«Я — Б-г, Г-сподь твой…» (5:6).
Почему Б-г дал «Асерет а-диброт», Десять заповедей (более точный перевод: «Десять речений») на двух каменных скрижалях? Почему не на одном камне? Для симметрии? Чтобы более эстетично смотрелось на художественных полотнах? Нет, конечно.
Любой религиозный еврей ответит вам, что Десять заповедей делятся на две группы. Первые пять речений определяют отношения между человеком и Б-гом: «Я — Б-г, Г-сподь твой… Да не будет у тебя других богов, кроме Меня… Не делай себе изваяния… Не произноси Имя Б-г попусту… Соблюдай день субботний… и Чти отца и мать…» (почитание родителей тоже входит в эту группу). Они выбиты на одной скрижали. А на второй — запечатлена вторая группа заповедей, формулирующих отношения между людьми: «Не убивай… Не прелюбодействуй…» и т. д.
Но вопрос остается. Зачем потребовалось начертать две группы заповедей на разных каменных блоках? И вообще, какое имеет значение, что первые пять речений относятся к нашим отношениям с Б-гом, а вторые пять к отношениям с людьми? В конце концов, все они — заповеди Торы, в равной степени обязательны для нас.
И, кстати, что означает выражение «отношения между человеком и Б-гом». Разве Он нуждается в нашей «богобоязненности»? Разумеется, нет. Б-г велик и беспределен, и ни одно из Его творений не может повлиять на Него. Если мы не выполняем заповеди, Он не «сердится» и не «огорчается». У Б-га нет никаких человеческих свойств, ни физических, ни эмоциональных, ни духовных. Мы вообще о Нем ничего не знаем, кроме того, что Он существует, что Он — един и что именно Он создал все сущее, включая нас самих.
Заповеди «между человеком и
Б-гом» даны нам лишь по одной причине: чтобы, исполняя их, мы могли установить с Ним связь, приблизиться к Нему и ощутить великое благо этой близости. Но Ему Самому от нее ни жарко ни холодно.
Совсем другое дело — пять других, «межчеловеческих» заповедей: запреты убийства, воровства и другие. Если мы их не выполняем, общество превращается в джунгли. Вот почему Десять заповедей начертаны на двух скрижалях. Исполнение первых пяти «диброт» влияет на самого исполняющего, но не на Б-га. А заповеди с шестой по десятую формируют отношения между двумя сторонами: тем, кто их выполняет, и тем, кто «получает».
На эту двустороннюю связь указывает соединительный союз «ве» (и), которым связана вторая группа заповедей при их перечислении в сегодняшнем разделе: «Не убивай, и не прелюбодействуй, и не кради, и не отзывайся о ближнем своем ложным свидетельством, и не желай жены ближнего своего…» (5:17,18).
Если я плохо обращаюсь с другим человеком, мы оба страдаем. Потому что мы с ним тесно связаны, потому что мы — дети одного Отца.
Для чего нужен
шаббат?
«Соблюдай день субботний, чтобы освящать его, как повелел тебе (раньше) Б-г» (5:12).
Комментатор Раши сообщает, что заповедь соблюдения шаббата была дана сынам Израиля еще до Синайского Откровения, во время стоянки в местечке Мара. Почему же именно теперь, спустя почти сорок лет, вновь перечисляя Десять заповедей, Тора считает нужным напомнить, что эта мицва была дана ранее?
Многие люди согласны с тем, что раз в неделю надо давать людям день отдыха. Даже машина не может беспрерывно работать. Отдых помогает людям восстановить силы и затем с удвоенной энергией продолжать работу, с лихвой компенсируя запланированный простой.
Такой практицизм был по достоинству оценен другими народами: под влиянием иудаизма христианские народы ввели выходной день в воскресенье, а мусульмане — в пятницу. Однако шаббат был дан еврейскому народу не для физического расслабления перед трудовой неделей. Шаббат — это не выходной день. Ведь находясь в пустыне, евреи не работали, а значит, и не нуждались в отдыхе. Они жили на всем готовом: Б-г давал им манну, воду и обеспечивал все другие жизненные нужды. И все-таки, заповедь шаббата евреи получили еще в Маре, в первые дни после выхода из Египта.
Теперь, 40 лет спустя, Моше обращается к новому поколению перед их вступлением в Эрец Исраэль, где им придется заниматься повседневными делами: пахать и строить, прокладывать дороги и защищать страну. Поэтому он говорит им: «Вы будете отдыхать в шаббат не потому, что устаете за шесть рабочих дней, а потому, что это священный день, напоминающий о Тв-рце вселенной: о том, что Б-г создавал мир шесть дней, а в седьмой отдыхал; и еще шаббат будет напоминать вам о тех чудесах, которые Вс-вышний совершил для вас в Египте. Этот день надо освящать и использовать не столько для укрепления, оздоровления тела и восстановления физической энергии, сколько для духовных целей: для изучения Торы, молитвы и семейного общения».
Для вечности
«Взойди на вершины скалы и взгляни на запад, и на север, и на юг, и на восток, и посмотри глазами своими, ибо не перейдешь ты этот Иордан» (3:27).
Моше не удалось достигнуть того, чего удостоились нынешние репатрианты. Он не совершил алию, не вошел в Страну Израиля, хотя страстно мечтал о ней. Но если Б-г приговорил его к смерти на чужбине, почему Он «мучил» своего любимого пророка? Для чего велел ему взойти на скалу и осмотреть страну, в которую не ступит его нога?
Дело в том, что на мистическом уровне Моше ассоциируется с качеством «нецах», вечность. Все, что делал Моше, делалось навечно, навсегда. Он вывел евреев из Египта, чтобы они никогда не вернулись туда рабами. Он учил их Торе, чтобы они изучали и соблюдали ее по сей день.
Б-г заставил Моше осмотреть всю Эрец Исраэль, каждый ее камушек, каждую травинку, чтобы увековечить его любовь к этой земле, чтобы еврейский народ тосковал по ней все долгие столетия своего изгнания и желал обрести ее так же страстно, как их великий учитель. Комментаторы говорят, что, если бы Моше вошел со всеми в Страну Израиля и построил Храм, наступил бы конец истории: евреи никогда не ушли бы в изгнание, и Храм не был бы разрушен, и нам не пришлось бы сегодня его оплакивать.
Где ваши тарелки, сэр?
«Храните же и исполняйте, ибо это мудрость ваша и разум ваш на глазах всех народов, которые, услышав обо всех этих установлениях, скажут: «Как мудр и разумен народ этот великий»! (4:6).
Одного уважаемого британского раввина пригласили на званый обед в Букингемский дворец, резиденцию королевской семьи Великобритании. Раввин вначале ответил, что весьма польщен этим приглашением, но не может его принять, поскольку он придерживается кашрута и не сможет есть те блюда, которые будут подавать во дворце.
Из королевской канцелярии пришел немедленный ответ. Никаких проблем, уважаемый рабби. Мы без труда и с большой радостью обеспечим вас той едой, которая вам нужна, под соответствующим контролем.
Раввин согласился, и специально для него распорядители наняли «машгиаха», инспектора кашрута. Чтобы эта необычная подготовка не бросалась в глаза, для раввина были подобраны блюда, внешне ничем не отличавшиеся от блюд, приготовленных для других гостей.
Раввин приехал в Букингемский дворец заранее, до прихода других приглашенных. Машгиах показал ему, где он должен сесть, и принес приготовленные для него тарелки и приборы, которые нельзя было отличить от сотен других тарелок и приборов, расставленных в обеденном зале. Единственная разница состояла в том, что к каждой тарелке раввина была приклеена снизу маленькая этикетка. Оказалось, что машгиах купил для раввина целый сервиз, точную копию столовой посуды королевской семьи, и тщательно, по всем правилам Галахи, откошеровал его: погрузил в микву и наклеил бирки.
Когда собрались все гости, в зал торжественно вошла королевская семья: сама королева Елизавета II, ее муж герцог Филипп Эдинбургский, наследный принц Чарльз и другие представители династии. Все встали со своих мест. Обед начался, как и полагается, в атмосфере пышного великолепия.
Раввин был не единственным евреем в этом престижном обществе, но он явно выделялся на общем фоне своей окладистой бородой и большой черной кипой.
Он с удовольствием приступил к беседе с соседями по столу, но когда первое блюдо было съедено, в зале притушили свет. «Что случилось?» — спросил он соседа справа — популярного рок-певца. «А, я вижу, что вы тут впервые, — небрежно откликнулся тот. — Сейчас все будут меняться местами, переходить от одного стола к другому. Это делается специально для того, чтобы каждый мог встретиться и поговорить с максимальным числом гостей».
Раввин оказался перед серьезной проблемой. Теперь, чтобы не есть из других некошерных тарелок, ему придется носить за собой весь комплект кошерованной посуды под удивленно-насмешливыми взглядами окружающих. Вот сейчас он аккуратно сгребет в кучу всю эту дюжину фарфоровых мисок, тарелок и блюдец, плюс серебряные вилки, ножи и хрустальные фужеры и, гремя ими, отправится через зал к следующему столу, который укажет ему церемониймейстер.
Положение не из простых. Ведь королевские обеды длятся намного дольше ресторанных застолий. После каждого блюда ноша раввина несколько уменьшалась.
В какой-то момент, между пятым и шестым блюдом к нему незаметно приблизился незнакомый брюнет с большим еврейским носом и, склонившись к его уху, раздраженно прошипел: «Пожалуйста, прекратите! Не позорьте нас. Мне никогда в жизни не было так стыдно».
«Извините, — вежливо ответил раввин, — но я соблюдаю кашрут!» — «Так сделайте сегодня исключение!» — потребовал брюнет.
Раввин не сделал исключения. Он стойко продержался все двенадцать блюд.
По окончании трапезы гости выстроились в очередь, чтобы проститься с хлебосольными хозяевами, членами королевской семьи. Когда раввин пожимал руку принцу Чарльзу, тот спросил его: «Простите, но я видел, как вы переносили через весь зал свои тарелки и приборы».
«Да, — ответил раввин, — мне пришлось носить их с собой, чтобы не нарушить еврейские законы питания».
«В самом деле? — принц Чарльз вскинул брови. — Я знаю, что существует кошерная еда, но я не знал, что тарелки тоже должны быть кошерными. Как интересно! Прошу вас, расскажите мне об этом подробнее…».
В этот момент к ним подошел церемониймейстер, обеспокоенный заминкой в очереди прощающихся. Принц попросил раввина выйти из очереди и встать рядом с ним, чтобы продолжить беседу.
Так они стояли рядом, и принц Чарльз, продолжая пожимать руки уходящим гостям, с интересом слушал объяснения раввина об особенностях еврейского кашрута.
Наконец, подошла очередь того еврея, кажется, это был преуспевающий банкир, который стыдил раввина. Протянув руку Чарльзу и бросив быстрый взгляд на его собеседника, он гордо сообщил: «Ваше высочество, я тоже — еврей!»
«Неужели?! — в глазах принца мелькнула насмешка. — Но я не видел, чтобы вы носили тарелки».
В сегодняшнем разделе сказано: «Храните же и исполняйте (законы Торы), ибо это мудрость ваша и разум ваш на глазах всех народов, которые, услышав обо всех этих установлениях, скажут: «Как мудр и разумен народ этот великий!»
Когда мы гордо и с достоинством соблюдаем законы Торы, неевреи инстинктивно чувствуют, что мы делаем то, что нам полагается, — и уважают нас за это. Но когда мы пытаемся разбавить водой крепкое еврейское вино, когда мы приспосабливаем иудаизм под секулярные, модернистские и прочие либерально-плюралистические стандарты, то нас обязательно кто-нибудь да спросит: «А где же, любезнейший, ваши тарелки?»
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
