В тот день я ехал домой с работы. Стояла привычная калифорнийская летняя жара. Машины на фривее в час пик практически не двигались. Мое радио было настроено на канал новостей. Диктор что-то сказал, но я не расслышал, о чем идет речь, а затем совершенно неожиданно раздался звук шофара, который мы, евреи, привыкли слышать только в самые священные праздники года: «туу-туу-та-даааа…» Я выехал на обочину и остановил машину. Чувствовал себя как в тумане, из глаз катились слезы, и я просто боялся в таком состоянии вести машину.
Это произошло 8 июня 1967 года, в 3-й день Шестидневной войны, 40 лет тому назад.
Война началась на той неделе. Египет, Сирия и Иордания, вооруженные до зубов самым лучшим оружием советской супердержавы, с воодушевлением напали на Израиль, обещая всему миру уничтожить еврейское государство и в ближайшей перспективе — всех евреев.
Египетский президент Насер заявил тогда:
«На сегодняшний день не существует международной силы, способной защитить Израиль. Мы не намерены больше терпеть. Мы не будем больше жаловаться в ООН на Израиль. Единственный приемлемый для нас метод борьбы с Израилем — это тотальная война, которая закончится уничтожением сионистского государства».
Ему вторил сирийский министр обороны Хафез Альи Ассад:
«Наши силы находятся теперь в полной боевой готовности не только для того, чтобы отразить агрессию, но и для того, чтобы инициировать движение освобождения и избавиться от сионистского присутствия на нашей родной арабской земле. Сирийская армия держит пальцы на курке в едином порыве,… я как военный человек считаю, что пришло время начать битву на уничтожение».
Мы знали, что там идут сражения. Мы знали, что иорданская артиллерия обстреляла Иерусалим. Мы слышали новости от своих и иностранных корреспондентов о том, что египетские танки движутся к Тель-Авиву, сирийские войска продвигаются к Голанским высотам, а иорданские дивизии идут на Израиль с Западного Берега, который они заняли в 1948 году.
Мы ничего не слышали от израильтян. Звонки по телефону не помогали: израильтяне либо сами ничего не знали, либо не хотели ничего говорить. Мой племянник Габи, лейтенант Голанской бригады, учившийся в аспирантуре в Лос-Анджелесе, предпринимал все возможное, чтобы вернуться домой, в Израиль, в свою бригаду. Он и его друзья сидели в нашей гостиной, беспрерывно разговаривая по телефону, умоляя и прося о возвращении. Но возможности вернуться в Израиль им так и не дали. Только офицеры в ранге выше майора и врачи получили разрешение вернуться на свои посты в Израиле и были эвакуированы туда на самолетах «Эл Ал» — единственной компании, которая тогда летала в Израиль.
Намного позже я выяснил, что евреи в Советском Союзе были в гораздо худшей информационной прострации, нежели мы. Их радио постоянно вещало о победах арабских братьев над сионистскими империалистами: «Одна победа за другой, израильская авиация разбита, израильские военные корабли потоплены, и пусть эти победы будут уроком всем, кто сомневается в мощи Советов или кто отказался от советской военной помощи».
Единственным репортером, кто знал правду и отважился ее обнародовать, был американец Майкл Элкинз. Он представил репортаж о том, что египетская авиация была разбомблена на земле, не успев даже подняться в воздух, утром первого дня войны, и что израильтяне войну выиграли. Его голос был одиноким. Его боссы в радиовещательных корпорациях NBC и BBC не пускали его репортаж в эфир в течение долгих часов, телеграфируя ему, что он был единственным, кто сообщил о победе Израиля, подвергая тем самым опасности их репутацию: «Смотри, если ты не прав», — угрожала телеграмма.
Но он оказался прав. К концу третьего дня войны уже появились сообщения о десятках тысяч египтян, взятых в плен, о прорыве израильтян к Суэцкому каналу, о захвате Голанских высот и… да, да, об освобождении Иерусалима!
Я был в Израиле в 1958 году, т. е. до войны. Иерусалим был разделенным городом — поперек его проходила стена с колючей проволокой сверху. Я видел иорданских солдат, время от времени они направляли свои винтовки на людей на нашей стороне и смеялись. Старый Город, Западная Стена, больница Хадасса — все это было с другой стороны стены, где евреев не было вообще. Древние синагоги были разрушены. Кладбища были осквернены, могильные камни использовались иорданской армией для сооружения уборных. Иерусалим тогда не был еврейским городом…
В тот жаркий июньский день, когда я торчал на фривее в Лос-Анджелесе, израильские парашютисты прорвались к Стене Плача, после чего туда примчался джип с Моше Даяном, Ицхаком Рабином и раввином в военной униформе, который победно трубил в шофар.
Этот звук шофара я услышал по моему автомобильному радио 8 июня 1967 года. Неудивительно, что я прослезился.
А сейчас опять идут разговоры о делении нашего Святого Города. Мир не хочет, чтобы Иерусалим был еврейским. В нем нет посольств других стран. Очень немногие страны (США в их числе не было) поддались на уговоры приехать на празднование возвращения Иерусалима евреям 40 лет тому назад. BBC бесстыдно принесла извинения за то, что в их репортаже об этом событии Иерусалим был «ошибочно назван столицей Израиля».
Что касается меня, то пусть у меня отсохнет правая рука, если я забуду о нашем священном Иерусалиме или забуду, как я плакал от счастья, когда евреи вернули его обратно.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
