В борьбе за мир

Фото: Празднование Пурима у бобовских хасидов

Лично я отношусь к войне неодобрительно и с удовольствием пошёл бы в пацифисты, ежели б граждане, к «миролюбию» склонные, не устраивали столько конфликтов. Помните советскую прибаутку: «войны не будет, но будет такая борьба за мир, что не останется камня на камне». Союз Нерушимый сражался за мир против империалистов-разжигателей войны в Корее, Анголе, Вьетнаме и Афганистане, да и опочил в жестоких локальных битвах. Наконец-то мне удалось найти человека, не только на словах желавшего, но и умевшего достигать мира, причём в весьма жёсткие времена.

В конце «кинот», траурных плачей на 9 Ава, веками принятых в еврейских общинах, приводятся две элегии, посвящённые пожару Катастрофы. Первой идёт кина рабби Шломо Хальберштама, третьего Бобовского ребе, прошедшего концлагерь и потерявшего там жену и детей. С единственным уцелевшим, старшим сыном он сумел бежать, в Будапеште, а затем Бухаресте с риском для жизни занимался спасением обречённых, вызволяя их из нацистского ада. А затем языком простым и невероятной трагической силы написал молитву об укреплении уцелевших, отмщении извергам и восстановлении святого народа и святого Храма.

Рав Шломо, старший сын Бобовского ребе рава Бенциона Хальберштама (1874-1941), автора фундаментального труда «Кдушат Цион» (Святость Сиона), родился в 1907 году. Отца прозвали «Великим» за подвижническую деятельность по созданию ешив и центров благотворительности. Назван Шломо в честь деда (1847-1905), основателя бобовской ветви хасидизма, внука гениального «Диврей Хаим» (рабби Хаима Хальберштама из Цанза, 1793-1876). За дедом укрепилась кличка «Упрямый ребе», которую произносили с почтением — как бы ни был уважаем и щедр человек, но коли он уличён в жульничестве, общаться с ним рав Шломо категорически отказывался. Удивительно, насколько разные характерами бобовские адморы!

Учителем мальчика был отец, возглавлявший общину с 1906 года. Перед Второй Мировой он перебрался в город Чебин и рав Шломо возглавил хасидут в местечке его основания. В начале войны отец и сын с семьями оказались во Львове, где 4 Ава (28 июля) 1941 рава Бенциона убили нелюди, сперва заставив выкопать себе могилу. В огне Холокоста погибла почти вся его семья и десятки тысяч бобовских хасидов — войну пережили лишь около 300 из них. Рава Шломо с семьёй отправили в трудовой концлагерь на соляных шахтах — Бохню под Краковом, там погибли жена и двое детей. После бегства они с сыном Нафтали (1931-2005) перебрались в Венгрию, жили с подложными документами «местных евреев», а после оккупации Будапешта Германией (12 марта 1944) успели пробраться в Бухарест, где существенно ослабела удавка Холокоста. Основная деятельность рава Шломо по спасению соплеменников состояла в том, что он организовывал переправку уцелевших в Румынию, нередка сам проводя их через границы.

В 1946 году рав Шломо отправляется в портовый городок Бари на юго-восточном побережье Италии — он принимает на себя попечение над большой группой сирот, потерявших всех родных. Выполнив миссию, отец и сын эмигрируют в США, где начинается восстановление разрушенных общин.

Ребе снова женится, постепенно отстраивается бобовский хасидут — сперва, когда он поселился на Манхеттенском Вестсайде, для молитвы не набирался даже миньян. Затем были Бруклин — Бедфорд-Стайвесант, после Боро-Парк. Личность адмора притягивала людей — знаниями в Торе, мудростью и удивительными личными качествами. Он славился добротой и миролюбием; в частности, никогда не принимал сторону в спорах, как бы на него ни наседали, но уговаривал завершить их полюбовно. Одно из главных направлений его многогранной деятельности — благотворительность. Рав акцентировал своим хасидам «трёх китов» на пути их духовного служения: дела милосердия, исполнение заповедей с радостью и чистоту еврейского воспитания.

В течение более 50 лет рав Шломо возглавлял бобовское направление хасидизма, за это время во многих городах открыты ешивы, школы и летние лагеря для мальчиков и девочек, десятки синагог… Самый большой «шул» (синагога) населённого хасидами бруклинского района Боро-парк — бобовский. Возникли общины последователей в бруклинском Вильямсбурге, Манси, Лейквуде, Торонто, Монреале, Антверпене, Лондоне, Иерусалиме, Бней-Браке, Кирьят-Сефере, Ашдоде, Эладе … В Бат-Яме выстроился целый район — «Кирьят Бобов». Можно сказать, хотя бы отчасти молитва рава Шломо услышана…

Бобовская община, как немало других, имеет устойчивые, чётко очерченные и бережно хранимые обычаи — «мингаги». Для хасида они буквально на уровне Закона. Приведу один пример — «бобовский» Пурим с его «тринк-сеидой» (трапезой пития), введённой ещё рабби Элимелехом из Лиженска и предназначенной «перевернуть мир», обновить душу, заснувшую в повседневной рутине. Одно из названий трапезы: «воскрешение мёртвых». А вообще обычай «переворота», преображения реальности в Пурим идёт от великих каббалистов Цфата, учивших, что Пурим подобен Йом-Кипуру не только буквенным созвучием, но и способностью переосознания, переосмысления жизни, открытия в себе доселе неведомого. Они утверждали, что именно так будет происходить тшува (раскаяние) при раскрытии Машиаха: «тогда смеяться мы будем в полный голос!». Этот обычай соблюдался столь свято, что даже в нацистских концлагерях бобовцы старались любой ценой, пусть взамен хлебной пайки добыть под Пурим хоть каплю алкоголя, хотя он и опасен для людей истощённых и измученных.

Заповедованная Законом пуримская трапеза проходит в сам праздник, чаще во второй половине дня. Но бобовская «тринк-сеида» начинается в предпуримский вечер, да и вообще события длятся у них три дня — словно иерусалимский «Пурим мешулаш (утроенный)» в год, когда 15 Адара падает на субботу. На столах только напитки, лишь в последние годы появился огромный шоколадный торт, от которого ребе наделяет кусочками присутствующих. Считается, что эти кусочки помогают миру в доме, и почтенные отцы семейств спешат с ними к женскому отделению — поделиться с супругой. «Упившихся вдрызг» практически не бывают — это не попойка, но духовный ритуал, однако навеселе все, даже дети получают капельку «взрослого напитка». Не зря же в Свитке Эстер все главные события закручивались вокруг питий! Ещё один пуримский обычай — курить, напоминая этим о воскурении благовоний в Храме; шкодники им пользуются, дабы картинно затянуться перед носом у родителей. Разыгрываются спектакли, в основном на мотивы Свитка Эстер, но в их литературно отделанных текстах могут скрываться довольно ехидные подколки. Называется это: «веселить ребе», и адмор, которого, может быть, только что подкусили, всё равно будет смеяться и аплодировать.

Думаю, это очень удачный (и далеко не только еврейский) способ снять накопившиеся претензии и разрулить конфликты — в освящённой обычаем и как бы шуточной форме. Обязательно назначается «Пуримский раввин», обладающий на три околопраздничных дня имитацией полноты власти. Следует глубокая речь адмора, а затем — «Пуримский раввин» в «важном халате», залезши на адморов стол, сходу её парадирует. Долгие годы на таковую роль избирался рав Шалом Кесслер, ректор Малой ешивы, человек с неподражаемым чувством юмора и талантливый поэт-импровизатор…

Пурим, праздник «отменённого геноцида», имеем к бобовцам особое отношение: практически вся их община состоит из немногих переживших Холокост и их потомков. Печаль и веселье, кошмар и милосердие густо здесь замешаны. И нигуны, мелодии за столом поются — сперва степенные и покаянные, на слова из молитв Йом-Кипура, а под конец — бесшабашно весёлые…

Рав Шломо покинул мир 1 Ава (2 августа) 2000 года, в годовщину смерти Первосвященника Аарона, любимой работой которого было — устанавливать мир. Многие считают это не случайным совпадением.