Тем, кто любит и знает еврейскую песню и кому посчастливилось стать первыми слушателями и участниками новой программы актера и певца Евгения Валевича, этот концерт в «Миллениуме» запомнится надолго.
Уже прошло некоторое время после концерта. А ощущение праздничности не покидает до сих пор при воспоминании о нем. Атмосфера в зале, когда зрители и артисты на сцене объединены и захвачены общим порывом причастности к своему народу, его душе, его искусству. На следующий день после премьеры я встретился с Евгением в том же «Миллениуме», в его артистической комнате. И началась наша неторопливая беседа.
– Евгений, ваша новая программа называется «Праздник еврейской песни», а чтобы создать людям праздник, надо много потрудиться. Я говорил с вашими зрителями сразу после концерта. Я знаю многих и могу с чистой совестью сказать, что премьера не только состоялась, но и стала настоящим событием. Я вас поздравляю! Мазл Тов!
Как вы шли к этому празднику?
– Концерт, который состоялся в «Миллениуме», стал переломным в плане моего творчества. Год назад я выступал с программой «Еврейское застолье». Та программа рождалась в течение нескольких лет, потому что она была первой. И я только пробовал, кроме народных песен, пытался найти какие-то новые, что-то удалось, а что-то – нет. А сегодняшняя моя программа сначала была полностью составлена, а потом к ней подключились хореографы и аранжировщики. Постановка программы заняла четыре с половиной месяца начиная с середины мая. Генеральный прогон (второй) был за день до нашего отлета в Америку. Все было приурочено к нашей поездке. Для меня было безумно важно, как зритель ее примет у вас в стране. Слава Б-гу, у меня в Америке 10 концертов, но Нью-Йорк (я это говорил на концерте) особенно важен. Здешний зритель видит все, здешняя публика знает все. Поэтому удивить ее чем-то сложно. Но я надеюсь, что наша премьера состоялась.
– Конечно, состоялась, разве вы во время выступления не почувствовали этого?
– Для меня идеальное состояние, когда грань – вот эта самая четвертая стена между сценой и залом стерта наверняка, когда любой человек слушает песню так, будто он сам стоит на сцене и поет.
Я очень доволен тем, что в программе в основном новые песни. Да, были известные мелодии «Ицик хочет жениться» и другие, но в основном песни премьерные. «Трубит шофар», «Иерусалимский снег» или песня «Назло антисемитам».
– Евгений, последняя песня мне запомнилась своим подходом к «вечной теме». Всем запомнились строки: «Назло антисемитам, угрюмым и сердитым давайте заниматься зарядкой по утрам». И весь переполненный зал стал делать зарядку: руки вверх, вниз, в стороны. Всем захотелось стать сильными, чтобы дать отпор антисемитам. Когда была написана эта песня, видимо, недавно?
– Нет, эта песня была написана Аркадием Хайтом уже давно, но впервые прозвучала на нынешней премьере. То же самое с песней «Звезда Давида», она не новая, музыку к ней написал композитор Гарри Голд, он живет в Америке. В нашем случае эта песня стала прологом ко всей программе, символом, который объединяет евреев всего мира. Там есть такие слова: «Ты желтым цветом мерцала в гетто. Ты над Израилем мерцаешь голубым».
– Женя, ты поешь песни, на идиш, на иврите, на русском. Какие песни ты считаешь именно еврейскими?
– Для меня такие песни, как «Назло антисемитам», всегда будут еврейскими. Я никогда не буду считать еврейскими песни, которые переведены на идиш или иврит с других языков. Я знаю, когда я пою о своей бабушке, пусть даже на русском языке, – это еврейская песня. В Израиле вообще вышел диск – 42 русские песни на иврите. «Калинка-малинка», «Во поле березонька стояла», военные песни… Я не думаю, что, зазвучав на иврите, они стали еврейскими песнями.
Так ведь некоторые еврейские песни стали самым настоящим русским фольклором. Возьмем хотя бы «Бублики». Эта песня впервые была написана на идиш, затем переведена на русский язык и широко исполнялась в русском варианте. То же самое произошло с песней «Купите папиросы» и другими.
– Хорошо, в чем ты видишь особенность твоего личного подхода к творчеству?
– То, что я делаю, делаю абсолютно искренне. Во-первых, начнем с того, что вся программа идет живьем.
– Да, это точно. Люди сразу заметили, не волнуйтесь, мне очень многие об этом говорили: не под фанеру работает.
– У меня были концерты в Москве сборные, где меня просили, чтобы шла фонограмма моего голоса. Объясняли тем, что идут съемки и так легче смонтировать. Там такие условия, что мне приходится поддаваться, но это один номер в сборном концерте. Когда я даю сольный концерт, я всегда работаю «живьем». Я могу делать то, что хочу. Я могу петь, танцевать, разговаривать с залом. Я раскрываюсь полностью. Вот это отличает мой стиль, мой почерк. Это не бравада. Во время сольного концерта я могу пойти в зал, могу полчаса разговаривать со зрителем, если понимаю, что диалог состоялся. Я драматический актер, вот что главное.
– Я заметил, вы несете образ.
– Образ?! Не скажу, не скажу. Я ухожу от этого. Я хочу быть таким, как зритель. Я хочу быть самим собой. Не хочу прятаться за образами.
Для меня самое главное – это отсутствие четвертой стены. Зритель для меня – самый родной человек. Поэтому я периодически спускаюсь в зал. Я прошу светотехников оставлять мне хоть немного света в зале, чтобы я видел лица зрителей. Я должен понимать, что происходит в зале, для меня это безумно важно.
– У вас врожденная, видимо, генетическая еврейская характерность в жесте, в любом движении, во всем.
– Вы же знаете (смеется), когда еврею не хватает слов, он разговаривает руками.
– И не только, Женя, руками. Вот взять Жириновского, как он «хлопочет лицом» (есть такое выражение), сразу видно, что папа юрист. Обратите внимание на любое его выступление по телевизору. Я ведь режиссер фольклорного театра и на мимику всегда обращаю внимание. А вы, наверное, родились с этим.
– Я вам скажу насчет жеста. Наша премьерная программа состоит из 21 песни и 18 танцевальных номеров. Ребята мои танцуют согласованно. В этом есть ощущение ансамбля, а у меня всегда есть возможность что-то станцевать «от себя», периодически возвращаясь к ним в номер.
– Женя, я обратил внимание, что динамизм, экспрессия еврейской песни в самом накале доходит до того, что евреи как люди много испытавшие и достаточно осторожные как бы немного притормаживают, чуть-чуть успокаивают свою песню. Это происходит вроде бы непроизвольно. А как у вас?
– У меня нет тормоза. Я ставлю финальную точку на самом взлете.
– И все-таки сделать людям праздник — это очень нелегкая работа.
– Я вам скажу честно, после концерта в «Миллениуме», он начался в 2 часа дня, а закончился где-то около 5 вечера, с учетом антракта и других обстоятельств, я был дома в шесть, а пришел в себя где-то в полдевятого. Домой я пришел в таком состоянии, что меня можно было выжимать. Принял душ, потом лежал, что называется, трупом. Мне нужно было 3 часа, чтобы восстановиться. Сказалась усталость не только физическая, но и эмоциональная перегрузка, и нервное напряжение. Ведь в этой программе все было в первый раз. Даже костюмы, мы их в первый раз надевали.
– Наверное, дорого стоит пошить костюмы?
– Не то слово. Если вашим читателям будет интересно, то будет хорошо, если деньги, заработанные на гастролях, окупят мои затраты на пошив новых костюмов. Я работаю без спонсоров.
– Ты вложил деньги в эту программу?
– Да, разумеется. Это мое детище. Каждый номер, как ребенок…
Фото Михаила Фишбейна
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
