О жизни и кошерном патриотизме

Окончание.

Кстати, в течение пятнадцати лет мэром был Игорь Шпектор — один из моих героев, описанных в повести «САГА О СНЕЖНЫХ ЕВРЕЯХ», вошедшей в однотомник «ДЕТИ ШАББАТА». Только в марте текущего года Шпектор ушёл в отставку по возрасту. Трудно поверить, но в советское время почти все ключевые посты в этом городе трудной судьбы занимали евреи, стопроцентные или галахические: генеральный директор объединения и шесть его заместителей (из десяти) были евреи. Вплоть до заведующего идеологическим отделом горкома партии (два месяца назад Иосиф Луховицкий умер в Америке).

За четверть века непростого труда в Заполярье я обошел пешком и на лыжах, изъездил на оленьих и собачьих упряжках, тракторах и вездеходах, проплавал на лодках, теплоходах и ледоколах, облетал на вертолётах и самолётах ледовой разведки десятки тысяч километров по тайге и тундре. Несколько раз находился на волоске от гибели: падал с вертолётом, проваливался под лёд в тракторе, подвергался нападению зверей…

В течение северной эпопеи издал более двадцати книг, в том числе четыре поэтических сборника. Опубликовал немалое количество газетно-журнальных статей и очерков, частично объединенных в книги «Выше Полярного Круга», «От сентября до сентября», «Предисловие к драме», «Архангелы в белом», «Люди, которых я помню», «Последние дни бабьего лета» и другие, вышедшие в разных советских издательствах.

В 1985-м ушёл на пенсию по арктическому стажу и возвратился в родной дом — в дачном пригороде Киева. Намеревался спокойно жить и писать задуманные книги. Но через год — 26 апреля 86-го — случилась катастрофа в Чернобыле. Мой бывший дом стоит недалеко от трассы Киев-Ковель. Весь поток автобусов с беженцами из зоны ядерной трагедии двигался мимо моих окон. В памяти всплыла картина ужасов первого военного лета, когда по этой же дороге круглосуточно передвигались остатки потрёпанной неравными боями, деморализованной Красной армии, уже потерявшей (как выяснилось через десятилетия) около двух миллионов убитыми, ранеными и попавшими в немецкий плен…

Через два дня в дубовом парке, неподалёку от моего дома, хоронили первых героев-пожарников. Потом начали умирать милиционеры из оцепления, затем ликвидаторы, которым даже не объяснили масштабы и возможные последствия трагического взрыва, не научили элементарным мерам предосторожности.

Я посадил в машину жену с внуками и почти год возил их по городам и весям, куда не попала вся таблица Менделеева, выброшенная взорвавшимся реактором и разнесённая ветром по многим странам Европы. Самоубийство академика Легасова (автора проекта Чернобыльской и многих других АЭС) вынудило Горбачёва приоткрыть народу правду. Но только приоткрыть! Истинные причины катастрофы и масштабы последствий скрываются до сих пор.

Через пять дней после аварии украинские вожди принимали на Крещатике первомайский парад физкультурников. Младшие школьники в трусиках и майках демонстрировали своё мастерство: выделывали всевозможные пирамиды, кульбиты, ложились на голый асфальт, покрытый смертоносной урановой пылью. Своих детей, внуков, жён, бабушек и мамушек в первую ночь трагедии эти верные слуги народа отправили спецрейсами в Крым…

А Вы, госпожа Гай, говорите: усложняли задачи абитуриентам еврейской национальности, подводили часы, не давали детям выпить стакан газировки. Здесь же советские вожди обрекали массу детей на мучительную смерть, раннюю или отсроченную…

Нельзя вечно скитаться по чужим углам, если даже эти углы неплохо благоустроены. Когда-то надо возвращаться домой. Или радикально менять место жительства. Чтобы решиться на это после сорока лет скитаний вдали от дома своего, будучи людьми даже не второй молодости, необходимо преодолеть серьёзный психологический барьер. Кроме всего прочего, надвигался горбачёвский социализм с человеческим лицом. И это пугало. Возникали и крепли мысли об эмиграции. Но куда ехать?

Сладкие передачи радиостанции «Коль Исраэль» — на завтрак, на обед и на ужин — изливались в эфир бурными потоками молока и мёда, покоряя наши сердца, пребывающие в глубоких рубцах от прожитого и пережитого.

На расстоянии мы не могли представить себе, что Израилю нужна алия, но не нужны олим. Для людей с неизвращённой психикой эмиграция — очень трудная работа. Пожалуй, самая трудная из всех, какие мне пришлось испытать в жизни. Тем более — две эмиграции. Всю боль этого события я ощутил в полной мере, когда мы покидали квартиру в Хайфе с двумя дорожными сумками. Это был жалкий скарб, оставшийся от прошлого перед многочасовым полётом в очередную неизвестность…

Воспитанный (вернее — самовоспитанный) неповторимой русской культурой, великим русским языком, всем противоречивым образом русской жизни, я никогда ни от кого не скрывал своих иудейских корней, хотя мог бы, имея русскую бабушку — мать отца. Но это было бы так же глупо, как если бы от своего еврейства отказался Иисус Христос.

Посланник Б-га на земле, испытавший людскую жестокость через распятие и вознесшийся в вечность, никогда больше (за исключением 70 коммунистических лет безвременья) не знал гонений и унижений, каким почти 20 веков подвергаются его братья и сёстры во всех частях света. Господи, как же далеко может зайти человеческая глупость, облачённая в сутану Веры?! Лютая ненависть к единокровцам Христа — это не просто политика неразумных царей и диктаторов. Это генетический код, разъедающий души целых народов.

Когда у одного мудрого человека спросили, существует ли в его городе антисемитизм, он ответил: антисемитизм существует везде, где проживает хотя бы один еврей. И даже там, где о евреях знают по слухам. Точнее не скажешь.

Только ступив на землю Израиля, я понял: это и есть то самое место, где мне не нужно втягивать голову в плечи, когда в общественный транспорт, в котором я еду, заходит пьяный жлоб и начинает, поглядывая на мой нос и мою реакцию, рассказывать пошлости про евреев, манерно растягивая слова и вместе с ними размазывая сопли по отвратной своей роже. Знаю наверняка, что если не выдержу, поднимусь и сверну подонку челюсть (что не однажды случалось в молодости), то среди пассажиров немедленно найдутся заступники и свидетели моей вины. Поэтому лучше отвернуться, стиснуть зубы и промолчать. Да и челюсти всем антисемитам не свернешь: никаких кулаков не хватит. Лучше вспомнить замечательный тезис мамы: «В мире существуют всего две национальности — ПЛОХИЕ И ХОРОШИЕ ЛЮДИ». Это, госпожа Гай, относительно Ваших претензий к высокопоставленным чиновным евреям типа Кобзона.

Израиль, при ближайшем рассмотрении, оказался страной слишком далёкой от демократического понимания национального вопроса. Здесь и на бытовом, и на государственном уровнях процветает махровая, мягко говоря, нелюбовь ко всему нееврейскому. При официальной регистрации в министерстве внутренних дел моя русская невестка и, следовательно, мои внуки, рождённые нееврейкой, получили статус людей второго сорта — в графе «национальность» поставлен прочерк. Этот маленький штрих имеет огромное значение для всей жизни человека. Клеймо, понятное каждому израильскому чиновнику, как в Советском Союзе была понятна запись в пятой графе.

Таково проявление расизма на государственном уровне. В быту услышать презрительное «гой», «хазэр» — явление обычное в любой еврейской среде. Что это?

Неувядающее чувство мести русским жёнам евреев и еврейским жёнам русских за обиды, привезённые из СССР? Или нечто иное, более глубинное, научно именуемое пробуждением национального самосознания, которое, наконец, проснулось в мозгах дураков и сделало их ещё более глупыми от обретённого чувства хозяев жизни в собственном государстве?!

Через недолгое время после приезда нас пригласили соседи по дому на семейное торжество. Гостей оказалось много, и очень разношерстных. Длинный стол был накрыт по советской традиции — всего много. Моим ближайшим соседом в застолье оказался лысый человек интеллигентного вида; хозяин дома величал его «профессор».

После первой рюмки сосед рассказал, что он доктор философии, но несколько лет назад потерял работу в вузе (конечно, на почве пятой графы), и вынужден был перебиваться чтением лекций по линии общества «Знание». По этой линии он объездил весь Союз с единственной лекцией «Общность людей новой формации», которую прочитал в городах и весях — ха-ха — 1000 раз! Рекорд, достойный Книги Гиннесса!..

После второй рюмки сосед рассказал, что в Хайфе по большому блату устроился в бригаду дворников, возглавляемую доктором юридических наук. В эту ассоциацию без учёной степени никого не берут, к тому же — на освободившееся место надо пройти строгий конкурс. Я знал о существовании этой высокоинтеллектуальной «общности людей новой формации» и даже видел за работой самого бригадира; его участок располагался в районе рынка «Адар», куда я ездил за фруктами и овощами.

После третьей рюмки «профессор» прищурил один глаз и долго смотрел в противоположный конец длинного стола, затем наклонил вплотную к моему уху потный сократовский лоб и сказал: « Видите вон ту хазэрину в голубом платье?.. Любопытно, зачем это Сеня приглашает гоев на еврейский праздник …

Ах, если бы этот бывший советский философ мог знать, что ненавистная ему гойка в голубом платье — русская из русейших, поморка, архангелогородка, прекрасная мать и отличный доктор — моя любимая невестка! На короткое время меня вроде заклинило. Затем я ощутил дикий прилив энергии: хотелось говорить правильные слова. Но читать в тысячу первый раз лекцию на тему общности людей новой формации было бессмысленно, да и не по зубам моему интеллекту. А оставить ситуацию без ответа — выше сил. И я «примерил» на сократовский череп философа хрустальную посудину с фаршированной рыбой… И, естественно, покинул праздничный стол.

В тот же вечер сосед Сеня (крупный инженер из Минска теперь работал охранником в Технионе, ходил с наганом на боку) явился ко мне «обсудить хулиганскую выходку». Он был в приличном подпитии, и я до конца не понял, чью выходку он считал хулиганской: мою или философа-дворника.

— А рыбу жалко!.. — грустно заключил Сеня. — Клара два дня старалась…

Теперь, г-жа Гай, коротко о нашей бывшей родине. Хотя родина не может называться «бывшей», независимо от того, была она любящей матерью или нерадивой мачехой. Родину, как и родителей, не выбирают. Это записано в документах и в сердце каждого человека. Люди, проклинающие свою мать (как и родину), вызывают у меня недоверие. Они напоминают представителей Б-гоизбранного народа, которые звонят из Америки, Германии, Израиля на примитивные ток-шоу RTVi и задают вопросы или вносят предложения, вызывающие у ведущих программы ироническую улыбку, а у людей думающих — стыдливость, от которой хочется скорее отмыться, как от липкой грязи.

Должен напомнить Вам, уважаемая Евгения, что люди, представляющие себя писателями, на всякие ток-шоу российского розлива, как правило, не звонят и прокламации типа «ПРОЧТИ И ПЕРЕДАЙ ТОВАРИЩУ!» не рассылают. Если, конечно, не хотят опуститься до плинтусного уровня прохановых и леонтьевых.

Вы не владеете серьёзной информацией и анализом жизни сегодняшней России. Ваши инсинуации крайне поверхностны и общеизвестны. Они напоминают местечковую свару уровня «сам дурак», «А в Америке негров линчуют» с демонстрацией противнику причинных мест, мужских и женских. Судьба России при нынешнем правлении «царя-спасителя» не просто печальна, она трагична. Основная масса населения этого не понимает, как мировые лидеры не понимали или притворялись, что не понимают истинной сущности Путина, называя чудовище своим другом. И когда он только слегка показал коготки, призадумались. Но, судя по примитивному поведению Жоржика-сына на ранчо Жоржика-папы, всей опасности господа союзники ещё не осознали. Даже козырная карта сочинской Олимпиады, полученная шулерским путём из рукава сдающего, может оказаться глобальной трагедией не только для России, но и для значительной части человечества…

К сожалению, я не читал Ваших книг, а однострочные отклики, преднамеренно вырванные из контекста, не убеждают. Не стоит притягивать за уши авторитетных оппонентов, если при этом настойчиво проступают «белые нитки».

Я был знаком с А. Бовиным задолго до его назначения послом в Израиле. В начале 70-х нас познакомил в ресторане ЦДЛ писатель Анатолий Приставкин — известный правозащитник, герой моей повести «Прошение о помиловании». Посчастливилось встретиться с Александром Евгеньевичем и в Хайфе, когда он приезжал на встречу с русскоязычными жителями в культурном центре на улице Сильвер, рядом с многоэтажным домом, где я тогда жил. Этот добрейший человек и прекрасный журналист-международник откровенно признавался мне, что в поэтических изысках не силён. Поэтому непонятно, для чего он посылал Ельцину диппочтой и дважды помещал в свои книги Ваше стихотворение.

Простите за простодушную откровенность, но мне представляется, что своей неуёмной настойчивостью Вы просто «достали» этого деликатного, тяжело больного человека, не сумевшего отказать женщине.

Я не знаю, в каком Вы пребываете возрасте, имея сына-профессора, но складывается впечатление, что до приезда в Израиль Вы не занимались литературным творчеством и профессиональной журналистикой. Разве только регулярно печатались в стенгазете какого-нибудь учебно-воспитательного учреждения. Вероятно, Ваш литературный талант пробудился внезапно, как озарение, вызванное нештатными обстоятельствами. Бывает. И довольно часто. Особенно в эмиграции.

Вашей писательской биографии в Интернете я не нашёл. Очень рекомендую быть не только писателем, как чукча, но и читателем, как Лев Толстой.

Я бегло рассказал Вам свою биографию (более подробно она описана в трёхтомнике «Под тенью Южного Креста» на площади около 100 авторских листов, уже опубликованных или готовых к печати). Рассказал не для того, чтобы засвидетельствовать какую-то свою отличительную особенность или большой талант. Я — скромный раб литературы с одиннадцатилетнего возраста, когда было написано и отправлено на фронт отцу первое неумелое стихотворение. Во множестве существуют биографии более интересные. Просто нельзя забывать прописную истину о том, что для кого-то трагедия — суп жидкий, а для кого-то — жемчуг мелкий.

Желаю всяческих удач.

Всегда искренне.

Оцените пост

Одна звездаДве звездыТри звездыЧетыре звездыПять звёзд (ещё не оценено)
Загрузка...

Поделиться

Автор Редакция сайта

Все публикации этого автора