«Возвращение в еврейство предшествует возвращению в еврейскую страну».
Теодор Герцль
Согласно официальной хронологии, начало восстановления еврейской общины в СССР датируется февралем 1989 года, когда в Москве в торжественной обстановке был открыт Центр еврейской культуры имени С.Михоэлса. Об этом событии писали как о начале возрождения еврейской жизни в СССР после десятилетий запретов и гонений.
То было время перестройки и гласности, начало эпохи либерализации. Из лагерей и тюрем уже были освобождены политзаключенные, в их числе и узники Сиона. Хотя большая алия еще не началась, но многие долговременные отказники, получив разрешение, выехали в Израиль. Открытие Центра еврейской культуры стало заметным символом перемен в жизни советских евреев еще и потому, что на его открытие приехали видные руководители международных еврейских организаций и представители Израиля.
Тем не менее позволю себе утверждать, что возрождение еврейской общины в Москве началось гораздо раньше – в период запретов и гонений, без официальных торжеств и заграничных делегаций, задолго до того, как понятие «гласность» вошло в обиход советской жизни. И, конечно, на то не было никакого разрешения «сверху».
Я имею в виду, что еврейские активисты 1970-1980 годов в относительно широких масштабах проводили национальную культурную работу – обучение ивриту, проведение еврейских праздников, религиозное и светское национальное образование, взаимопомощь и многое другое. То обстоятельство, что вся эта деятельность проводилась сплоченной группой активистов фактически открыто, отличало ее от небольших подпольных и
полуподпольных групп, которые действовали на территории СССР и раньше. Масштабы этой организованной еврейской национальной деятельности охватывали тысячи человек во многих городах в течение многих лет. Вот это и была, без преувеличения, еврейская община, начало которой было положено лет на двадцать раньше официальной даты. Причем эта неофициальная община была не просто независимой от властей – само ее существование стало вызовом режиму.
В те годы и десятилетия в многомиллионной советской столице с тысячами ее культурных и общественных учреждений не было ничего еврейского: ни одного культурного или общественного национального учреждения. Да, была синагога на улице Архипова и еще одна, крохотная, в Марьиной роще. Но речь здесь не о религии. В Москве не было ни еврейского клуба, ни музея, ни библиотеки, ни школы, ни детсада – ни одного метра «еврейской» площади. Правда, кое-где в крупных городах еще сохранялись синагоги. Обветшалые, безлюдные… В тоталитарной стране, где атеизм был официальной идеологией, а сионизм – «пособником империализма», даже чтобы войти туда, требовалась смелость.
Возникновение самодеятельной еврейской общины в конце 1960-х – начале 1970-х произошло как бы само собой. С начала 70-х география «отказа» расширилась, «отказ» рос количественно и качественно.
Тех, кто сжег за собой все мосты, для кого виза в Израиль являлась единственной и безоговорочной целью, становилось все больше. Община возникла потому, что отказники нуждались в ней. Изгнанный за пределы советского общества отказник оказывался в вакууме, против него ополчался всесильный репрессивный аппарат. Все делалось для того, чтобы запугать, устрашить, подавить его волю к противостоянию всесильной власти. Пропаганда создавала ему имидж «отщепенца» и «антисоветчика». «За чертой» оставалось все, чем человек жил раньше, включая близких людей, друзей.
Устоять против всего этого можно было, только чувствуя локоть товарища. Суровая необходимость взаимоподдержки была важнейшим фактором возникновения сплоченного коллектива отказников. В подавляющем большинстве отказники были высококвалифицированными специалистами, очень часто – людьми творческого труда. Безработное «сидение в отказе» вело их как к профессиональной, так и к интеллектуальной деградации. «Отказ» затягивался, и возникала естественная необходимость приобщения к духовным ценностям страны и народа, с которыми мы были насильственно разлучены. Так в «отказе» начиналось духовное возрождение еврейства СССР, движение за выезд становилось все более активным в поисках своего еврейского содержания. Наиболее интенсивное выражение это получило в изучении иврита. Все больше семей отказников начали в той или иной мере придерживаться национальных обычаев, отмечать еврейские праздники. Возникали группы религиозного обучения, где серьезно изучали Тору, Талмуд, еврейскую философию. В кружках и на семинарах проводились лекции по истории сионизма, об иудаизме, об Израиле. Возникший бум еврейского образования ярко свидетельствовал о возникновении в Москве своеобразной еврейской общины. Отказники становились все более сплоченной и самоорганизующейся группой, живущей подлинно духовной жизнью.
Это духовное возрождение шло через поиск… невозможного, того, что уже перестало существовать как процветавшая некогда, но исчезнувшая цивилизация.
То был поиск культуры своего народа, древней и современной, его национальных традиций, литературы, живописи, музыки. Поиск его истории.
Традиционная для любой общины забота о ее нуждающихся членах была важной функцией также и общины «отказа». Потеряв работу, отказник нередко оказывался в трудном материальном положении. На помощь сотням и тысячам семей отказников пришло мировое еврейство.
Первоочередным делом общины была защита арестованных и заключенных ее членов. Именно община начинала «большой шум» вокруг факта ареста еврейского активиста. Коллективные письма протеста и обращения вместе с подробной информацией шли в зарубежную прессу и еврейские организации. В защиту узников Сиона проводились демонстрации, коллективные голодовки. Все делалось для того, чтобы к судьбе арестованных или заключенных привлечь максимальное внимание мировой прессы. Далее в борьбу за узника вступали самые различные международные организации. Семьям узников Сиона уделялось особое внимание.
Мне в этой связи вспоминается разговор с солагерником в зоне пермского лагеря, где я отбывал срок в 1984 году. Это был украинец, осужденный за участие в украинской хельсинкской группе, и он сокрушенно рассказывал, что его семья на грани голода и этим пользуется КГБ, оказывая на него давление. Я удивился: ведь в Канаде существует большая украинская община:
– Разве им трудно помочь твоей семье?
Его ответ был удручающим:
– Нет, им никто не помогает.
В тот момент я еще сильнее почувствовал, что значит наша еврейская взаимопомощь и поддержка. Конечно, главным фактором, объединявшим отказников, была борьба за выезд.
Уличные демонстрации за выезд были, особенно в первой половине 70-х, частым явлением. Но власти очень уж не любили публичные «нарушения общественного порядка» и сурово карали за них.
В 1974 году двух участников таких демонстраций – Бориса Цыгленока и Марка Нашпица – арестовали и судили, отправив в сибирскую ссылку. Во второй половине 70-х репрессии усилились. В 1977 году КГБ затеял грандиозный процесс Натана (Анатолия) Щаранского, которого обвинили – ни больше ни меньше – в «измене Родине». Его процесс, продолжавшийся больше года и привлекший к себе внимание всего мира, стал важнейшим событием истории борьбы за выезд.
В том же году и даже в том же месяце я тоже был арестован, правда, по гораздо более легкому обвинению в «тунеядстве» (власти отказывались признать частные уроки иврита общественно полезным трудом). Говоря только о москвичах, надо сказать об аресте в 1978 году четы Слепаков, Володи и Маши, а также известной активистки Иды Нудель. Им инкриминировали «нарушение общественного порядка», фактически же их осудили за проведение весьма мирных демонстраций (на балконе своего дома!) с требованиями выезда и приговорили к ссылке на несколько лет.
Важнейшим аспектом деятельности общины отказников был Самиздат. Самым значительным изданием такого рода еще в 60-е годы стал роман американского писателя Леона Юриса «Эксодус» («Исход»), русский перевод которого был сделан в глубоком подполье. Этот роман в многочисленных машинописных копиях зачитывали буквально до дыр. За ним охотился КГБ, и на антиеврейских процессах начала 70-х «Эксодус», наряду с другими книгами об Израиле и евреях, представляли суду как вещественные доказательства антисоветской деятельности.
Деятельность по распространению иврита достигла апогея к 1979 году, когда ОВИР выдал 56 тысяч разрешений – рекордное за все десятилетие число. К этому времени уже в 45 городах были созданы центры и работали группы по изучению иврита. Для учителей и продвинутых учеников были организованы семинары, где довольно часто выступали специалисты из-за границы. Наиболее видными руководителями этих семинаров в Москве были Юлий Кошаровский и Лев Городецкий, в Ленинграде – Лев Радомысльский.
Творческий потенциал отказа требовал выхода, и это нашло свое выражение, в частности, в изданиях неофициальной еврейской периодики. Наиболее значительным был «толстый» общественно-политический журнал «Евреи в СССР». Он начал выходить в 1972 году и, несмотря на преследования, просуществовал почти десять лет. Его основателем и первым редактором был талантливый ученый-физик и публицист Александр Воронель. Всего было выпущено около 20 номеров этого своеобразного еврейского «Нового мира».
В попытках остановить издание КГБ шел на все – обыски, конфискации, допросы редакторов и авторов публикаций следовали один за другим. Пошли даже на «изгнание» редакторов, выдавая им разрешения на выезд…
Так журнал лишался одного за другим своих ведущих редакторов: А. Воронеля, Марка Азбеля, Александра Лунца.
Но, воистину, «свято место пусто не бывает», и вместо выбывших участников у руля этого издания вставали новые.
Ученых, при подаче заявлений на выезд, решительно изгоняли из институтов, кафедр и лабораторий. Наказывая ученого, власти стремились запугать остальных. Для отказника-ученого создавалась очень тяжелая ситуация – он лишался научной среды, творческих контактов, семинаров, дискуссий… И здесь сказалась сила общины: оказавшиеся в «отказе» ученые организовали свой собственный научный форум. Его инициатором и первым руководителем стал все тот же А. Воронель, первое время семинар так и назывался – «Семинар Воронеля».
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
