Недавно прославленному артисту Георгию Жженову исполнилось 90 лет. Во время встречи с актером президент России Владимир Путин спросил, какая из ролей самая любимая. Не задумываясь, Жженов назвал Вилли Старка – главного героя телефильма Белорусского телевидения «Вся королевская рать». Автор сценария и постановщик этой картины А. З. Гуткович. Александр Залмонович Гуткович ? известный белорусский режиссер, сценарист, драматург, Заслуженный деятель искусств БССР.
В ранний период его творчества наибольшей удачей был сериал «Люди на болоте». Постановка эта удостоена Государственной премии БССР. Эту и другие работы называли в прессе классикой Белорусского телевидения.
В декабре этого года Александру Залмоновичу исполнилось бы 85 лет. О нем вспоминает его вдова – Фаина Козовская.
Штамповать как на фабрике
Выступая на похоронах мужа в Центральном Доме литераторов, Николай Еременко-старший сказал: «Ушел последний среди нас интеллигент». Говоря о А. Гутковиче, часто употребляли это слово. Между тем, ни по происхождению, ни по образу жизни (в детстве) интеллигентом он не был.
Родился в деревушке Аскеры, Витебской области, в 1920 году. Отец был кузнецом.
Двадцатые годы… Молодежь тянется к культуре, богатствам духовного мира.
После окончания сельской школы Саша едет учиться в Ленинград. Там он ведёт дневник. Теперь эти тетрадки со мной, в эмиграции. Я узнаю из них о том, каким он был в юности, как закладывался фундамент его профессиональных качеств, какими были идеологические опоры.
Как-то у Николая Бухарина прочла: «Нам необходимо, чтобы кадры интеллигенции были натренированы идеологически на определенный манер. Да, мы будем штамповать интеллигентов, будем вырабатывать их, как на фабрике».
Читая дневник Саши тех лет, еще раз убеждаюсь, как умело «вырабатывали» идеологически молодые души, как же успешно это делалось. Вот такая красноречивая запись: «Как ни странно, в моем дневнике ничего нет об очень важном событии, произошедшем в мире. Да, событие очень важное. Три европейских государства: Эстония, Латвия, Литва стали советскими. Какое великое дело свершилось! Как было бы хорошо, если бы красный цвет, каким обозначается наш Союз на политических картах, стал цветом всего земного шара». Сказано это юношей очень искренне, очень убежденно. Но как же бездумно. Мы, молодые люди его возраста, не представляли себе тогда, какой кровавый кошмар скрывается для всего земного шара за политической риторикой о красном цвете.
Смотрю на обложку с надписью «1937, 1938» и думаю: так это ведь те годы, годы сталинских изуверств. А в дневнике – никаких о том отголосков. Почему? Конечно, тогда Саша, как и мы, его ровесники, не смог бы ответить на этот вопрос. Но прошли годы, десятилетия с той поры, когда писался дневник, и люди приблизились к пониманию феноменов тех уникальных лет. Полагаю, Саша размышлял бы о них так же, как размышляю я, наши сверстники, пережившие это время. Мы, молодые несмышленыши, принимали циничную ложь за правду. Что-то подозревая, инстинктивно подавляли смуту в душе, не позволяли себе додумывать, домысливать то, что тревожило. Это был какой-то уникальный сплав веры и подсознательного сомнения.
Саша очень болезненно воспринимал антисемитизм. Еврейский паренек из деревни мечтает о сцене. Без чьей-либо поддержки он поступает сначала в студию прославленного театра БДТ, потом – в столичный театральный институт на режиссёрский факультет. Обстановка на экзаменах самая благожелательная. В приёмной комиссии легендарный Борис Бабочкин – всенародно любимый Чапаев из одноименного фильма. Прищурившись, смотрел он на абитуриента, читавшего стихи и прозу. Потом попросил: «Станцуйте нам что-нибудь». Саша, в чём-то немного застенчивый, станцевал так, что мэтр произнес: «Вот где темперамент проявился – в танце!» И Саша был принят.
… Студенты театральных учебных заведений могли ходить в театр бесплатно, и в этот период Саша пересмотрел весь ленинградский репертуар. Крупнейшие мастера театра того времени были его учителями. В интервью газете «Лiтаратура i Мастатцтва» «О проблемах режиссерского мастерства» А. З. Гуткович, наряду с другими, называет и своих учителей из Ленинграда. В период, когда он работал во вспомогательном составе труппы Большого Драматического театра, его главный режиссер Б. Бабочкин репетировал «Дачников» М. Горького.
Одним из любимых педагогов была А. Панова (она вела курс драмы). Александра Петровна учила различать на сцене «правду» и «правденку». Потом я нередко слышала от Саши: «Это правденка, сказала бы Панова».
О своих учителях Саша говорит в дневнике с большим уважением и трепетом.
В Ленинграде в Доме Красной Армии Саша слушал лекции: «Аристотель и Эпикур», «Былинный российский эпос», «Данте», «Боккаччо», «Франсуа Рабле»…
По сегодняшним меркам считается, что молодой человек много читает, по его же мнению – непозволительно мало. Он порицает себя, «что до сих пор не читал Байрона, очень мало – Эмиля Золя, Шекспира». «Начну с Байрона», – планирует он свое самообразование.
Одна из моих ровесниц как-то сказала: «Такого поколения не было, нет и не будет». Не знаю, в какой мере это оправдано. Лично я тоже по-особому ценю свое поколение. Да, мы заблуждались, но были искренни и по-хорошему наивны. Молодежь верила в высокие идеалы и нравственные законы. А главное, верила, что есть люди, которые следуют им в своей жизни. Такими были мы, молодые, таким был Саша.
… А дальше была война. Саша на фронте с 1942 по 1945 год. Участвовал в освобождении Белоруссии, своих родных мест. Награждён орденами и медалями. Демобилизовавшись, в Ленинград Саша уже не вернулся. После войны в Минске собрались родные. Состарившиеся родители нуждались в помощи. Нашлась сестра Лиза. Она была в гетто, трижды бежала из колонны смертников, была в партизанском отряде. Близким людям хотелось быть рядом. До переезда в Минск у демобилизованного лейтенанта была возможность осесть в Москве. С. Михоэлс, проэкзаменовав его, пригласил в свой театр. Однако после колебаний он принял решение продолжить учебу в Белорусском театральном институте…
Трамваи поданы
Свою трудовую биографию А. Гуткович начал в белорусском городе Витебске, в театре имени Якуба Коласа. Зарплата начинающего актера была нищенской. Условия, в которых мы жили, страшные. Сначала снимали угол у хозяйки, потом получили комнату в коммуналке. Менялись соседи. Среди них были алкоголики, психически больные, сифилитики. Восстановленный после войны дом кишел клопами. Но ни тогда, ни теперь я не считаю жизнь эту неудавшейся.
Мы были счастливы, что кончилась война, что мы живы. Такое пронзительное чувство радости бытия возможно только тогда, когда ты реально ощутил: всего, что есть, могло, оказывается, и не быть.
Быт, достаток не так уж много значили. Заполненность жизни, духовный внутренний мир помогали игнорировать неурядицы, лишения. Муж был одержим тем, что делал в театре, для театра, и те, кто работали рядом, жили так же. Вспоминается, как прибежал к нам однажды молодой актер: «Можно я буду прибегать к вам читать стихи? Они из меня рвутся…» Саша называл наших друзей из Витебска шагаловцами.
В театре имени Якуба Коласа Саша Гуткович сыграл около 50 ролей, начал пробовать себя в драматургии, в режиссуре. В соавторстве были написаны первые пьесы.
Работал коллектив театра в манере, основанной на системе Станиславского, новаций не искал. Но незыблемые истины подлинного искусства бережно охранял. Главным было проникновение в суть пьесы, в психологию, характер героев. Бдительно оберегались правила хорошего вкуса. Я как жена актера могла пройти в зрительный зал в любой момент, присесть на свободное место. Как-то, помню, подсел ко мне главный режиссер А. Скибневский (он часто «делал ревизии» идущих спектаклей, следил, чтобы они «не разваливались»). И вот слышу: шипит мне гневно в ухо: «Вот негодяй – опять переигрывает. Сколько раз ему говорил: «Играй на свою зарплату!»
Витебск был очень театральным городом. Директор театра Иосиф Дорский воспринимал свою работу как миссию. К концу спектакля зрителей ждала у театра череда трамваев, которые развозили их в разные концы города. Выходя из зала, люди спрашивали друг друга: «Трамваи уже поданы?»
Еврей – белорус
Прожив в Витебске семь лет, А. Гуткович с семьей вернулся в Минск. Работая на телевидении, он сам или в соавторстве писал сценарии, по которым ставил телефильмы и телеспектакли.
Саша хорошо знал: руководство ориентировано на свою, национальную культуру. И, готовясь к новой работе, «перепахивал» страницы книг белорусских писателей, которых знал и любил. Он любил материал, над которым работал, он был ему внутренне близок и дорог.
Особым было его отношение к пожилым деревенским женщинам. Наверное, здесь сыграл роль облик его матери, моей свекрови Цивы. Она была настоящей труженицей. Полное растворение в семье, сначала своей, потом семьях детей, внуков. Жить ради близких настолько, насколько хватало сил. Готовность принять на себя самое трудное. Муж не раз говорил, что на таких людях земля держится. Эта мысль (любимая мысль) подвигла его на постановку двухсерийного телеспектакля «Aлiмпiяда» по одноименному роману талантливого белорусского писателя Ивана Пташникова.
Свой идеал женщины ? Труженицы, Матери, Жены – А. З. Гуткович воплощал во всех своих спектаклях и фильмах. И по-особенному ценил талантливейших актрис, которые их исполняли, – Г. Макарову и С. Станюту, говорил, что «в них сама природа работает». А из вещей, которые ставил, самой любимой была «Люди на болоте» по прозе Мележа.
Несколько слов о сокровенном, о том, что всегда причиняло боль. Оценивая труд Александра Гутковича, ему подчас давали почувствовать, что «это» не его вовсе. И это было болезненно. Саша всегда помнил, что он еврей. Через несколько старомодную вежливость иногда проступал облик местечкового еврея. И это, между прочим, сыграло с ним злую шутку, когда он ставил «Всю королевскую рать».
Окончание следует
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
