Беседа председателя Московской шахматной федерации со мной носила более концептуальный характер, чем с Аней:
— Как же вы планируете переехать в государство, враждебное СССР? — стыдил меня профессор.
— Идеологических проблем для себя я не вижу, — возражал я. — Если я захочу в Израиле заняться политикой, что вряд ли, и захочу вступить в коммунистическую партию, что ещё менее вероятно, к моим услугам в Израиле будут аж две коммунистические партии. В странах же, дружественных Советскому Союзу, в Египте и в Сирии, коммунистические партии запрещены, а коммунисты гниют по тюрьмам.
— Тут нужно смотреть диалектически, куда движутся страны, — возразил мне Константинов. — Египет и Сирия движутся в сторону прогресса.
Я почувствовал, что спичрайтера Суслова мне не «побить», и закончил беседу. Он владел непобедимым идеологическим оружием советского руководства — маразмом как методом политического мышления.
В те же дни нас пригласил к себе Ботвинник. Как я уже писал, Аня была его любимой ученицей. Великий шахматист принял нас в своём кабинете. Я знал из опыта, что единственной формой общения, которой владел Ботвинник, был монолог. Впрочем, я и пришёл послушать Ботвинника, а не уговаривать его уезжать.
— Советские люди — лучшие в мире, и с этим, я надеюсь, вы спорить не станете, — начал Ботвинник, и строго посмотрел на нас. — А потому, если вы согласитесь остаться, я готов пойти в ЦК КПСС и добиться, чтобы к вам — Ботвинник обратился ко мне, — относились так же, как к Романишину (дался же им всем Романишин), ибо если так рассуждать (Ботвинник не объяснил как), то я ещё в 1926 году должен был остаться в Швеции.
Дома я проверил по книге: в 1926 году, в возрасте 14 лет, Ботвинник выезжал с командой металлистов в Швецию и, видимо, всю жизнь возвращался к мысли, правильно ли он сделал, что вернулся в Ленинград. Проникнутый осознанием собственного величия, Ботвинник считал свою жизнь образцовой, и если он не избежал жизни среди «лучших в мире людей», то и мы не должны. Патриарх, как часто называли Ботвинника шахматисты, продолжал:
— Я знаю, что у вас есть сын. — Идейный коммунист Ботвинник подразумевал, что и мы знаем, что расти евреем в России — не лучшая участь, — и дал полушутливый совет, который, конечно же, заготовил заранее: «Запишите его на фамилию матери. Я и сам так поступил бы, да у моей мамы была фамилия Рабинович».
Далее Ботвинник стал объяснять, что, живя в Советском Союзе, все возникающие проблемы решить можно. Правда, его объяснения звучали не как уговоры остаться, а наоборот, как подтверждение, что, конечно же, нужно уезжать, бежать, спасаться. Ботвинник рассказывал, что написал книгу о своей жизни. Цензура вырезала половину. Десять лет Ботвинник бился, и книга вышла в виде, близком к задуманному. Это при том, что Ботвинник был идейным коммунистом и членом партии и сам прекрасно знал, о чём писать нельзя.
Ботвинник создал с сотрудниками компьютерную шахматную программу. В СССР подходящего компьютера, чтобы опробовать её, не было. В Америке выделили грант в миллион долларов, чтобы Ботвинник смог приехать и протестировать свои идеи на американском компьютере. Советские власти его не пустили. «Но я буду добиваться поездки и добьюсь, если раньше не помру», — реалистично оценил свои перспективы патриарх.
Философия Ботвинника при создании шахматных программ отличалась от той, на которой основывались его американские коллеги. Жаль, что не удалось проверить гениальность Ботвинника и в этой области.
Вскоре появилась жена Ботвинника Гаянэ (Ботвинник называл её Ганна) и сообщила, что на кухне нас ждут пироги и чай. Визит завершился светской беседой.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
