Когда Билам после долгих уговоров, прибыл, наконец, к царю Моава Балаку, тот встретил его упреком: «Ведь я посылал к тебе… Почему не шел ты ко мне? Неужели я не смогу оказать тебе почести?»
Несколько раньше Билам заявил посланцам моавитянского царя: «Даже если даст мне Балак полный свой дом серебра и золота, не смогу преступить повеления моего Б-га…». Сравнивая эти две фразы, комментаторы приходят к выводу, что Билам просто набивал себе цену, что он отправился в Моав именно ради денег и для поддержания своего престижа. Мудрецы считают Билама предельно алчным и тщеславным человеком.
Однако в конце того долгого дня, хроника которого занимает большую часть сегодняшнего раздела, Билама ждал не триумф, а позор. Он не получил ни денег, ни славы, но зато ослеп на один глаз, охромел на одну ногу и плюс к этому получил ощутимый удар по самолюбию, когда разочарованный Балак прогнал его как мальчишку: «А теперь беги к себе!»
Хромать Билам стал после того как попытался проехать на ослице вдоль каменной стены, которую воздвиг его предок Лаван в знак примирения с Яаковом. Билам не видел перед собой ангела с обнаженным мечом, а ослица — видела. Пытаясь обойти его, она плотно прижалась к стене и в результате сломала ногу своему хозяину. Без глаза Билам остался за то, что высмеял концепцию Торы, согласно которой Б-г принимает участие в зачатии и рождении еврейских младенцев.
Эти два увечья можно объяснить и другими причинами. Так, Раши пишет, что травмой ноги Б-г дал понять Биламу: «Это тебе за то, что ты хотел уничтожить народ, который совершает пешее паломничество к Храму в период трех праздников — «шлоша регалим» («регель» на иврите нога)». Намек на потерю глаза мы находим в стихе: «И поднял Билам глаза свои, и увидел все колена Израиля, разместившиеся каждое отдельно» (24:2). Раши говорит, что Билам хотел сглазить евреев, припомнив им грех золотого тельца. Но его «айн а-ра» был нейтрализован безупречным расположением шатров в их походном стане, при котором ни один человек не мог увидеть, что происходит в соседнем жилище. «Злому глазу» Биламу противостояли сыны Израиля, умевшие отводить глаза от дурных соблазнов и использовать зрение только во благо.
Если бы у Билама было два рта, добавляет рабби Йоханан, нет сомнений, что один из них онемел бы. Ведь Билам стремился погубить евреев своими нечистыми устами, изрыгающими проклятия. В противовес его злобной речи благочестивые сыны Израиля трижды в день произносят молитву «Шма, Исраэль», в которой выражена их самоотверженная любовь к Вс-вышнему.
Но у Билама был только один рот, и Б-г избавил этого злодея от немоты, превратив его проклятия в благословения.
И, наконец, третье наказание — унижение — постигло Билама за его гордыню и лицемерие, за страсть к самовозвеличиванию и за намерение уничтожить народ, прославлявший Тв-рца вселенной.
Билам выступил против Моше-рабейну и сынов Израиля. Он думал, что у него хватит сил их одолеть. Но, подобно Кораху, он проглотил слишком большой кусок и… подавился.
Без уязвимых мест
«Как прекрасны шатры твои, Яаков!» (24:5).
Что прекрасного нашел Билам в шатрах Яакова? Как уже говорилось, Билам увидел, что в походном стане евреев шатры располагались таким образом, что соседи не могли заглядывать друг к другу.
Но что тут особенного? Конечно, такое размещение жилищ свидетельствовало о скромности, об уважении к личной жизни каждого члена общества, о том, что евреям органически чуждо и отвратительно подсматривать в замочную скважину. Но почему именно эта «архитектурная» деталь — смещенное расположение входов в шатры — побудила Билама заявить, что еврейский народ достоин постоянного присутствия Б-га в своей среде?
Чтобы эффективно проклясть евреев, Биламу требовалось найти какой-нибудь общий, универсальный порок в их национальном характере и выстрелить стрелой ненависти в это слабое место.
Но он не нашел такого порока. Даже когда один еврей спотыкается в каком-то поступке, образовавшуюся брешь мгновенно закрывает его сосед: личный недостаток одного члена общества компенсируется заслугами других.
Билам так и не сумел найти, как он ни старался, повсеместный, «сквозной» недостаток, присущий всему народу. Таков скрытый смысл выражения «Как прекрасны шатры твои, Яаков!»: «Ни один вход в твое жилище (т. е. ни один грех) не выстраивается в одну линию с входом в дом твоего соседа (не имеет продолжения у другого еврея). Ваши грехи расположены в шахматном порядке: за каждой черной клеткой следует белая клетка, каждый порок перекрывается добродетелью, и нигде нет пролома, через который можно выстрелить в самое сердце народа».
Не корысти ради
«А теперь беги к себе! Думал я оказать тебе почести, но вот Б-г лишил тебя почестей» (24:11).
Гостеприимство бывает искренним, а бывает и напускным, корыстным. Стремясь заполучить в гости специалиста по проклятиям Билама, царь Моава Балак дважды посылал к нему депутации знатных князей, не жалея словесного елея: «Прошу, не откажись прийти ко мне, ибо великие почести окажу я тебе, и все, что скажешь мне, сделаю! Пойди, прошу, и прокляни мне народ этот!» И когда Билам уступил настойчивым приглашениям, Балак лично встретил его на границе своего государства и устроил торжественный прием.
Но затея с проклятиями не удалась, и раздосадованный правитель грубо прогнал чародея; не дал ему эскорта и не позволил задержаться ни на час: «А теперь беги к себе!» Фактически объявил его персоной нон грата.
Совсем другой тип гостеприимства продемонстрировал наш праотец Авраам. В книге «Берешит» (раздел «Ваера») Б-г пришел навестить Авраама на третий день после обрезания, самый тяжелый послеоперационный день. Б-г специально усилил жару, чтобы Авраама не беспокоили непрошеные гости. Но увидев, что будущий основатель еврейского народа больше страдает от невозможности выполнить заповедь гостеприимства, нежели от физической боли, Вс-вышний послал ему трех ангелов в обличье странников. Увидев их, Авраам забыл о своих страданиях и бросился обслуживать гостей. Совершенно бескорыстно и без всякой помпы…
Эта история произошла в Америке. Один религиозный еврейский коммивояжер оказался в пятницу в провинциальном городке, где почти не было евреев. Дела сильно задержали его, и около часу дня он понял, что не успеет вернуться домой до прихода царицы Субботы. Он, правда, слышал, что в городе есть одна ортодоксальная семья, где можно провести шаббат по всем правилам. Наведя справки, коммивояжер отправился по нужному адресу.
Хозяин уютного коттеджа открыл дверь и молча провел его в гостиную. «Можно мне остановиться у вас на шаббат», — робко спросил гость. «Пожалуйста! — сухо ответил хозяин. — Цена 200 долларов».
«Двести долларов!? — переспросил коммивояжер. — Да ведь это дороже, чем номер в первоклассном отеле!»
«Как хотите», — пожал плечами хозяин.
Выхода не было. До шаббата оставалось совсем немного времени, и хозяин проводил коммивояжера в отведенную ему спальню, показал, где находится кухня и другие места, которыми он будет пользоваться в предстоящие 25-26 часов.
Оставшись один в комнате, гость подумал. «Что ж, если с меня берут двести долларов, то и я стесняться не буду». Весь шаббат он ни в чем себе не отказывал: перепробовал в больших количествах деликатесы, обнаруженные в холодильнике; долго мылся в душе до и после шаббата; тщательно обследовал хозяйскую библиотеку. Короче, вел себя, как будто он был не гостем, а хозяином.
Вечером на исходе субботы коммивояжер упаковал вещи, спустился в гостиную, вынул из портмоне две стодолларовые купюры и положил на стол перед хозяином, выразительно прихлопнув их ладонью.
«Что это?» — спросил хозяин.
«Деньги, которые я вам должен», — ответил гость.
«Вы мне ничего не должны. Неужели я возьму деньги у еврея за мицву гостеприимства?»
«Но вы же назвали цену — двести долларов!» — оторопел коммивояжер.
Хозяин смущенно улыбнулся: «Извините за эту маленькую хитрость. Я просто хотел, чтобы вы не стеснялись, чувствовали себя свободно, как дома…».
Когда к вам приходит гость, он смущен и скован, и это естественно. Неприятно быть чьим-то должником, брать, ничего не давая взамен. Поэтому, если гость принес с собой подарок, не говорите ему: «Ах, зачем это?» Наоборот, поблагодарите и поставьте его бутылку вина или коробку с конфетами на середину стола, откройте ее и скажите, потирая руки: «Ну вот теперь и попируем».
Гость будет счастлив. Позволив ему внести вклад в предстоящее застолье, вы избавите его от чувства неловкости и тем самым выполните заповедь гостеприимства самой высокой пробы. Еврейская традиция учит, что доставлять радость гостям важнее и почетнее, чем принимать Шехину, Б-жественное Присутствие.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
