Форсайты на слуху. К удивлению, на слуху они были даже в кабинетах российского правительства, куда премьер Михаил Фрадков пригласил министров и представителей бизнеса для обсуждения вопроса о том, как государству и бизнесу «закрыть технологический разрыв, сложившийся между Россией и развитыми западными странами». «Начинаем разговор не при очевидном согласии бизнеса заниматься этой темой», – цитирует слова премьера «Время новостей».
Эх, подумалось мне, не засадили бы в тюрьму Михаила Ходорковского, другим был бы российский бизнес – он-то этой темой занимался, и не по принуждению, а по своей инициативе. Однако, что теперь говорить, в политике ведь по пословице: что посеешь, то и пожнешь. Или, как в репризе Райкина: «Недосолил, переперчил – пиши на себе жалобу».
С докладом о необходимости технологической модернизации России перед собравшимися у Михаила Фрадкова выступил замминистра образования и науки Дмитрий Ливанов: «Система форсайтов такова: энергосбережение, нанотехнологии…». Прослушав доклад и начавшиеся прения, алюминиевый магнат Олег Дерипаска поинтересовался: «Всё время звучит: форсайт-форсайт. Что конкретно имеется в виду?». «Форсайт – это определённое технологическое определение приоритетов страны…», – стал пояснять замминистра, но его перебил премьер, блеснувший знанием английского: «Дословный перевод «форсайта» – «предвидение». «Нас, как рыбу, глушат новыми терминами», – обиделся глава Российских железных дорог Владимир Якунин…
Репортаж об этом заседании во «Времени новостей» был назван сагой о форсайтах, то есть на слуху не только форсайт (foresight) как новый для России термин, но и «Сага о Форсайтах» (The Forsite Saga) Джона Голсуорси (1867 – 1933).
Мне давно хотелось высказаться об этом великом творении одного из самых больших писателей ХХ века. Насколько могу судить, к литературным достоинствам «Саги о Форсайтах», удостоенной в 1932 году Нобелевской премии, ни одно из творений последующих лауреатов не приблизилось. Но литературные достоинства – это не только художественные, это еще мировоззрение, которым автор делится со своими читателями. А оно таково, что мне просто удивительно, как это случилось, что «Сага о Форсайтах» была переведена на русский язык и издавалась в СССР, причем неоднократно. Порой кажется, что цензоры произведений Голсуорси внимательно не читали, а в оценке их полагались на компетентность литературоведов. Те же подавали переводную литературу в нужной идеологической трактовке.
Передо мной большая вступительная статья Д. Жантиевой к собранию сочинений Джона Голсуорси 1962 года в 16 томах: «Протестуя против фарисейских запретов и условностей, сковывающих английскую литературу, он утверждал, что долг художника – изображать подлинную жизнь… духовный кризис буржуазной культуры… критический реализм… оппозиция политике империализма… протест рабочего класса… несправедливость господствующего в Англии правопорядка»… Мне видится, как цензор, прочитав это, уже обмакнул перо, а после следующего тезиса – «Критерий денежной оценки, соответствующий строю мыслей Форсайтов, кладется в основу всех авторских определений форсайтизма, в частности, в основу характеристики отношений отца и сына. Даже на любви к детям, входящей, казалось бы, в сферу чисто человеческих отношений, лежит печать собственнического эгоизма… Основная мысль Голсуорси – собственническая философия противоречит всему человеческому…» – этот цензор, не имевший, видимо, за душой никакой собственности и уже в силу этого испытывавший люмпенскую ненависть к собственническому эгоизму, солидаризовался с Жантиевой, а заодно, как ему казалось, и с Голсуорси, почему и подписал разрешение к печати.
А между тем основная мысль Голсуорси совсем не та, что в статье Жантиевой, и он вовсе не критик собственнического эгоизма, а напротив, его певец и защитник. Чтобы убедиться в этом, достаточно прочитать написанное в 1922 году авторское предисловие к первому изданию романа (т. 1, стр. 33-36).
В то время, когда «призрак коммунизма» бродил по Европе, а в России уже правил бал, Голсуорси писал «о чисто форсайтской цепкости, присущей всем нам… Всё, что есть в человеческой природе… неизменно и тревожно восстаёт против угрозы распада, нависшей над владениями собственничества… Живучесть прошлого – одно из тех трагикомических благ, которые отрицает всякий новый век, когда он выходит на арену и с безграничной самонадеянностью претендует на полную новизну. А в сущности никакой век не бывает совсем новым. В человеческой природе, как бы ни менялось ее обличье, есть и всегда будет очень много от Форсайта… Семья, домашний очаг и собственность… играют такую же роль, несмотря на все разговоры, с помощью которых их стараются в последнее время свести на нет».
И все же в то время под влиянием левой пропаганды над капиталистической Европой и ее интеллигенцией уже в какой-то мере довлело чувство обреченности. Оно, видно, подкралось и к Голсуорси, поэтому он в 1922 году писал: «Если крупной буржуазии, так же, как и другим классам, суждено перейти в небытие, пусть она останется законсервированной на этих страницах, пусть лежит под стеклом, где на нее могут поглазеть люди, забредшие в огромный и неустроенный музей Литературы. Там она сохраняется в собственном соку, название которому – «Чувство Собственности».
Увы, не мог предвидеть Голсуорси, что развалится социалистический лагерь с его якобы бесклассовым обществом, и освободившиеся от бредовых идей страны станут снова строить у себя капитализм. После всех недугов люди выздоравливают. Социализм с XIX века поразил Европу как род недуга, вроде помешательства. От него и по сей день Европа не выздоровела. Да и Америку эта пандемия не обошла. Она прошла почти повсюду, даже по Африке, для которой в Москве придумали «некапиталистический путь развития».
Но возвратимся к Голсуорси. Вот что он пишет в «Саге о Форсайтах» (Соч., т. 2, стр. 528): «Частная собственность лежит в основе всего… Просто мир немного свихнулся, как иногда собаки в полнолуние теряют рассудок и отправляются на ночную охоту. Но мир, как собака, знает, где лучше кормят и дают теплую постель, он непременно вернется к единственному очагу, который стоит иметь, – к частной собственности».
А вот что такое капитализм в размышлениях Сомса Форсайта о себе (стр. 476): «Он – человек состоятельный. Но разве это кому-нибудь наносит вред? Он не съедает десяти обедов в день; ест не больше, а может быть, и меньше иного бедняка. Он не тратит денег на распутство; потребляет не больше воздуха и едва ли больше воды, чем какой-нибудь слесарь или грузчик. Правда, он окружен красивыми вещами, но их производство дало людям возможность работать, а кто-нибудь должен же ими пользоваться. Он покупает картины, но надо же поощрять искусство. Он, в сущности, то случайное русло, по которому текут деньги на оплату рабочей силы. Против чего тут возражать? В его руках деньги оборачиваются быстрее и с большей пользой, чем в руках государства и своры нерасторопных и корыстолюбивых чиновников. А те суммы, которые он каждый год откладывает от своих доходов, – они так же поступают в оборот, как и израсходованные суммы, обращаясь в акции треста водоснабжения, или муниципалитета, или еще какого-нибудь разумного и полезного предприятия. Государство не платит ему жалованья за то, что он управляет своей собственностью и чужими финансами – он делает всё бесплатно».
Сомс Форсайт всю жизнь покупал картины, сперва оценивая их интуитивно, а со временем, втянувшись в мир искусства, уже профессионально определяя, как должна повыситься их стоимость в будущем и сколько можно будет выручить от их перепродажи. К старости он стал обладателем большой коллекции картин, но не стал продавать их, а завещал государству. Когда же в его доме начался пожар, он кинулся спасать не свои деньги и драгоценности, а уже по сути не ему принадлежавшие картины. Задыхаясь в дыму, он срывал их со стен и бросал в окно, пока там же в дыму не упал. Ну, каков собственник!
Между прочим, только капитализм рождает таких людей. Классический образ – американский стальной магнат Эндрю Карнеги (1835 – 1919), накопивший большие богатства для того, в частности, чтобы построить в стране 2811 библиотек, положив начало этому американскому чуду, иначе здешние библиотеки не назову.
В основе прогресса, присущего только капитализму, Голсуорси видит интенсивное развитие техники и новых технологий. «Будь эта хроника, – пишет он в предисловии, – научным исследованием о смене эпох, мы, вероятно, остановились бы на таких факторах, как изобретение велосипеда, автомобиля и самолета»… Сколько поразительных достижений последнего времени мы могли бы к этому списку добавить! И главное здесь даже не сама эта техника, а то, как с ней меняется человек, его жизнь и всё общественное устройство.
Отметим, что коммунистические миражи сбылись на практике не в передовых капиталистических странах, как ожидали марксисты, а наоборот, в отсталых, – как в России 1917 года, а позже в Китае, Камбодже и т. д., а теперь то же намечается в Венесуэле, Боливии… Голсуорси это чувствовал, что проиллюстрирую еще одной, последней здесь цитатой из «Саги» (т. 4, стр. 101): «Технически неграмотные массы и их вожди – мечтатели-коммунисты – могут на что-то надеяться только там, где техника и пути сообщения еще совсем слабо развиты, как в России. Сметливость, способности, владение техникой по самой природе своей на стороне капитала и частной инициативы».
Вот я и думаю, что собравшиеся у Михаила Фрадкова министры и представители российского бизнеса этого еще в достаточной мере не осознали. А без такого осознания «закрыть технологический разрыв, сложившийся между Россией и развитыми западными странами», не удастся. Более вероятно, что он даже будет увеличиваться. Поэтому красивые слова о нанотехнологиях звучат там явно преждевременно, ибо условий для капитала и частной инициативы нет, а государственная инициатива частную никогда не заменит. Это уже неоднократно проверено и сомнению не подлежит, как и другие усвоенные человечеством истины. И придумывание чиновниками новых терминов, вроде вышеупомянутых «форсайтов», не принесет никакой пользы, пока не вырастут поколения российских Форсайтов, то есть капиталистов, развивающих свой собственный бизнес в условиях свободного рынка без боязни, что государство в любой момент может перекрыть этим Форсайтам кислород.