Разговоры с авокадо

Как вести себя с «еврейскими грушами», и чего не хватает в холодной Москве человеку, вспоминающему отпуск в Израиле, и какие причудливые формы принимает тоска по лету…

Летом самое страшное время — это когда самолет обратно через два дня.

Я еще сижу в море, вся в отдыхающих и медузах, покупаю мороженое, бреду домой в купальнике, обмотавшись какой-нибудь тряпочкой, думаю, что сейчас упаду на диван под вентилятором с книжкой, просплю с ней же до вечера, вечером снова пойду на море смотреть в закат.
Но дома что-то не так. У семьи взволнованные и строгие лица.

— Что ты повезешь в Москву? — спрашивает семья. — Надо составить список.
— Давайте обсудим это завтра, — предлагаю я.
— Ты с ума сошла, — говорит семья, — времени почти не осталось. Какое «завтра». Завтра побежим на рынок, побежим в магазин, везде побежим. Пиши список!
— Мне ничего не надо, — говорю я.

Семья шумно вздыхает.

— Перегрелась, — говорит одна часть семьи.
— Нет, это от голода, надо сначала покормить, — говорит другая.

Подросток Данечка в это время захватывает душ, щелкает изнутри замком и кричит из-за двери:
— А еще она мало пила воды, возможно, это обезвоживание!
— Сядь, — говорит мне семья. — Попей холодненького, съешь супчик, только вот с плиты, и подумай, чего тебе не хватает в Москве.

Мне не хватает моря. Вот этого, повседневного, куда местные жители выбираются в шаббат, моря, которое фоном, про которое просто знаешь, что оно есть. Очень не хватает солнца каждый день, желтого света, синего неба. Лохматых пальм не хватает и эвкалиптов со свисающими кожурками. Смеющихся людей на улицах. Запахов — горячих булок, кофе, специй, раскаленного асфальта, пыльных бурунчиков на перекрестках, травы в парке Леуми по утрам. Не хватает полуденной лени. Возможности выйти из дома, не задумываясь на час, что же надеть. Как говорит каждый раз мой мамулёк, когда я пакую чемодан в Москве: «Много вещей не бери, пару трусов, купальник и шорты». Даже посторонних мокрых и теплых собак, доброжелательно жующих мою панаму, не хватает.

— Так, во-первых, хумус, — деловито говорит семья. — Хумус — это святое. Сколько банок — пять, шесть?
— Восемь, — вдруг говорю я.
— Десять банок хумуса, — записывает семья. — Хацилим?
— Да.
— Маслины?
— Да.
— Сыр?
— Да.

Подросток Данечка проходит мимо с утомленным видом и спрашивает, помню ли я, что у нас один чемодан.

— Да, — говорю я. — И одноразовые противни. Максимум двадцать.
— Ну, это как получится, — говорит семья. — Двадцать, сорок, посмотрим. И манго.
— Я не довезу манго, они нежные.
— Все нежные, — говорит семья. — Просто их надо везти, как младенцев, на груди.

Я представляю себя на досмотре в аэропорту Бен Гурион. Тут противни, тут хумус. И манго.

— Ой, ладно, — говорит семья, — они там все привыкли. Ты не видела, что люди вывозят. Некоторые овощи закупают ящиками, на одно багажное место, 23 килограмма — помидорчики, огурчики, синенькие. И все прекрасно долетает.

Год назад тогда еще ребенок Данечка привез с собой в Израиль все учебники и несколько толстеньких энциклопедий. Объяснял это тем, что хочет чистых знаний, а интернет отвлекает. Через месяц, когда мы возвращались обратно, проверяющий мужчина в аэропорту попросил нас открыть чемодан.
— Это что? — спросил он.
— Книги, — сказал Данечка.
— Зачем? — спросил мужчина.
— Читать, — сказал Данечка.

Мужчина задумался. Пролистал пару энциклопедий. Нашел в одной обертку от шоколадки. Спросил, здесь ли мы их купили и если да, то где и зачем. Данечка объяснил, что привез их из Москвы и теперь увозит обратно.

— Зачем? — спросил мужчина.
Тут задумался Данечка.
— I’m a nerd (ботан, зануда), — сказал он наконец.
— It happens (бывает), — кивнул досматривающий мужчина, вернул нам чемодан и посмотрел на меня с сочувствием.

Вечером мы лежим под вентиляторами. В окне огромная луна, соседские дети сверху что-то бесконечно роняют, соседская собака снизу воет, в соседнем доме поют хором, кричат в телефон, смотрят ужастик, ужинают — все рядом и громко, но когда у тебя два дня до самолета, ты полон любви и покоя. Но что-то мучает. Чего-то не хватает.
— Авокадо! — говорю я семье. — Мы забыли авокадо!

У нас тут в Москве с авокадо плохо. Они, конечно, есть. Но, кажется, что живут под лозунгом «Умру, но не дозрею». Маленькие, твердые и упрямые. На кулинарных форумах и сайтах обсуждают способы «доведения авокадо до состояния спелости». Советуют складывать их в бумажные пакеты вместе с надкусанным яблоком, например, заворачивать в газету и беречь от прямых солнечных лучей, обматывать полотенцем и класть в шкаф на три дня, не разворачивать, чтобы не вспугнуть. Главное, пишут везде, не упустить момент, когда авокадо из стадии «я не готово к употреблению» переходит в стадию «ой, всё».

Моя подруга М. прошлой зимой слетала в Израиль и пожила с моей семьей. Вернувшись, сказала, что не представляет жизни без авокадо. Теперь у нас авокадный клуб — мы ищем места, где водятся авокадо, покупаем, обмениваемся информацией об их самочувствии:
— Как там твое, зреет?
— Мое что-то плохо. Сегодня проверяла — пошло пятнами.
— Переложи его к банану.
— Нет, мое с бананом несовместимо, вернусь к яблоку.
— Ну как, стало мягче?
— Стало. Но, боюсь, это уже несъедобная стадия.

Недавно сквозь мороз и снега пришла на Измайловский рынок. Увидела авокадо, припала, потрогала все, выбрала свое, прижала к сердцу.
— Деточка, — сказала мне стоявшая рядом бабушка, — что же ты эти еврейские груши берешь, они же зеленые и елкой пахнут, возьми лучше морковку.

Мне очень не хватает здесь моря и солнца. Но в декабре даже мечтать о них не получается. Поэтому я хожу за авокадо, выхаживаю их — в пакете или в полотенце, — осторожно глажу, держу в ладонях, как кусочек лета.

— Мама опять разговаривает с авокадо, — говорит семье по скайпу подросток Данечка, — значит, скоро прилетим. Кстати, что вам привезти? Диктуйте список.

Юка ЛЕЩЕНКО

Booknik.ru