Продолжение.
Начало в № 730
Сын был очень похож на отца, неудивительно, что я его не узнал, так часто бывает: привык видеть человека старым, а он неожиданно оказывается молодым.
Но теперь я понимал и то, почему Абрахам Охана мог хотеть смерти Рони Пеледа. Наверняка законопослушный сын Бар-Шабата не желал, чтобы о прошлом его семьи ходили разговоры, это могло помешать карьере, а может, удачной женитьбе, а может, чему-то еще, жизненно важному для этого человека. Рони, узнавший-таки правду, мог – и наверняка сделал это – шантажировать Абрахама.
Ну и что? Охана мог бы убить Пеледа, но жизнь распорядилась иначе.
Если говорить о стрессах, способных довести человека до могилы, то эта четверка – по крайней мере, трое из них – вполне могла вызывать у бедняги Рони массу эмоций, не улучшающих состояние нервной системы. Но ведь он сам хотел такой жизни, мог бы и знать, что лишние стрессы здоровья не прибавляют.
Ниссан наверняка не сегодня, так завтра узнает то же, что уже знал я. Он начнет выспрашивать, тянуть за ниточки, и, насколько я понимал, это не нужно было никому. Естественно, это не нужно было никому из этой четверки. Это не нужно было Шошане – о ней я думал в первую очередь. Ниссан, естественно, не отступится от Шошаны, будучи уверен, что жена либо знала о делах мужа, либо знала, где тот хранит информацию. А поскольку Шошана будет утверждать, что информацию она уничтожила, следователь, конечно же, сделает из этого свои выводы. А если еще учесть, что Шошана намерена подать на полицию свою нелепую жалобу…
Я еще раз прошелся по цепочке своих рассуждений и убедился в том, что поступаю правильно. Для начала нужно, чтобы эта четверка (потом я попробую заняться остальными) не поддавалась на расспросы и не наговорила лишнего. Меня не интересовали дела этих людей, но спокойствие Шошаны я должен был обеспечить.
Почему, собственно?
Сидя в кабинете с отключенными телефонами в четырех стенах, которые, кажется, отражали и возвращали мне в голову все излученные мозгом мысли, я мог бы и признаться самому себе. Черт, я ведь всегда хотел эту женщину!
Она была женой моего приятеля, и я никогда не позволял себе ничего лишнего. К Пеледам я всегда приезжал вместе с Эммой. Я ни разу за многие годы не остался с Шошаной наедине, кроме, конечно, вчерашнего вечера, когда нам обоим было не до лирики. Но я всегда знал: по сравнению с моей пресной женой, которая даже в постели способна была на мысли и действия, полностью соответствующие стандарту, Шошана была женщиной, открытой всем страстям. Я думал, конечно, не о порочных страстях, но о страсти любви, страсти верности, страсти как проявлении женственности. Все это у Шошаны было, и я всегда, не признаваясь в этом даже себе, жалел, что такая женщина досталась Рони Пеледу, которому достаточно было собственных страстей.
Теперь, когда Рони не стало, я мог… Мог ли? Не сейчас, конечно. Но в будущем… Если Шошана захочет…
Впервые я подумал об этом совершенно отчетливо. На миг мелькнула перед глазами неясная тень Эммы, но я мысленным движением отодвинул ее в сторону. Я хотел Шошану, и я хотел, чтобы у этой женщины не возникло неприятностей. А они у нее возникнут, если я не проведу сегодня ювелирную операцию.
Неожиданно я обнаружил, что в дверь стучат. Стучали уже давно, но я был настолько погружен в свои мысли, что не обращал внимания.
– Войдите! – крикнул я. Стучала, конечно, Катрин, которая хотела сообщить мне о том, что связалась, наконец, с одним из моих абонентов.
– Вы отключили все аппараты, – с укоризной в голосе сказала она, входя в кабинет. У женщин, долгое время работающих секретарями у одного человека, возникает какое-то подобие материнского отношения к нему – если, конечно, не возникает других отношений, более интимных. Катрин не упускала случая сделать мне замечание.
– Да, простите, – сказал я. – Мне нужно было подумать.
– На линии господин Охана, – сообщила Катрин.
– Он в фирме или уже дома?
– Дома, он только что вернулся из Хайфы.
Я поднял трубку. Катрин выскользнула из кабинета, плотно прикрыв дверь. Обязанности свои она знала четко.
– Чем я могу быть вам полезен, господин адвокат? – голос Оханы звучал не очень дружелюбно, но к этому я привык. «Какая разница между адвокатом и ведром дерьма?» Нормально.
– Я хочу закончить с делом Пеледа, – сообщил я. – Видите ли, я взялся его защищать, но Пелед скончался, и моя миссия, вообще говоря, завершена. Но есть два-три неясных вопроса или, точнее, детали. К тому же полиция… – я сделал паузу, надеясь, что упоминание о полиции скажет Охане больше, чем мои объяснения.
– А что полиция? – нервно спросил Охана. – Я уже давал показания. Все видели, как Пелед ударил Слезара ножом, я видел то же, что и все.
– Да, да, – сказал я. – Но полицию заинтересовали иные вопросы, о которых я и хотел поговорить с вами.
Охана молчал, обдумывая услышанное. Его наверняка не вдохновляло продолжение отношений со следователем Ниссаном.
– Какие же у вас вопросы, господин Лапид? – спросил он совсем уже другим тоном.
– Не хотелось бы обсуждать по телефону, вопрос щепетильный, – объяснил я. – Не могли бы мы сегодня встретиться? У меня много дел, но я готов выкроить полчаса…
Пусть не воображает, что я потрачу на него весь вечер.
– Вы хотите, чтобы я подъехал к вам? У меня тоже…
– Нет, нет, – сказал я. – Я могу приехать и сам, это ненадолго. Семь часов – это время вас устроит?
– Лучше в половине восьмого, – сказал Охана после небольшой паузы. – Но в половине девятого начинается футбол…
– Вы будете смотреть футбол, – пообещал я.
– Ну хорошо, – согласился Охана без энтузиазма.
Он даже не спросил, знаю ли я, где он живет.
===
Час спустя отыскались и двое остальных. Я договорился с Орманом на девять вечера в кафе «Опера», а встречу с Вейцманом пришлось перенести на завтра, поскольку сегодня он собирался заночевать у родителей в Кирьят-Моцкине. Жаль, конечно, я бы хотел закончить все сегодня. Я обещал Шошане позвонить ей не позднее десяти вечера и намерен был выполнить обещание. Более того, я хотел напроситься в гости, и значит, встречу в «Опере» нужно будет закончить не позднее половины десятого, иначе я не доберусь до Иерусалима раньше одиннадцати.
– Что там у нас с клиентами? – спросил я Катрин, разобравшись наконец с планами на вечер. Мне еще нужно было выкроить пару часов до встречи с Оханой, чтобы привести себя в порядок и подготовиться, но до четырех я вполне мог поработать.
– Господин Трауб ждет в приемной, – сообщила Катрин.
– Просите.
===
Я надел костюм, в котором обычно выступаю в суде. Подумал, нацепить ли галстук, но отказался от этой идеи – Охана наверняка будет в домашнем, зачем создавать у него ощущение неловкости?
– Ты надолго? – спросила Эмма. Она, как обычно, лежала в салоне на диване и читала журнал. По телевизору, стоявшему в противоположном углу, показывали очередные беспорядки на территориях, вопли стояли такие, что слышно было, вероятно, в соседнем квартале. Эмма не обращала на телевизор никакого внимания, даже не повысила голос, разговаривая со мной, и о смысле ее вопроса мне пришлось догадываться по движению губ.
– Сегодня вернусь, – ответил я шепотом, стараясь четче артикулировать.
Эмма кивнула и уткнулась в журнал. Естественно, это был «Ла иша», который я открыл бы только в том случае, если бы мне заплатили за чтение шекелей сто. Или тысячу – не стоит мелочиться.
Вот от таких жен и сбегают мужья, – подумал я, сбегая по ступенькам. Эта мысль повлекла за собой следующую, и всю дорогу до дома Оханы я думал о Шошане, и о том, какую замечательную пару мы могли бы составить. Что ж, сейчас это уже не казалось таким невероятным. Нужно только избавиться от наследства, что оставил Рони. Странный он был человек, не мог выбрать себе иных жизненных интересов? Впрочем, будь он иным, то, вероятнее всего, был бы сейчас жив, и мне, с одной стороны, не пришлось бы разговаривать с людьми, вовсе мне не симпатичными, но, с другой стороны, и Шошана была бы так же недосягаема для меня, как десять лет назад… Нет худа без добра, но, к сожалению, и нет добра без худа.
И слава Б-гу, иначе нам, адвокатам, нечего было бы делать в этом мире.
Продолжение следует
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
