Два года назад, 9 декабря 2005 г., в Кишиневе скончался один из последних классиков, писавших на идиш, Ихил Шрайбман, лауреат литературных премий Швеции, Америки, Израиля.
Его сын Эдуард Шрайбман — концертирующий скрипач и педагог, 7 лет живет в Майами.
В канун годовщины смерти Ихила Шрайбмана Эдуард предложил газете короткие эссе-воспоминания об отце.
Мой отец, писатель Ихил Шрайбман, будучи прозаиком, на жизнь смотрел глазами поэта. Даже в трудные времена, вздыхая и страдая, он постоянно искал и находил в реальной жизни элементы прекрасного и возвышенного. В своем творчестве он не лакировал действительность, а окрашивал ее духом романтики.
«Вот это — поэзия, — говорил отец, описывая мягко падающий снег и веселых мальчишек, катающихся и падающих на сделанном ими на тротуаре катке. «А это уже — проза, — описывал он дворника, посыпающего песком этот тротуар, чтобы люди не падали. А как прекрасен ребенок из детского сада в новелле «Поэт», который мечтает стать сапожником, чтобы создавать удивительные по красоте сказочные туфли. И, конечно, в миниатюре «Поэзия» венцом поэтического творения Всевышнего является и небо, и земля, и утро, и вечер… и счастье.
Вспоминая штрихи из творчества и биографии отца, вспоминая его миниатюры о прозе и поэзии, я и сам решил написать на эту тему несколько невыдуманных историй из его жизни.
Эдуард Шрайбман
КОЛОДЕЦ
Как-то поспорили между собой Михаил Светлов и Ихил Шрайбман о молдавском писателе М.
— Это не поэт, — возмущался Светлов, — он бездарен.
— А я с вами не согласен, — возражал Шрайбман, — нельзя так резко.
— С примитивностью надо резко, — не успокаивался Светлов.
— Но, позвольте, прочтите еще раз внимательнее его стихи, — продолжал Шрайбман, — и вы увидите, что он глубокий человек.
— А-а-а! — махнул рукой Светлов, — колодец тоже глубокий.
— Вот именно! — обрадовался Шрайбман. — Вода… колодец… глубокий… Как это поэтично!
БАГАЖ
Это было в Ялте. Мы стояли у входа в Дом творчества писателей. Вдруг подъехало такси.
— Маршак приехал, — сказал кто-то.
Наступила тишина. Все перестали разговаривать и наблюдали, как из машины вышел пожилой человек, как направлялся он к Дому творчества. Маршак шел не спеша и, заметив меня, подошел. Я тогда уже учился в музыкальной школе, сам читал и знал его произведения.
— Здравствуйте! — сказал Маршак и протянул мне руку. — Вы поэт или прозаик? — спросил он.
— Сын прозаика, — смело ответил я.
— Ну, значит, поэт, — улыбнулся Маршак. — А чем вы занимаетесь?
— Учусь в музыкальной школе и играю на скрипке.
— Ну я же говорил, что вы — поэт. А откуда вы?
— Из Молдавии.
— Ну, тогда, безусловно, поэт!
Вечером мы с отцом собрались у Маршака. Отец много говорил с Самуилом Яковлевичем о еврейской литературе, о проблемах языка идиш, о детской литературе, которая не может не быть поэтической. Я получил подарок от Маршака его книгу «Багаж» с дарственной надписью. Помню, Маршаку трудно было тогда говорить. Он много кашлял, но разговор был все равно интересный. Прощаясь, отец сказал ему: «Я с вами полностью согласен»…
КОММУНИЗМ
Прозаик Ихил Шрайбман и поэт Андрей Стрымбану, сидя за бутылкой молдавского вина, рассуждали о коммунизме.
— Лично я, — говорил Шрайбман, — верю, что коммунизм будет!
— Чепуха! — возражал Стрымбану. — Этого не может быть!
— А я, — продолжал Шрайбман, — верю. Я верю в гуманизм, в людей, верю в любовь, доброту, верю, что люди будут одинаково прекрасными.
— Чепуха, — не соглашался Стрымбану. — Именно различие людей, борьба между ними, конкуренция и являются двигателем прогресса. А ты, Шрайбман, романтик. Не случайно тебя считают мастером поэтической прозы.
… Прошли годы, и советский режим рухнул.
Коллеги по перу снова встретились.
— Сегодня угощаю я, — сказал Шрайбман Стрымбану, — ты оказался прав — коммунизма не будет! Но, знаешь, споря тогда с тобою, я как прозаик прекрасно знал, что реальность победит, что коммунизм — это утопия! Но я… дразнил тебя. А вот как поэт в душе верил в прекрасное и сам… сам красиво себя обманывал.