Ветер усиливался. Начиналась песчаная буря. Эстер поспешно стала снимать с веревки оставшееся белье. Внезапно сильный порыв ветра вырвал из ее рук полувоздушную блузку и унес на балкон снизу.
Эстер поморщилась от досады. С соседкой Ирмой, женщиной средних лет, у нее было лишь шапочное знакомство. Неловко беспокоить человека по пустякам. Но и блузку жалко, почти новая. Вздохнув, Эстер спустилась на нижний этаж. Ирма сразу открыла дверь, впустив в квартиру пожилую соседку. Выслушав просьбу, с готовностью отправилась через спальню на балкон. Эстер последовала было за ней, но вдруг, заметив в углу спальни до боли знакомый предмет, застыла в дверях…
За окном уже вовсю бушевала песчаная буря. А она почему-то вспомнила другой песок – на берегу Балтийского моря. И имя свое, неуверенной рукой выведенное на песке печатными буквами: «СТЕЛЛА»… Это было первое слово, которое она научилась писать. Ведь ей было шесть лет… За спиной не утихал шум прибоя. Волны набегали друг на друга, пятились назад и, возвращаясь, все ближе и ближе подбирались к имени на песке, пока не смывали бесследно. И тогда на его месте оставался лишь гладкий мокрый песок. Она убегала подальше от морской волны, неуверенной рукой вновь и вновь выводила слово: «СТЕЛЛА». Но упрямая волна, поднимаясь, каждый раз настигала и смывала его…
… Хлопнула балконная дверь. Ирма с блузкой в руках вернулась в спальню:
– Какая ужасная буря! Надо плотно закрыть все окна, не то нанесет песка… Извините меня, – протянула блузку и скрылась в салоне.
А Эстер продолжала неподвижно стоять в дверях спальни и память опять возвращала ее в то счастливое довоенное лето…
… – Бабушка Гесья, ну, почему волна смывает мое имя?
– А потому, милая, что нам давно пора домой. Нельзя так долго находиться на солнце.
– А завтра мы придем сюда?
– И завтра, и послезавтра, и еще много-много дней подряд.
Но завтра началась война…
… Эстер не сразу заметила, что хозяйка стоит рядом и в недоумении смотрит на нее.
– Что-нибудь случилось? Вы хорошо себя чувствуете? Присядьте.
– Ой, извините, – Эстер, прижимая блузку к груди, точно встряхнулась ото сна, присела на стул. – Ирма, откуда у вас эта швейная машинка?
– Ах, вот вы о чем… Это длинная история… Она досталась мне от моей бабушки. А той от ее бабушки. Машинка эта, можно сказать, наша семейная реликвия. Она старинная, фирмы «Зингер». И представьте себе, до сих пор действующая.
Ирма еще долго рассказывала семейную историю. Эстер слушала ее в пол-уха. Воспоминания, подобно морской волне довоенного детства, с новой силой нахлынули на нее и окатили с ног до головы…
… Маленькая Стелла вбежала в комнату, откуда доносилось цоканье бабушкиной швейной машинки:
– Ну что, бабушка, готово мое платье?
– Немного терпения.
– Оно будет таким же, как и у Ингрид?
– И даже лучше… Ну, давай примерим.
– Бабуль, как это у тебя так хорошо получается? И я хочу научиться.
– Обязательно научишься. Вырастешь, и будешь шить лучше меня. Эту машинку я оставлю тебе. Еще моя бабушка шила на ней…
… Последняя фраза, оброненная Ирмой, молниеносно вернула Эстер в действительность, насторожила:
– Что вы сказали? Я правильно услышала? Вы жили в Риге, на Московской улице? А номер дома помните?.. А квартира?..
Эстер так часто, уже после войны, слышала этот адрес от мамы, что запомнила его на всю жизнь. «Мы когда-нибудь, доченька, обязательно вернемся в Ригу, в наш дом на Московской улице».
… Суровая память вновь и вновь возвращала Эстер в прошлое. Слова мамы, обращенные к бабушке:
– Мамочка, я умоляю тебя, поехали с нами. Машина ждет. Мы не можем задерживаться!
– Нет, мы с папой останемся здесь, в нашем доме. Ну, как все бросить? Езжайте с Б-гом. Когда все кончится, вернетесь домой. Мы будем вас ждать. Не беспокойтесь за нас. Немцы не такие уж страшные. Мы уже видели их. Они не станут убивать мирных людей…
… А потом был шумный, переполненный вокзал. Люди с узлами, сумками, чемоданами. С трудом протиснулись в вагон. Но поезд, не успев отъехать от станции, вдруг остановился. Послышались взрывы. Плач, крики ужаса, кровь – все смешалось воедино. Никогда в жизни маленькой Стелле еще не было так страшно.
… Сквозь тревожные воспоминания голос Ирмы показался ненастоящим:
– Все-таки, вам не хорошо… Попейте воды.
Дробный стук зубов о стекло стакана вновь напомнил цоканье бабушкиной швейной машинки… «Вырастешь и будешь шить лучше меня. Эту машинку я оставлю тебе…» .
… Внезапно Эстер прошиб холодный пот… Она вспомнила, что однажды, опасаясь, как бы бабушка не забыла своего обещания, нацарапала проволокой на задней стенке машинки единственное слово, которое умела писать – свое имя «СТЕЛЛА»…
Она нацарапала это слово в полной уверенности, что морская волна никогда не сможет смыть надпись. Маленькая девочка не могла знать, что бывает волна гораздо сильнее морской…
– Ирма, а вы не помните, когда переехали в тот дом?
– Мы всегда там жили. Я родилась в том доме.
– А родители никогда вам не рассказывали о прежних жильцах?
– Нет. А почему вы спрашиваете?..
… Эстер больше никогда не видела своих любимых бабушку и дедушку… Вскоре после начала войны, их, как и остальных евреев, изгнали из собственного дома и сгноили в Рижском гетто. А после войны они с мамой уже не вернулись в родной дом. Там жили чужие люди…
… – Почему я спрашиваю? Я хочу, Ирма, чтобы вы внимательно осмотрели швейную машинку. Там, на задней стенке, я когда-то нацарапала проволокой свое имя – «СТЕЛЛА»…
Ирма побледнела… На ее лице в одно мгновение отразилась целая гамма чувств: смятение, растерянность, стыд:
– … Не надо смотреть. Я знаю…
… Прижимая блузку к груди, Эстер поднялась в свою квартиру. В голове ее продолжали звучать голоса:
– Бабушка, а завтра мы придем сюда?
– И завтра, и послезавтра, и еще много-много дней подряд…
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
