Президент США Джон Ф. Кеннеди подписывает прокламацию о запрете поставок наступательных вооружений на Кубу во время Карибского кризиса в Белом доме в Вашингтоне, округ Колумбия, 23 октября 1962 года (архивное фото)
Эксперты подчеркивают, что две ситуации почти несравнимы, но применять имеющийся опыт все равно нужно. 18 октября 1962 года министр иностранных дел СССР Андрей Громыко в ходе личной встречи с президентом США Джоном Кеннеди уверял американского лидера в том, что Советский Союз не поставляет Кубе никаких вооружений, кроме оборонительных.
Громыко лгал, и президент США знал, что советский министр лжет: к тому моменту американская разведка уже располагала аэрофотосъемкой, доказывавшей присутствие на Кубе советских баллистических ракет средней дальности Р-12 и Р-14 (по западной классификации — SS-4 и SS-5).
Из-за этой лжи узел кризиса между Москвой и Вашингтоном в течение еще нескольких дней затягивался все туже, но у двух лидеров — Джона Кеннеди и Никиты Хрущева — хватило понимания ситуации и трезвости в оценках для того, чтобы пойти на компромисс и деэскалацию.
Нынешняя ядерная нервозность в связи с агрессивной войной России против Украины многим напомнила страшные дни октября 1962-го, когда детей в США учили, как прятаться под столом при атомной тревоге. Президент США Джо Байден в своем недавнем выступлении прямо сравнил нынешний период и времена Карибского кризиса, заявив: «Впервые со времен кубинского ракетного кризиса у нас есть прямая угроза применения ядерного оружия, если все будет продолжаться в том же духе… Мы не сталкивались с перспективой Армагеддона со времен Кеннеди и кубинского ракетного кризиса».
Между нынешним временем и периодом коммуникаций Кеннеди-Хрущева есть огромная разница, однако некоторые уроки из событий 60-летней давности можно извлечь и сейчас тем, кто принимает решения в России и США. При этом, как и 60 лет назад, многое в определении путей отхода от ядерной пропасти затрудняется ложью, прежде всего — ложью теперь уже нынешней Москвы относительно мотивов, по которым она может применить ядерное оружие. Кремль пытается представить ситуацию для России как близкую к «угрозе существования государства», объявляя аннексированные у Украины территории российскими. На самом деле подавляющее большинство стран мира их таковыми не считают, Запад не грозит уничтожить Россию и постоянно уговаривает ее руководство не жонглировать ядерными угрозами для компенсации поражений на поле боя в Украине — но оно, наоборот, все активнее это делает.
Светлана Савранская: Кеннеди и Хрущев не хвастались ядерным оружием
Но сначала стоит остановиться на различиях — их отмечает большинство экспертов, которым приходится сравнивать два «ядерных» исторических момента. Директор российской программы Архива национальной безопасности Университета Джорджа Вашингтона и специалист по Карибскому кризису Светлана Савранская в интервью для Русской службы «Голоса Америки» говорит, что и тогда, и сейчас ядерное оружие было для Вашингтона и Москвы элементом престижа. Однако тогда, считает эксперт, в Кремле понимали, что в реально опасной ситуации трясти атомной бомбой перед противником не следует: «В Карибском кризисе использование ядерного оружия было бы не преднамеренным — то есть, ни одна из сторон не хвасталась, что у них есть ядерное оружие, и не говорила о том, что может его использовать. Не было такого. Была угроза, что оружие ядерное будет использовано как бы непреднамеренно, в результате ошибки, в результате того, что ситуация выходила из-под контроля. Но, конечно, Хрущев не развязал войну против маленькой страны, и наоборот, его мотивацией, вследствие которой он решил поставить ядерное оружие на Кубу, было то, что он пытался Кубу защитить от американской агрессии, которая в тот момент была абсолютно реальной. Как только Хрущев понял, что он совершил ошибку, и понял, что реально может быть развязана большая война, он тут же написал письмо Кеннеди и, в общем, предложил пойти на компромисс». Действительно, Хрущев, хвастаясь мегатоннами ядерных зарядов с трибуны различных съездов в СССР, подчинился здравому смыслу, когда речь зашла о реальном ядерном конфликте. Светлана Савранская с горечью констатирует, что не только в нынешнем Кремле, но и в прокремлевской части российского экспертного поля возобладала риторика, вполне допускающая реальное применение тактического ядерного оружия: «Меня волнует, что в среде очень серьезных аналитиков, таких, как Дмитрий Тренин или Федор Лукьянов, многие другие в своих недавних статьях говорят о возможности использования ядерного оружия для демонстрационного удара или даже удара по военным целям — мол, нужно вселить страх в западные правительства, потому что вот во времена СССР страх был, а теперь его нет, и надо, чтобы в Европе и Америке почувствовали этот страх — особенно в Америке».
«Мне кажется, это очень страшная дискуссия, — продолжает историк, — и то, что она вообще ведется, что возможность такая вводится в лексикон, в обиход нормальных людей в связи с вот этой конкретной войной (России против Украины — Д.Г.), говорит об отсутствии у людей «ядерного знания», которое было у Хрущева и Кеннеди, и они были вынуждены его приобрести, столкнувшись с реальностью войны. Они поняли, что ситуация легко может вырваться из-под контроля, и эскалация может быть быстрой и неуправляемой».
Роуз Гетемюллер: В 1962 СССР угрожал непосредственно США
Бывшая заместитель генерального секретаря НАТО и главный переговорщик от США по договору СНВ-3 с Россией, ветеран американской дипломатии Роуз Гетемюллер отмечает другое главное различие, едва ли не ключевое:
«Ключевое отличие между двумя кризисами заключается в том, что Карибский кризис касался главных стратегических систем того времени. Соединенные Штаты и Советский Союз прямо противостояли друг другу, и когда Хрущев размещал ракеты средней дальности на Кубе, они легко достигли бы главных целей в Соединенных Штатах за очень короткое время. Это действительно рассматривалось как главный шаг, который мог спровоцировать обмен ядерными ударами между США и СССР. Сейчас мы не говорим об этом в большинстве нынешних сценариев, хотя нас очень беспокоит возможность распространения эскалации на главные стратегические системы». Роуз Гетемюллер, отвечая на вопрос «Голоса Америки» о сходстве и различии кризисов, подчеркивает, что сейчас «речь ведется об использовании, возможно, одной боеголовки нестратегического характера по объекту в Украине». «Речь идет о поражении военного объекта для жесткого сигнала и запугивания украинцев, их партнеров и союзников, чтобы те капитулировали. Либо говорят про демонстрационный ядерный взрыв над Черным морем. Таким образом, речь идет об оружии террора, а не стратегического сдерживания», — говорит экс-дипломат.
Другое же отличие, считает Роуз Гетемюллер — это отсутствие реальной связи и диалога между лидерами США и СССР, подобных тем, что возникли и поддерживались в октябре 1962 года: «Была линия связи, какой бы слабой она ни была, и «горячая линия» появилась в результате этого кризиса. Белому дому и Кремлю было нелегко общаться, но они общались… Сегодня два президента не разговаривают друг с другом по той причине, что на дипломатию Вашингтон не идет. Президент Байден ясно выразил свое мнение о том, что Владимир Путин является военным преступником, и Владимир Путин ответил, что эти замечания непростительны. Таким образом, общение между двумя высшими лидерами заморожено».
Как искать компромисс с военным преступником? Но Россия, как считают многочисленные политики на Западе и международные правозащитники, действительно совершает в Украине военные преступления. Несмотря на них, некоторые эксперты по стратегической безопасности настаивают на том, что Владимиру Путину нужно оставить некую лазейку для выхода из ситуации с «сохранением лица» — в частности, об этом говорил на прошлой неделе один из ведущих специалистов по Карибскому кризису, профессор Гарвардского университета Грэм Аллисон, автор классической книги о Карибском кризисе под названием «Суть решения» («Essence Of Decision»).
Аллисон, выступая на мероприятии в Гарварде 14 октября, выразил мнение, что Украине придется смириться с потерей части территории, чтобы дать возможность Путину заявить о некоей победе внутри страны. Тогда Кремль, считает политолог, не останется один на один с вариантом «унизительного поражения» и не пойдет на отчаянные меры. Грэм Аллисон также заявил, что его предложение, «как ни ужасно оно звучит для украинцев», лучше, чем реальный ядерный удар, который может нанести Путин по Украине.
В более мягкой форме о необходимости каких-то переговоров с Кремлем говорят и другие политологи в США из числа сторонников «реальной политики». По просьбе «Голоса Америки» об этих предложениях высказался украинский политолог, приглашенный профессор Школы права и дипломатии Университета Тафта Владимир Дубовик: «Алиссон говорит «мы должны поддерживать Украину», но при этом считает, что Украине надо смириться с тем, что она не сможет вернуть все территории — или не так быстро, и сейчас, как он заявляет, надо подписать какой-то «мирный договор», а позже вернуться к этой задаче. При этом он не понимает или специально опускает тот момент, что Путин может использовать любую операционную паузу для того, чтобы собраться с силами и нанести новый удар по Украине. Разговоры о том, что нужно подписать соглашение о прекращении огня, никуда не годятся, потому что у нас есть некоторая стратегическая инициатива. Поступают новые виды вооружений, в украинской армии и в целом в украинском обществе совершенно другой уровень уверенности в своих силах». Владимир Дубовик, также являющийся профессором Одесского университета в Украине, считает, что рассуждения о предотвращении эскалации на примере Карибского кризиса неприменимы в нынешней ситуации: «Слово «эскалация» — очень важное, в том числе, через призму наследия Карибского кризиса, потому что нужно смотреть, что способствует эскалации, а что нет. Недавно американцы сказали: «Нет, мы не будем давать украинцам ракеты большей дальности, не будем давать самолеты и танки, потому что это будет способствовать эскалации». И что на это ответила Россия? Они провели деэскалацию конфликта? Нет, они заявили, что якобы аннексировали территории. Они заявили о вступлении их в состав России, о частичной мобилизации. То есть, урок здесь в том, что если вы проявляете мягкость или нерешительность, непоследовательность в действиях в отношениях с таким партнером, как сегодняшняя Россия, то это приводит именно к эскалации с их стороны».
Отчасти это мнение подтверждает и точка зрения правнучки Хрущева — профессора международных отношений Нины Хрущевой, выступившей в Гарвардской школе политики 17 октября: «Путин — не политик. Он подполковник КГБ (даже не полковник, это важно), который и действует, как подполковник КГБ. Он не принимает решений политического характера. Карибский кризис произвел изменения в самих Кеннеди и Хрущеве, которые можно назвать политическими: они могли наступать и отступать, они выясняли, чего хочет другая сторона. Мы не видим этого в поведении Путина».
Василий Гатов: военные иллюзии Путина
В 1960-х годах соревнование с Америкой для СССР было ключевым: лозунг «догоним и перегоним США» в самых различных областях звучал всерьез, советский лагерь был крепок, а взаимный интерес двух соперничающих стран — велик. Возможно, поэтому их лидеры прислушались друг к другу, пытаясь найти общий язык: Нина Хрущева в ходе дискуссии 17 октября напомнила, что между Кеннеди и Хрущевым установился личный контакт и даже позитивные отношения, которые, продлившись, могли бы привести и к укреплению позиций первого секретаря КПСС внутри советской верхушки (в 1963-м Кеннеди был убит, в 1964-м Хрущева сместили внутрипартийным переворотом).
Василий Гатов, эксперт Анненбергской школы Университета Южной Калифорнии и исследователь «холодной войны», также напоминает об этом интересе и притяжении в интервью Русской службе «Голоса Америки»:
«В 1962 году взаимный интерес, взаимное притяжение Америки и Советского Союза было существенно больше, чем оно есть сейчас. Оно было и в части соперничества, и в части интереса властей и народов обеих стран друг к другу. Это очень большая разница с сегодняшней ситуацией, когда мы не видим никаких взаимных симпатий, мы не видим никакого позитива в отношениях, мы видим последовательное разрушение всех тех вторых, третьих каналов коммуникаций, которые были созданы во время и после Карибского кризиса». По мнению Василия Гатова, военное прошлое Хрущева и Кеннеди также сильно влияло на их подход к принятию решений: «Понятно, что люди, лично видевшие Вторую мировую войну, относились к войнам по-другому. Именно поэтому возникла стратегия сдерживания, так как сползание в общемировую войну для них было чудовищным кошмаром. Для Путина, например, это какие-то иллюзии, в которые он верит больше, чем в исторические факты, хотя и строит их вокруг информации о той войне. Это известная проблема с такими историками-любителями, как Путин, она оказывает воздействие и на риторику России, и на фактическую политику».
Эксперт, впрочем, напоминает о другом периоде в противостоянии Москвы с Западом, который по нескольким признакам явно больше похож на нынешнюю напряженность, нежели более отдаленный Карибский кризис — это начало 1980-х. «Много похожего: министр Устинов с его исключительно технократическим подходом к армии, адмирал Горшков с его авианосцами и ракетоносцами, различные события, такие, как уничтожение южнокорейского «Боинга» или учения НАТО «Able Archer», которые генсек Андропов воспринял практически как подготовку ядерного удара, и ответные гигантские учения, которые проходили в Советском Союзе, четко показывавшие, что они отрабатывают элементы вторжения в Европу — плюс война в Афганистане». Однако Василий Гатов заключает, что война в Афганистане была для Запада «далекой колониальной войной СССР», тогда как война в Украине — это «раздирающая плоть Европы, война в буквальном смысле за соседней дверью, в отношении которой совершенно непонятно, как она кончится».
Данила ГАЛЬПЕРОВИЧ, golosameriki.com
Оцените пост
(голосовало: 3, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
