Всё-таки «тройка» – это магическое число! Любое рискованное действие начинается со счета «… три!», любая угроза совершается после третьего счета; каждый третий брак завершается разводом; каждый тридцатый – оказывается счастливым…
Нюся и Муня Бихманы не были рисковыми людьми, не угрожали друг другу «…считаю до трёх», прожили всю жизнь в одном браке, который, возможно, не оказался очень уж тридцатым, но и в разводную треть тоже не попал. И всё же избежать влияния этой злокозненной тройки они не смогли! Имеется в виду то обстоятельство, что всё-таки им суждено было встретить «железного» Феликса в третий раз, уже в далёком далеке – в благословенной Б-гом Америке.
В провинциальную Филадельфию, где проживала семья Бихман, с гастрольным спектаклем приезжала труппа одного из московских театров. Распространением билетов занималась знакомая Нюси, бывшая москвичка Бэлла, импозантная молодящаяся дама, – агент нью-йоркских гешефтмейкеров от театра. К ней и собралась Нюся в тот день за отложенными заранее билетами (места подешевле и получше) на эту нашумевшую постановку.
Там она и застала агента от известного деятеля русскоязычного театрального бизнеса г-на Ротенберга: невысокого, щуплого, седоватого с орлиным носом человечка, в котором без труда и с лёгким содроганием узнала старого знакомого из солнечной Ферганы. Бэлла и Феликс были заняты какими-то подсчетами, поэтому оба глаза Фили были сконцентрированы на бумагах.
Это позволило Нюсе прийти в себя от первого всплеска негативных эмоций и внимательней его рассмотреть. Феликс, очевидно, с трудом, но разменял свою униформу (плащ и шляпку) на джинсовые брюки и кроссовки, но ощущение прежней убогости от совершенного ею осмотра всё же осталось. Несмотря на блеклость внешнего вида, свой торг с Бэллой Филя вёл в агрессивном стиле, концентрируя внимание на оппоненте и не «разбрасываясь» глазами, как прежде.
Наконец, деловой разговор закончился, и Феликс поднял глаза на пришедшую Нюсю. Тень смущения промелькнула в его правом глазу, но он спешно перевёл его на Бэллу, а левым – уже с ледяным спокойствием взирал на гостью.
– Здравствуйте, Феликс! – почему-то против своей воли глупо улыбаясь, сказала Нюся. – Вы меня узнаёте?
– Да, что-то знакомое есть. Я вам продавал билеты на спектакль? Были какие-нибудь сложности? – наивно спросил Феликс, спешно сбрасывая свои бумажки в кейс и готовясь ретироваться.
К Нюсе вернулось спокойствие, а с ним – присущая ей нагловатость.
– Нет, билетов, слава Б-гу, я у вас не брала, но имела честь дважды встречаться в Союзе, а если ещё точнее, то в самой Москве. И, прямо скажу, никакого удовольствия от нашего общения тогда не получила.
Почувствовав агрессивность и решительность Нюси, и справедливо полагая, что та в запальчивости наговорит сейчас при Бэлле лишнего, гибкий Филя резко изменил тактику:
– Ба, так это же моя землячка из Сокольца! Простите, ради Б-га, что я вас не узнал… Как я рад вас видеть! Где ваш чудесный муж? Надеюсь, вы процветаете в Америке? Ваш сынок, наверное, большой бизнесмен – я помню его отличные задатки…
Феликс буквально засыпал Нюсю вопросами, не ожидая ответов на них, а тем более вопросов в свой адрес.
– До чего обидно, что мы расстались последний раз, даже не попрощавшись – мне стало так плохо с почками, что швейцар вызвал карету и отправил меня в «Скорую помощь»…
– Вот что! – продолжал Феликс изгаляться перед ошарашенной Нюсей и ничего не понимающей Бэллой. – В этом конверте два билета на концерт Ефрема Шутлина в следующее воскресенье в театре «Createrium». Это мой подарок вам и вашему мужу. Приезжайте пораньше на полчасика – увидимся в фойе, я познакомлю вас со своей женой, а там что-нибудь придумаем по случаю встречи…
С этими словами, всунув в руку растерянной Нюси конверт, Феликс, как это уже бывало с ним дважды, растворился в пространстве.
Первым желанием Нюси было тут же, на глазах у ничего не понявшей Бэллы разорвать конверт с билетами на мелкие части и высказать подруге всё, что она думает об этом плешивом мошеннике. Затем она передумала: порвать всегда успеется, но излить душу Бэлле всё-же решилась. Опытная Бэлла восприняла этот рассказ безо всякого возмущения: кого-кого, а этих шустряков она знала как облупленных, и облапошить заказчика для них отнюдь не было аморальным поступком, а, если хотите, предметом профессиональной гордости.
– Бери билеты, пока он сгоряча и с перепугу их тебе подарил, и забудь свои мелкопоместные бредни и обиды. В следующий раз будь умней и бдительней. Скажи спасибо, что он у вас денег не брал, – успокоила Бэлла разволновавшуюся подругу.
– А и то правда, – раздумала Нюся. – Сами хлопали ушами – сами и наказаны. А билеты можно отдать махэтунем (сватам) – большим любителям театра и эстрады, если Мунька не захочет пойти.
… Вопреки опасениям, узнав об этой оказии, Мунька рассмеялся и сказал, что, наоборот, сам с радостью пойдёт на концерт, хотя ему наплевать на этого доморощенного хохмача Фимку Шутлина. А пойдёт он только для того, чтобы увидеть косого прощелыгу и под настроение сказать ему пару тёплых слов…
Так уже знакомая читателю чета и сделала. В день концерта супруги с утра пораньше (Нюсе ещё хотелось прошвырнуться по Брайтону) уселись в машину и через каких-то два часа уже гуляли по столице русскоязычной community в Америке – Бруклину, а точнее, в его сердце, на Брайтоне, под аккомпанемент ужасающего грохота проносящихся над головой поездов сабвея.
Вот и театр «Createrium», где им предстояло весь вечер улыбаться шуткам выходца из такого же, как их, местечка, но нынче респектабельного юмориста оскудевшей талантами России…
… Впрочем начать улыбаться Муне и Нюсе пришлось гораздо раньше. В билетах, которые они удосужились, наконец, внимательней рассмотреть, начало значилось не в семь, как писала реклама, а в два часа дня. Едва успевающие ко времени супруги запыхавшись, зашли в фойе театра, где их ждал ещё один сюрприз.
Оказывается, в 2.00 состоится благотворительный концерт квартета виолончелистов, сбор от которого пойдёт в фонд помощи Израилю. Dоnation можно вносить как наличными, так и чеками…
Ошарашенная изменённой диспозицией пара из Филадельфии вошла в зрительный зал, где уже звучали первые аккорды «Фантазии фа–минор» Шуберта. Минут через десять у Муни, на дух не переносившего классическую музыку, разыгралась мигрень, а у Нюси чуть позже – истерика по поводу всего происшедшего в сочетании с музыкальными фантазиями покойного Франца Шуберта.
Супруги тихонько, стараясь не тревожить внимавшую с восторженным трепетом божественную музыку публику, согнувшись в три погибели, как это делали обычно зрители, сбегавшие из сельского кинозала, и чьи фигуры проецировались в этот момент на экране, выползли из зала.
Как-то обошлось без обоюдных упрёков – у каждого рыльце было в пуху: Нюся приволокла злополучные билеты, Муне вдруг захотелось съездить в концерт, а вместе они не удосужились проверить содержимое конверта – этого данайского дара «железного» Фили.
Желая как-то скрасить ощущение жгучего стыда трижды одураченной косым Феликсом супружеской пары, Муня взял в кассе недорогие билеты на вечер (будь он неладен!) Ефрема Шутлина, ради которого они и приехали в Бруклин…
Ну что сказать читателю? Только то, что он и сам прекрасно знает: если какое-нибудь дело не заладилось, можешь стучать по дереву, плеваться через левое плечо, делать стойку на ушах… Бес-по-лез-но! Рок, как скала, станет непреодолимой преградой!
Нюся и Муня заняли свои места в двадцатом ряду партера, откуда сам Фима был достаточно отчетливо виден, а его реплики при умеренном брожении публики также неплохо слышны. Сложность возникла с неожиданной стороны, а правильнее сказать, из заднего ряда. Там, за спиной у Нюси, расположилась пожилая пара, оживленно и довольно громко (вероятно, в силу возрастной тугоухости) обменивающаяся репликами по поводу происходящего в зале и на сцене.
Всё было бы ничего, но у старичка, вероятно, была обновка – свежеизготовленные вставные челюсти, и, очевидно, наслаждаясь ею (то есть обновкой), он энергично перекидывал языком протезы с места на место, от чего последние щёлкали, словно кастаньеты при исполнении игривой тарантеллы.
Ещё было бы терпимо, если бы старичок не оказался большим любителем карамелек. Когда он забрасывал в рот очередную конфетку, треск кастаньет достигал уже звучания страстной хабанерры!
… В тот вечер заслуженный артист Шутлин явно халтурил: примитивные репризы перемежались со старыми шутками, заигрывание с публикой призвано было вывести её и себя из сонного состояния, которое порождают такого сорта концерты у зрителей и исполнителей. Плоские «хохмочки» Фимы, вялое похохатывание утомлённого скучным зрелищем зала, в сочетании с непрерывным треском кастаньет за спиной, оказалось, как об этом говорят американцы, «toо much» для измученных событиями этого безумного дня Бихманов.
Уже не жеманясь и не деликатничая, наступая на ноги, задевая локтями и Нюсиным задом удивленных соседей, Бихманы ринулись в проход, а затем и прочь из зала, на волю.
Вечерний Брайтон был залит неоновыми огнями, всюду слышалась родная речь, изредка разбавленная иностранной. Запаркованная на Пятом Брайтоне машина, на удивление, оказалась целой и без полицейского ticket’a…
… Лишь заплатив toll’ы и проехав Verrazano Bridge, Мунька, глянув на совсем загрустившую жену, вдруг вспомнил, что не осуществил основную цель поездки – то есть так и не встретился с «железным» Феликсом. Стало, конечно, обидно, но возвращаться в Нью-Йорк уже не имело смысла…
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
