Продолжение.
Начало в №863
По дороге домой Илан, насупившись, молчал. Яэль, всегда чуткая к переменам в настроении мужа, ни о чём не расспрашивала. Вечером, уложив детей спать, она присела в гостиной на тахту и вопросительно посмотрела на него. Илан уставился в телевизор, как бы не замечая её взгляда.
— Ну, говори уже. Вижу, что тебя что-то мучает.
— Да нормально всё.
— Илан, сколько лет мы знакомы?
— Ну, поспорили немного с отцом. Он как на пенсию вышел, похоже, политическую ориентацию поменял, — Илан усмехнулся, — мирный договор ему не нравится, отговаривать меня пытался.
— Ты знаешь, я на днях передачу смотрела, там этот политик оппозиционный выступал… Моше Фейглин из «Ликуда». Человек семь в студии за круглым столом сидели: журналисты, бизнесмены, депутаты кнессета. Так вот, он самый убедительный был, такой… настоящий. И вроде бы ничего нового не сказал, но как-то всё мне после его слов в другом свете представилось, даже страшно стало. Я, конечно, ничего в политике не понимаю, но Фейглину этому поверила. Скажи, а ты уверен, что правительство не допускает ошибки с образованием палестинского государства?
— И ты туда же! — взвился Илан. — Да что же это такое! Пашешь как проклятый, света белого не видишь, в кои веки получаешь выходной, мечтаешь расслабиться, выбросить политику из головы, приезжаешь домой и — на тебе — в собственной семье… контрреволюция.
— Что? — округлились глаза у Яэль.
— Неважно, — он неожиданно для себя употребил слово, услышанное в детстве от деда, которым тот обозначал свою позицию по отношению к правящей партии.
— Что понимают в политике все эти поселенцы, раввины, фейглины? Что они могут, кроме как обливать грязью правительство, митинговать, захватывать форпосты и стрелять в стремящихся к миру премьеров?
О последней фразе Илан сразу пожалел, сознавая, что несправедливо обвинять весь правый лагерь в содеянном Игалем Амиром, убившим Рабина (к тому же он слышал об экспертном заключении Баруха Гладштейна и других фактах, ставивших под сомнение официальную версию убийства), но остановиться уже не мог.
— Кто создавал это государство? Кто его защищал, строил? Кто победил во всех войнах? Кто заключил мир с Египтом и Иорданией?.. Что?.. с Египтом — Бегин? Он оказался у власти скорее случайно, и у него не было выбора. Всю подготовительную работу сделали левые, бессменно управлявшие государством. А теперь эти патриоты кричат: «Вы завели страну в тупик!» Сколько лет занимается политикой твой Фейглин? Пятнадцать, двадцать? Чего он добился своим критиканством? Четверти голосов в «Ликуде?» Даже депутатом кнессета не стал. А сегодняшний премьер дошёл до вершины власти за три года! Так кто кого будет учить? Пускай сидит в своём поселении, да на митингах глотку дерёт — благо, у нас демократия. А мы уж как-нибудь без этих деятелей разберёмся, какие решения принимать. И вообще, чем скорее мы отдадим оккупированные территории, тем будет лучше для всех. Поняла?
Впервые за время своего монолога он перевёл взгляд на жену. Яэль сидела чуть ссутулившись, печально смотрела на него, перебирая гриву оставленной детьми плюшевой лошадки.
— Я никогда не видела тебя таким… ожесточённым, Илан. Понимаю, ты много работал в последнее время, устал, но… постарайся же судить непредвзято. Разве правые, о которых ты с таким озлоблением говоришь, не наши братья? Разве они враги своему государству? Даже если большинство из них не получили такого блестящего политологического образования как ты?
Яэль выпрямилась, откинула чёлку со лба, щёки её порозовели.
— Оккупированные территории! Выходит, твой дед, чудом оставшийся в живых в боях под Латруном, и мой, погибший от пули иорданского снайпера в осаждённом Иерусалиме, были оккупантами? В нескольких километрах от нашего дома находилась арабская деревня, жители которой бежали в 1948 году, не успев увидеть ни одного израильского солдата. Так что и ты — оккупант, дорогой мой! Это же до какого состояния нужно было промыть мозги евреям, чтобы они сами всерьёз называли Иудею «оккупированной Израилем территорией»!
А что до столь нелюбимого тобой Фейглина, то в конце передачи он сказал такие слова, я запомнила: «Мы не собираемся раскалывать государство и армию, в чём нас усиленно обвиняют. Но мы, несомненно, можем и обязаны остановить правительство. Речь идёт уже не только об идеалах, ценностях еврейского народа, святости Земли Израиля, речь идёт о самом существовании нашей страны, о жизни наших жён и детей. Поэтому мы должны быть едины».
…Илан выехал на рассвете, пока Яэль с детьми ещё спали. На кухонном столе оставил записку о том, что очень их любит и что скоро они все вместе поедут отдыхать. Он не выспался и, взяв на заправке кофе без молока и сахара, сел в машину, пытаясь справиться с раздражением и разобраться в мыслях.
Итак. Во-первых, ничего не произошло. Он поспорил с отцом и с женой. Нормально. Каждый имеет право на свою точку зрения. Раньше у них дома и не такое бывало. Хотя, странно, конечно. Отец, не просто голосовавший за левых, а сам бывший частью левой элиты; Яэль, вообще никогда прежде политикой не интересовавшаяся, и вдруг — полное совпадение правых взглядов. Во-вторых… Стоп! Не могла высказанная кем-то критика, пусть даже и близкими людьми, произвести на него такого впечатления — слишком серьёзным делом, слишком важным для страны он сейчас занят, чтобы столь болезненно реагировать. Значит… в их словах есть нечто, отвечающее его собственным мыслям, тем, которые он старается гнать от себя, боясь признаться… Признаться в чём? Не в чём ему признаваться! Он — профессионал и выполняет добросовестно свою работу, в отличие от большинства критиков-дилетантов. И любит он свою страну не меньше их. Не любил бы — сидел бы сейчас в Америке и в ус не дул. Правительство получило мандат доверия народа и делает всё, что в его силах и компетенции. Точка. Поехали.
На сегодняшнее утро было запланировано рабочее совещание у премьер-министра, о котором Илан совсем забыл. Впрочем, никакой проблемы не было, так как отчёт по своему участку работы был подготовлен им ещё три дня назад. На совещании, кроме премьера, присутствовала вся их экспертная группа, министр иностранных дел, вице-премьер, человек десять силовиков, все с помощниками, секретарями, референтами, в общем, полно народу. Прочитав вначале своё небольшое сообщение и ответив на пару вопросов, Илан сел на место и немного заскучал, поскольку содержание докладов коллег было ему заранее известно. От нечего делать он принялся рассматривать присутствующих и невольно залюбовался премьером. Илан уже давно заметил, что премьер всегда выделялся в собрании людей, причём это не являлось заслугой имиджмейкеров.
Несколько лет назад, вернувшись вечером с работы и бесцельно переключая телевизионные каналы, он наткнулся на репортаж о каких-то воинских учениях. Русоволосый загорелый генерал не сказал ничего необычного, отвечая на вопросы журналиста, но во всём его облике, жестах, манере держаться было нечто притягивающее внимание. Природная одарённость, шарм, фотогеничность — качества, которым нельзя научиться и которые (уж кто-кто, а Илан это прекрасно знал) являются столь необходимыми для политика.
Поэтому, увидев через какое-то время этого симпатягу в гражданском костюме на предвыборных плакатах «Аводы», Илан не особенно удивился — все задатки успешного политика были в данном случае налицо. Кстати, насчёт лица. Внешнее сходство с Джоном Кеннеди тоже добавляло очки в предвыборной гонке, хотя, в отличие от погибшего американского президента и напоминавшего его в молодости однопартийца Билла Клинтона, будущий израильский премьер имел безупречный моральный облик (во всяком случае, оппоненты не смогли ничего против него раскопать).
Без особого труда набрав большинство на внутрипартийных праймериз, обойдя вконец погрязшего в коррупционных скандалах Барака, вышедший недавно в отставку генерал сумел стабилизировать партию, прекратить перебежничество в «Кадиму» и придать затасканным словам о мире и продолжении процесса Осло новый смысл. Ему, и только ему, была обязана «Авода» своим возрождением и невероятной оглушительной победой на последних выборах в кнессет. Эксперты потом гадали, заключалась ли причина в разобщённости правого лагеря, особенно мелких партий, растащивших голоса у «Ликуда», разброда и дрязг в «Кадиме», лидеры которой обвиняли друг друга во всех смертных грехах, что отвернуло от них многих избирателей. Факт оставался фактом — «Авода» получила в кнессете большинство, позволившее ей с МЕРЕЦом сформировать правительство без представителей оппозиции.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
