Ленин не ограничился ответом Горькому и 19 мая 1922 года пишет Ф. Дзержинскому записку «К вопросу о высылке писателей и профессоров, помогающих контрреволюции». Он требует «собрать систематические сведения о политическом стаже, работе и литературной деятельности профессоров и писателей. Надо поставить дело так, чтобы этих «военных шпионов» (?! — С. Д.) изловить и излавливать постоянно и систематически высылать за границу» (выделено мною — С. Д.).
В среде творческой интеллигенции создаётся тотальный контроль через всеохватывающую сеть осведомителей, сообщающих в карательные органы о каждом слове чуть ли не каждого мало-мальски известного артиста, художника, писателя, музыканта, учёного, преподавателя школ и вузов.
16 июля Ленин пишет Сталину из Горок: «Очистим Россию надолго… Всех их (интеллигентов — С. Д.) — вон из России. Делать это надо сразу, к концу процесса эсеров, не позже. Арестовать несколько сот и без объявления мотивов — выезжайте, господа!» (выделено мною — С. Д.). Политбюро поручает Сталину, Дзержинскому и Семашко разработать план, и 10 августа выходит Постановление ЦК РКП (б) «Об утверждении списка высылаемых деятелей интеллигенции». В ночь на 16 августа 1922 года в разных городах России были произведены аресты.
5 сентября Дзержинский издаёт распоряжение по ГПУ «Завести на каждого (! — С. Д.) интеллигента дело». Вскоре начались высылки: по железной дороге в Ригу и Берлин, морем из Петрограда в Германию и из Одессы в Константинополь. Первым рейсом 26 сентября на пароходе «Пруссия» из Петрограда в Штеттин выслали партию гуманитариев. Им разрешили взять с собой одну смену белья. Этот пароход позднее назвали «Философским».
В октябре Горький пишет Дзержинскому: «Сообщаю вам, что я смотрю на аресты, как на варварство… и заявляю,… что Советская власть вызывает у меня враждебное к ней отношение» (выделено мною — С. Д.). Следующая группа была выслана 16 ноября.
В поэме «Россия» Максимилиан Волошин изобразил изгоняемого врага:
«Его мы помним слабым
и гонимым,
В измятой шляпе,
в сношенном пальто,
Сутулым, бледным,
с рваною бородкой,
Страдающей улыбкой
и в пенсне».
Сталин посчитал высылку за границу недопустимой роскошью и впоследствии расправлялся с выдуманными им врагами на местах, взяв на вооружение обвинение в шпионаже в пользу чуть ли не всех государств мира.
8 июня 1922 года Политбюро ЦК РКП (б) приняло «решение о фильтрации студентов к началу будущего учебного года, об установлении строгого ограничения приёма студентов непролетарского происхождения; об установлении свидетельств надёжности для студентов». Не имея на то никаких оснований, Солженицын утверждает, что «еврейскую молодежь, хоть и буржуазного происхождения, свободно принимали в вузы, еврею прощалось, что он — не пролетарий» (Моего отца, сына к тому времени уже умершего десятника на лесосплаве, отчислили в 1926 году со второго курса Ленинградского политехнического института за непролетарское происхождение — С. Д.).
Художник Юрий Анненков приводит такие слова Ленина: «Как только искусство отыграет свою пропагандистскую роль, мы его — дзык-дзык! — вырежем, как аппендикс» (Ст. Рассадин «Самоубийца»). И ещё: «Наш лозунг «ликвидировать безграмотность» отнюдь не следует толковать как стремление к нарождению новой интеллигенции». Эти ленинские слова приводит А. Н. Яковлев («Сумерки»), а в интервью («Вечерний Нью-Йорк», 5 — 11 декабря 2003) говорит: «До 1924 года у нас ещё была интеллигенция. А потом Бухарин сказал, что мы будем штамповать, как на фабрике, новую интеллигенцию…»
Вот, что сказал Н. И. Бухарин (1925 г.): «Необходимо, чтобы кадры интеллигенции были натренированы идеологически на определённый манер. Да, мы будем вырабатывать их как на фабрике».
Вот несколько памятных высказываний бывшего премьер-министра В. С. Черномырдина:
«На любом языке я умею говорить со всеми, но этим инструментом стараюсь не пользоваться».
«Правительство поддержать надо, а мы ему по рукам… Еще норовим не только по рукам, но еще куда-то».
«Моя специальность и жизнь происходили в атмосфере нефти и газа».
«Какую бы общественную организацию мы ни создавали — получается КПСС».
«Много говорить не буду, а то опять чего-нибудь скажу».
(Не иначе как следовал совету Ильи Эренбурга: «Надо говорить так, чтобы слова становились цитатами).
«Весомы и сильны среда
и случай,
Но главное — таинственные
гены.
И как образованием не мучай
От бочки не родятся
Диогены».
Игорь Губерман
И со школьной скамьи воспитание стало идеологическим, а не нравственным. Большевистское ханжество извратило мораль: из лексикона исчезло слово «милосердие», мы вновь услышали о нём только в фильме Андрея Смирнова «Белорусский вокзал» (1971 г.), о добровольных пожертвованиях — даче цдаки (иврит) узнали только в Америке, прочтя имена дарителей на дверях операционных и палат во всех госпиталях. В Союзе это было немыслимо: никакой милостыни. Прав Николай Бердяев: «Культура людей сегодняшнего дня без прошлого, без органических связей всегда поверхностна и груба».
Десятки тысяч талантливых ученых, инженеров, деятелей искусства, а также молодых, еще не успевших проявиться в науке и искусстве, были уничтожены в сталинских лагерях.
И «наштамповали» поколения новой интеллигенции. Вот как рассказывает об этом Николай Эрдман в притче «О курице, которой подложили утиные яйца». Вылупившиеся утята потащили её к воде: «Плыви!» «Кто, по-вашему, эта курица?» — спрашивает Эрдман и отвечает: Это наша интеллигенция. Кто, по-вашему, эти яйца? Яйца — это пролетариат. Много лет просидела интеллигенция на пролетариате… Всё высиживала, высиживала, наконец высидела. Пролетарии вылупились из яиц. Ухватили интеллигенцию и потащили к реке… Плыви! «Я не плаваю». — «Ну лети». — «Разве курица — птица?» — сказала интеллигенция. — «Ну сиди!» И действительно, посадили» (Ст. Рассадин «Самоубийцы»).
В письме к Саре Бабенышевой (приводится в книге Лидии Чуковской «Процесс исключения», М, Эксмо, 2007) Солженицын продолжает «куриную линию»: «… До каких же пор писатели будут вести себя как куры — каждая покорно ждет, когда дойдет очередь резать ее, и беспечно не мешает резать других».
И снова Николай Эрдман (пьеса «Самоубийцы»): «Посмотрите вокруг. Посмотрите на нашу интеллигенцию. Что вы видите? Очень многое. Что вы слышите? Ничего. Почему вы ничего не слышите? Потому что она молчит. Почему же она молчит? Потому что её заставили молчать».
«Наша интеллигенция склонна прижиматься к власти, если власть проявит к ней хоть какую-то заботу, — говорил Александр Яковлев. — И эта ласка власти принимается рабски. Как милость».
Лидия Чуковская в упомянутой выше книге рассказывает о попытке опального академика Сахарова, присутствовавшего на торжественном заседании Академии наук по случаю 60-летия Октября, передать в Президиум записку. Его мгновенно плотным кольцом окружили 8 человек из КГБ и продержали в кольце вплоть до окончания заседания. Далее читаем:
— А что же академики… членкоры… доктора наук?.. — спрашиваю я у Андрея Дмитриевича, холодея.
— Видели, как вас окружили чекисты?
— Видели.
— И они подошли… чтоб узнать… чтоб спросить… чтоб узнать, что будет с вами дальше?
— Нет.
— Но они смотрели, по крайней мере, чем кончится?
— Нет. Они смотрели в другую сторону.
— И ни один человек не попробовал к вам подойти? Хотя бы окликнуть вас?
— Ни один.
Через четверть века после смерти Сталина они всё еще боялись. Многие помнили, как кричал на встрече с интеллигенцией в 1963 году Хрущев:
«Вы что думаете, что мы разучились арестовывать?!»
Когда в 1968 году на фестивале бардов в Академгородке Александр Галич спел «Памяти Б. Л. Пастернака» такие строки:
«До чего ж мы гордимся, сволочи,
Что он умер в своей постели!»,
в Москву полетел донос, и выступления Галича были запрещены.
Изгоняя в 1922 году интеллигенцию за границу, Ленин говорил: «Очистим Россию надолго!» Очистили. Надолго!
Опубликовал:
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
