал, унося с собой лестницу. Но больной бабушке было трудно спускаться по лестнице. Поэтому несколько раз они прятались в склепе, который находился на кладбище рядом с домом. Но в начале октября 1941 года во время крупного погрома после многочасового сидения в холодном склепе старики простудились, и бабушка вскоре умерла. А дед от горя и постоянного недоедания начал сильно сдавать.
Семья не пережила бы даже первой зимы, если бы не помощь бабушки Эльзы, матери Фимкиного отца. Она была наполовину немка и жила в своем доме по улице Клары Цеткин недалеко от Еврейского кладбища. Старший брат Фимки, двенадцатилетний Зорик, по ночам пролезал под оградой гетто и пробирался к ее дому. Оттуда он приносил различные продукты, которые помогали семье выживать в самое тяжелое время.
И все же к концу зимы дед окончательно сдал, впал в полнейшую депрессию и не хотел покидать кровать. Во время страшного погрома в марте 42-го он отказался прятаться. Мать с двумя сыновьями успели забраться в убежище, а старика полицаи выволокли на улицу, постреляв на всякий случай в погреб. Можно было предположить, что его расстреляли с другими жертвами погрома в Яме, большом овраге, расположенном на территории гетто. Там их косили из пулеметов и сваливали в кучу на дне оврага. Говорили, что среди убитых было много детей из еврейского детского дома.
И в дальнейшем Фимке с семьей пришлось пережить много погромов, но всякий раз удавалось вовремя спрятаться. Однако с каждым разом делать это было все труднее и труднее. А летом 43-го полицаи подкараулили и застрелили Зорика, старшего брата Фимы, когда он возвращался с продуктами от бабушки Эльзы. Мать поджидала его неподалеку от ограды, слышала выстрелы, но сделать ничего не могла. И она решила, что пора уходить из гетто.
Ночью они с Фимой выбрались за ограду и пробрались к бабушке Эльзе. Она их приняла и прятала у себя в погребе до освобождения города. Побег произошел очень вовремя.
Уже через несколько месяцев гетто после кровавого погрома перестало существовать. После освобождения города мать стала посылать запросы по поводу мужа и получила похоронку. После этого известия бабушка Эльза сильно занемогла и жить одна уже не могла. Фима с матерью остались у нее и ухаживали за ней.
Рассказ Фимы сильно подействовал на ребят. Под его впечатлением Борька решился рассказать о трагедии его семьи. На второй день войны его отца призвали в армию. Перед уходом он наказал жене немедленно уезжать с детьми из Минска. Но старший брат Борьки, двенадцатилетний Миша, отдыхавший в пионерском лагере, домой не возвращался. В обстановке всеобщей паники и полной неразберихи, которая тогда царила в городе, узнать что-либо о судьбе ребенка было невозможно. И когда стало ясно, что ждать больше нельзя, мать с пятилетним Борькой и новорожденной дочерью покинули горящий город. По дороге девочка умерла.
Как потом рассказывали соседи, Миша появился через два дня после их отъезда. К этому моменту их дом «приватизировали» неизвестные люди. Соседи видели, как Миша подошел к двери, постучал, и на пороге появился новый хозяин дома. О чем они говорили, неизвестно, но Миша вдруг побежал прочь, а новый хозяин догнал его и принялся рубить лопатой. Никто из соседей не решился вмешаться. Ночью тело мальчика исчезло.
Странные жильцы во время оккупации держались особняком, ни с кем не общались, а весной 1944 года исчезли так же неожиданно, как и появились. Больше ничего узнать родителям Борьки не удалось.
А вскоре после этого разговора Фима повел Леньку и Борьку показывать, где они с семьей прятались в годы оккупации. Ребята прошли через еврейское кладбище, и в углу у ограды нашли большой склеп, где валялись какие-то тряпки. Фима пояснил, что это старые одеяла.
Дедушкиного дома уже не было. Оставшийся беспризорным, он сгорел по неизвестным причинам еще во время оккупации. Походив вокруг пожарища, ребята выбрались на улицу Сухую и, пройдя мимо Юбилейного рынка, вскоре оказались около той самой Ямы.
Забравшись на край Ямы, ребята увидели большой овраг с крутыми склонами. Слева и сзади него находились огороды и частные дома. Дно оврага было завалено всевозможным мусором. У Леньки вдруг разыгралось воображение. Ему показалось, что он видит, как с правого пологого склона полицаи гонят свои жертвы к центру оврага, а с того места, где он сейчас стоит, каратели расстреливают из пулеметов беззащитных людей. И он явственно услышал треск пулеметов и отчаянные крики жертв.
В это время появилась группа неизвестных подростков. Увидев Леньку и его товарищей, они принялись забрасывать их камнями. Пришлось срочно ретироваться. И позже, когда Ленька с друзьями ходили мимо Ямы на озеро купаться, стоило им немного задержаться возле Ямы, как они неизменно подвергались атакам неизвестных хулиганов.
После всех этих событий Ленька, Борька и Фимка еще теснее сдружились. Начались школьные каникулы, и они весь день проводили вместе. Бродили по городу, купались, играли в различные игры. Но все хорошее рано или поздно кончается. Закончилась и Ленькина вольготная жизнь.
В разгар лета Борькин отец, работавший на автозаводе, раздобыл две путевки в пионерский лагерь для Борьки и Леньки. Ленькина мать была просто счастлива, так как ей приходилось весь день беспокоиться о беспризорном сыне. А теперь он хоть на какое-то время будет находиться под присмотром вожатых и педагогов.
Ребята были очень недовольны, отчаянно протестовали, но родители были неумолимы. Выяснилось, что лагерь находится в деревне Малый Тростенец сравнительно недалеко от Красного Урочища, где располагался строящийся Минский автозавод. Детей привезли в лагерь на грузовиках. Их встречал директор лагеря в офицерском кителе без погон. Выстроив детей возле здания школы, где размещался лагерь, директор объявил, что он боевой офицер и будет требовать соблюдения строгой дисциплины.
После переклички детей разделили по отрядам, и под руководством вожатых они приступили к оборудованию спальных комнат. Мальчишки таскали железные кровати, привезенные из города, и расставляли их, а девочки набивали тюфяки и наволочки сеном и стелили кровати.
Позже ребят накормили обедом. Для неизбалованных детей, в подавляющем своем большинстве познавших все тяготы военного лихолетья, этот обед показался настоящим пиршеством. Ленька и не помнил, когда он так наедался. Особенно ему понравился кисель из порошка. Забегая вперед, надо сказать, что благодаря жесткому контролю директора над работниками кухни, его энергии при добывании продуктов, кормили в лагере достаточно неплохо, даже из тех скромных продуктов, которые удавалось получать в то голодное время.
В первый же день директор положил начало еще одной традиции. Весь лагерь, построившись в колонну, маршировал по улицам деревни. Услышав барабанный бой, пораженные жители высыпали из своих домов. Надо отметить, что директор очень трепетно относился к соблюдению всех пионерских ритуалов. Утром и вечером проходили линейки с докладами вожатых и выступлениями самого директора, оглашавшего утром планы на день и подводившего итоги вечером.
Директор старался, чтобы дети были постоянно загружены. Они делали утреннюю зарядку, участвовали в различных соревнованиях и в концертах самодеятельности. Шла подготовка к проведению спартакиады и большого костра, на котором победителям спартакиады и активистам должны были вручаться призы — книги с дарственной надписью и личной подписью директора. Дети постоянно привлекались к различным работам: мыли полы в своих комнатах, чистили картошку, помогали в столовой.
А однажды директор решил приобщить своих питомцев к крестьянскому труду. Он объявил на линейке, что в это голодное время, когда каждое зернышко на счету, ребята обязаны помочь колхозникам убирать урожай. Они отправятся собирать колоски на участках, где уборка закончена. Ребята получили наволочки и отправились на работу.
Борька, которому очень не хотелось «уродоваться» в поле, сумел попасть на дежурство на кухню, от чего в обычное время старательно уклонялся. Был очень жаркий день, солнце палило нещадно, но Ленька с другими ребятами из его отряда, вдохновленные пламенной речью директора, обливаясь потом, ползали по стерне, добросовестно выполняя поставленную перед ними задачу — заполнить наволочку колосками.
Наконец была дана команда завершить работу. Колоски были пересыпаны в мешок, который бросили на телегу, где уже лежали такие же мешки, собранные другими отрядами. Отдохнув немного, ребята построились в колонну и пошли на обед. Несмотря на усталость, они бодро шли по лесной тропинке, громко распевая песни, преисполненные гордости за свою работу, за свой, пусть небольшой, но очень важный вклад в общее дело.
Вскоре они вышли на дорогу, ведущую к деревне, и тут же прервали пение. На пыльной дороге с многочисленными следами проехавших за день телег змейкой вилась дорожка из просыпавшегося зерна, и к ней со всех сторон слетались воробьи. Ребята не могли поверить своим глазам. Все задавали себе вопрос, как такое могло произойти. Они прибавили шагу, и на подходе к деревне увидели телегу, заваленную мешками, из которых через дыры высыпалось на дорогу зерно.
– Ты что, дядька, слепой? — закричал вознице вожатый. — Ты не видишь, что у тебя зерно сыплется?
Возница посмотрел на вожатого непонимающими осоловевшими глазами, что-то невнятно пробормотал и поехал дальше. Ребята загалдели, засвистели ему вслед. Они почувствовали себя жестоко обманутыми и обворованными. Результаты их многочасового труда и труда других людей были выброшены на пыльную дорогу пьяным разгильдяем. Они заявили вожатому, что больше на работу не пойдут. У входа в лагерь их встречал директор. Окружив его, ребята наперебой стали с возмущением рассказывать о происшествии. Директор молча слушал. Лицо его постепенно наливалось кровью. Руки сжались в кулаки. Затем он сорвался с места и побежал прочь. Ленька слышал, как на бегу он ругался не самыми приличными словами.
На вечерней линейке директор похвалил ребят за хорошую работу и пообещал, что виновные в потере зерна будут наказаны.
Окончание следует
Валерий НИСНЕВИЧ
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
