Продолжение.
Начало в № 874
Когда и чем заявил я ненависть к евреям как к народу?…Уж не потому ли обвиняют меня в «ненависти», что я называю иногда еврея «жидом»? Но, во-первых, я не думал, чтоб это было так обидно, а, во-вторых, я упоминал всегда (слово «жид») для обозначения известной идеи: «жид, жидовщина, жидовское царство».
Ф. М. Достоевский, «Еврейский вопрос».
«Дневник писателя»,
март, 1877 год.
(Ниже, если источник не оговорен, как правило, цитируется эта статья).
«Всё, что человеку следует знать о жизни, мы находим в «Братьях Карамазовых», — провозгласил Уильям Фолкнер, известный американский писатель.
Один из наиболее читаемых в мире классиков русской литературы, Федор Михайлович Достоевский был страстным, яростным юдофобом. Возможно, его ненависть к евреям существенно подпитывалась завистью игрока, проматывавшего за игорным столом свои и чужие деньги, ко «всяким ротшильдам», умевшим накапливать, а не пускать на ветер свои капиталы. Нельзя также исключить и стойкую зависть к многовековой вере и преданности евреев Торе: «Еврей без Б-га как-то немыслим, еврея без Б-га и представить нельзя». И это при том, что предки Достоевского не однажды вместе с подданством меняли свою веру (Розалия Степанова, «Разгаданный феномен личности Достоевского», «Еврейская жизнь», № 13-14, 2001 г.).
Антисемитизм Достоевского был частью его мировоззрения. Он легко обнаруживается в романах, но во всей силе и глубине проявляется в публицистике и письмах. Достоевский был убежденным националистом, и его ксенофобия не ограничивается только евреями. Он ненавидел и «мерзких полячишек» («на деле в жизни мы бесконечно превосходим поляков»), и немцев, и англичан, и французов («французы, ей-Б-гу, такой народ, от которого тошнит»), и турок, и финнов. Он жаловал только великороссов: «Один только великоросс великодушен и смотрит на все национальности без всякой злобы и преднамеренности, тогда как малоросс, например, вечно держит камень за пазухой!»)
Гоголь сравнивал Россию с «птицей-тройкой», перед которой «косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства». Не иначе как поверив ему, Белинский позавидовал «внукам и правнукам нашим». Достоевский пошел дальше: «Я верю в Россию — Б-гом избранную страну, которая выведет мир из моря крови и слез, которыми социализм зальет весь мир, станет образцом для Европы и оснует истинно христианское государство». Об этом же и Шатов в романе «Бесы»: «Только русский народ спасет мир…» Оказалось — напрасно завидовал «неистовый Виссарион» своим внукам и правнукам: годы советской власти показали, что завидовать-то было нечему. Пророчество же Достоевского сбылось, правда, с точностью до наоборот: своим социализмом Россия завела себя и мир в море крови и слез, отнюдь не став образцом для Европы. А после падения СССР так всё еще и не превратилась в христианское государство. А вот Гоголь таки отчасти предугадал будущий ход истории. Почти весь ХХ век народы и государства действительно косились и всё еще косятся, глядя на Россию, а Фидель Кастро и его брат Рауль настолько «окосели», что до сих пор удерживают Кубу в нищем социализме.
На ниве «православия, царя и отечества», на которую вступил Федор Михайлович после долгих лет каторги (а ведь начинал в кружке Петрашевского как противник самодержавия), и взошел его прямо-таки болезненный антисемитизм. «Ох, эти проклятые жиды, когда же дадут спать», — жалуется он в письме к жене из немецкого городка Эмса, где лечился на водах (Ф. М. Достоевский, Полное собрание сочинений, т. 30). Его раздражало присутствие в соседнем номере гостиницы двух евреев: матери и ее взрослого сына. «Здесь все жиды,… чуть не одна треть разбогатевших жидов со всех концов мира».
Однако не будем задерживаться на этих проявлениях бытового антисемитизма классика и обратимся к его творчеству. «Все мы вышли из гоголевской «Шинели», — говорит Достоевский. — Он из пропавшей у чиновника шинели сделал нам ужасную трагедию». Но сам-то Федор Михайлович в не меньшей степени вышел еще и из гоголевского «Тараса Бульбы». Вспомним: «А Тарас гулял по всей Польше со своим полком, выжег восемнадцать местечек…» Не упустил Николай Васильевич и подробностей: «Бедные сыны Израиля, потерявшие всё присутствие своего и без того мелкого духа, прятались в пустых горилочных бочках, в печках и даже заползали под юбки своих жидовок… Жидов расхватали по рукам и начали швырять в волны, жалобный крик раздавался со всех сторон, но суровые запорожцы только смеялись». Действительно, животики можно надорвать от смеха, читая это описание. А отсмеявшись, вспомним Исая Фомича Бумштейна из «Записок из Мертвого дома»: «Исай Фомич, наш жиденок, был как две капли воды похож на общипанного цыпленка… маленький ростом и слабосильный, хитренький и в то же время решительно глупый. Он был дерзок и заносчив и в то же время ужасно труслив…» Уж как только не издевается над ним Федор Михайлович. Однако, вспоминая позднее о своих каторжных годах, он заметит, что в казармах, где он находился, «было несколько евреев — и никто не презирал их, никто не исключал их, не гнал их, когда они молились… никто не находил этого странным, не мешал им и не смеялся над ними… Напротив, смотря на них, говорили: «Это у них такая вера, это они так молятся». Как и у Гоголя, евреи в произведениях Достоевского жалки, трусливы, алчны, наглы и бесчестны. Их совсем немного в большой галерее его персонажей, и располагаются они на периферии повествования. Но всё же запоминаются. Иногда они даже и не присутствуют, а только упоминаются, чтобы подчеркнуть гнусность связанного с ними персонажа, например, старика Карамазова, который (подумать только! — С. Д.) водился «со многими жидами, жидками, жидишками и жиденятами». (Прав Феликс Кривин: «Мало выйти из гоголевской шинели. Надо еще знать куда идти»).
Для Достоевского мы — «страшное, жидовское племя». «Вот пришел Освободитель (царь Александр II отменил крепостное право в 1861 году — С. Д.) и освободил коренной народ, и что же, кто первый бросился на него как на жертву, кто воспользовался его пороками (Князь Владимир Красное Солнышко: «На Руси веселие есть пити» — С. Д.) преимущественно, кто оплел его вековым золотым своим промыслом, кто тотчас же заменил, где только мог и поспел, упраздненных помещиков с тою разницей, что помещики, хоть и сильно эксплуатировали людей, но всё же старались не разорять своих крестьян, пожалуй, для себя же, чтоб не истощать рабочей силы, а еврею до истощения русской силы дела нет, взял свое и ушел» (выделено мною — С. Д.). Куда ушел-то Федор Михайлович, уж не в «свой» ли Иерусалим? Так там турецкий султан не больно-то принимает евреев: через четверть века Теодор Герцль тщетно пытался найти с ним общий язык. («А пока не ушел), — продолжает Достоевский, — живи, гнушайся, единись, эксплуатируй!.. (выделено мною — С. Д.). И наступит такая пора, с которой не только не могла бы сравниться пора крепостничества, но даже татарщина». И для пущей убедительности ссылается великий писатель на статью в «Новом времени» № 371, где говорится, что евреи набросились «на местное литовское население, что чуть не сгубили всех водкой, и только ксендзы спасли бедных опившихся, угрожая им муками ада». На миг всё же спохватывается Достоевский: «Конечно, очень может случиться, что все до единого лгут…», но тут же успокаивается: «если все до единого лгут и обуреваемы такой ненавистью, то с чего-нибудь взялась же эта ненависть, ведь что-нибудь значит же эта всеобщая ненависть…» (выделено мною — С. Д.). Однако продолжая размышлять вслух, уточняет: «… в русском народе нет предвзятой ненависти к еврею, а есть, может быть, несимпатия к нему… может быть, очень сильная… но происходит это вовсе не от того, что он еврей… а от иных причин, в которых виноват уже не коренной народ, а сам еврей» (выделено мною — С. Д.). Ай да Федор Михайлович, ну прямо марксист-диалектик! Стоит ли удивляться его следующему утверждению: «… негры от рабовладельцев теперь освобождены (в Америке), а ведь им не уцелеть, потому что на эту свежую жертвочку как раз и набросятся евреи». Уцелели, Федор Михайлович, уцелели — мы, американские граждане, свидетельствуем о том, что даже очень хорошо уцелели и решительно используют Affirmative Action — т. н. «политкорректность» — преимущественное право (при прочих равных условиях) на прием в высшие учебные заведения и на работу.
Продолжение следует
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
