Живым не дамся!
Одно время почему-то было запрещено использовать на сцене стартовые пистолеты, очень удобные для имитации стрельбы. Категорически предписывалось иметь на сцене макет оружия, а выстрелы подавать из-за кулис. И вот в одном из театров на краю каменоломни стоит связанный комсомолец, а фашист целится в него из пистолета. Помреж за кулисами замешкался – выстрела нет и нет. Фашист ждал-ждал и в недоумении почесал себе висок стволом пистолета. Как раз тут и грянула хлопушка помрежа. «Фашист», будучи артистом реалистической школы, рухнул замертво. Тогда «комсомолец», понимая, что ответственность за финал спектакля теперь ложится на него, кричит: «Живым не дамся!» – и бросается в штольню. Занавес.
Эх, яблочко!
В одном театре, где мне пришлось ставить спектакль, был рабочий сцены, которого увольняли за пьянство каждый месяц. Уволят, а через неделю обратно берут: работал он в этом театре лет двадцать, все спектакли знал и ставил декорации классно. Однажды весь театр отмечал премьеру, а ему все договорились не наливать ни под каким видом, ибо во хмелю был противен и приставуч. Он шлялся из цеха в цех, везде его гоняли, наконец, под сценой он увидел трех электриков, уже разливших «по стакану» и собиравшихся опрокинуть без всякой закуски. «Молодые, – подлизался алкаш, – налейте, не обижайте старика! Вы мне – полстакана, а я вам яблочко, а?» Налили ему. Выпили, занюхали рукавом. Молодые говорят: «Ну давай скорей свое яблочко!» Тогда этот хитрован раскинул руки и, заголосив: «Эх, яблочко!..» – пошел вприсядку.
Мужчина, как примус…
В киевском ТЮЗе работала реквизиторша Этя Моисеевна – пришла в театр смолоду, состарилась в нем и была ему безумно преданна. Среди артистов слыла мудрой советчицей и славилась лапидарностью изречений. Вот некоторые Этины перлы.
«… Девочки, мужчина, как прымус: как его накачаешь – так он и горит!»
«Ой, какого он роста – как собака сидя!»
«Дура, что ты повела его в кино – там каждая лучше тебя! Ты поведи его в парк – там одни деревья!»
«Деточка моя, запомни: семейная жизнь, как резинка – чуть сильнее натяни, она тут же лопнет!»
«… Когда Абраша хочет выпить, я тут же покупаю чекушку – с товарищами он бы выпил литр!»
«Я лежала в больнице – Абраша пришел за месяц два раза. Я не в обиде, я понимаю: он мужчина – его раздражает односпальная кровать!»
Фото на память
В провинциальном театре ставили «Горе от ума». Долго репетировали, наконец – премьера! Народу битком, все городское руководство в зале, вся пресса. А надо сказать, что обычно театр посещался слабенько, и для привлечения зрителей дирекция повесила объявление, что перед началом спектакля и в антракте зрители могут сфотографироваться с любимыми артистами. Так вот, минут за пятнадцать до начала премьеры бежит к исполнителю роли Чацкого молодой актерик, стоящий в спектакле в толпе гостей в доме Фамусова, и просит: «Володь, будь другом, дай мне костюм Чацкого из второго акта – с мамой сфотографироваться!» Тот, весь в предпремьерном волнении, отмахнулся: мол, возьми.
Прозвенел третий звонок, начался спектакль, подошел момент выхода героя. Слуга произнес: «К вам Александр Андреич Чацкий!..», и тут мимо стоящего «на выходе» главного героя вихрем пронесся молодой в костюме из второго акта. Он, как положено, упал перед Софьей на колено, произнес: «Чуть свет – уж на ногах, и я у ваших ног!» Обалдевшая Софья ответила, и спектакль покатился дальше. За кулисами творилась дикая паника, прибежали главный режиссер и директор, убеждали Чацкого не поднимать скандала в присутствии всего города. Самозванец доиграл до антракта, худо ли, хорошо – об этом история умалчивает, и скрылся, как провалился куда. После антракта главный режиссер объяснил публике что-то невразумительное насчет болезни и замены, и все стало на свои места. Нарушитель спокойствия больше в театре не появился. Костюм из второго акта в театр принесла его мама, сообщившая, что роль Чацкого была голубой мечтой ее мальчика с самого детства, поэтому она нисколько его не осуждает. А мальчик теперь уехал работать в другой театр, в какой – она не скажет даже под пыткой…
Драма в театре
В уфимской драме идет спектакль «Ночная повесть»: группа подонков в лесном домике терроризирует хороших людей. В финале приходит помощь, но бандит по кличке Косой убивает юношу Марека. В этот день у актера, играющего Косого, случилась ужасная беда с желудком. Он терпел изо всех сил весь второй акт, но за минуту до финала не выдержал: вместо того, чтобы убить Марека, бросил нож и кинулся со сцены вон. Возникла огромная пауза. Нож валяется на полу, все смотрят друг на друга… Вдруг актер Шкарупа, игравший роль «хорошего» Фотографа, решил «взять огонь на себя». Подхватив с пола нож, он решительно двинулся на Марека, но остановился, сообразив, что Фотограф не может убить его ни при каком раскладе. Еще несколько секунд повращав глазами, Шкарупа издает дикий крик: «А-а-а!» – и, широко размахнувшись, втыкает нож себе в сердце. Занавес.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
