К немалому моему удивлению, статья о евреях-выкрестах вызвала полемику. А я-то думал, что пишу о вещах общеизвестных и лишь напоминаю о них! Самым интересным в этом фехтовании мнениями я вижу рассказ о жизни, присланный 96-летним Моисеем Рубенфельдом, моё интервью с которым несколько лет назад публиковал «Еврейский мир» под заголовком «Заповедь памяти». Автор попросил меня сделать небольшую редактуру — всё-таки первые языки его идиш и польский; кроме грамматики и чуть-чуть стилистики я не менял ничего.
«Под впечатлением от Вашей статьи в «Еврейском Мире» ЧИСТОПОРОДНОСТЬ И БЕЗРОДНОСТЬ, к сожалению, вышедшей с опозданием на многие годы, хотел бы привести Вам ИСПОВЕДЬ ПРЕСТАРЕЛОГО ЕВРЕЯ. Рассказать, каким я был на разных стадиях жизни и с каким багажом собираюсь в мир иной.
Ранее детство — это школа и хедер. Страшная нищета в доме. Мать умирает при родах пятого ребенка. Отец остаётся с нами пятерыми.
Всю жизнь стоит этот осенний дождливый день перед глазами — на похоронах матери на еврейском кладбище в Перемышле, на котором могилу матери я за всю жизнь не смог найти.
Пристроили в ешиву, а питание каждый день в другой семье. Трудно описать, как это — прийти в чужой дом и у детей отнимать последний кусок. Я этого не выдержал и уехал в Краков, устроился при помощи маминых друзей на работу — рассыльным в магазин канцтоваров в еврейском районе Кзимьеж (это как в Нью-Йорке Боро Парк).
Зарплаты хватало на квартиру и кое-какое питание в некошерых народных кухнях. Вот тут и начался отход от еврейства. Вы представляете — пятнадцатилетний местечковый пацан, который никогда в жизни не видел автомобиля, попадает в город, где полно автомобилей, трамваев, автобусов и прочее.
Всего хотелось попробовать, увидеть,- да что я мог увидеть, кроме тяжелейшей работы? На меня грузили две пачки через плечо и две в руки, и это при моём скудном питании… Тогда я устроился в пекарню, до работы рано утром разносить по домам хлебобулочные изделия. И за это мне что-то платили и давали хлеб или булки поесть. Стало немножко легче. Поначалу собирал копейки, отцу помочь.
Потом завелись друзья, с которыми вместо того, чтобы идти в субботу в синагогу, ходили кататься на лыжах, коньках, в кино. Потом стал ходить в некошерную столовую. Про тфиллин и утренную молитву давно всё забыто. Даже про родной дом не хотелось вспоминать. Единственное, что оставалось от еврейства, это иногда походы в субботу в синагогу по приглашению владельца фирмы, у которого не было детей,- а я был самый младший в фирме. И за это после синагоги меня усаживали за праздничный стол.
Были проверки на честность. В мои обязанности входило открывать магазин, подмести и вытереть пыль. Иногда хозяйка, сидящая на кассе, специально роняла какие-то монетки,— с тем, чтобы проверить: когда я буду подметать и найду их — отдам ли нет? Но, поскольку я был самый младший, меня все любили, помогали в работе. Хотя — никогда не забуду, как схватил по морде от хозяина за то, что продал коробку карандашей на 10 грошей дешевле.
7-классного образования было мало, чтобы продвигаться по службе, и хозяйка мне предложила пойти на курсы менджмента и бухгалтерии, платить: половину я, половину фирма. И, зная моё финансовое положение, хозяйка мне давала деньги для полной оплаты курсов. Даже на Пасху отпустила домой и дала денег на дорогу.
В декабре фирма закрывалась на инвентаризацию и мы работали сверхурочно, за это каждый из нас мог пойти к брату хозяина и выбрать себе отрез на костюм или пальто. А у другого брата — взять любую пару обуви. Вот я приоделся и начал присматриваться к девочкам, а о еврействе совсем забыл. Записался в ШОМЕР ГАЦАИР, ходил на встречы с Жаботинским, на тренировки в Маккаби…
Приход Гитлера к власти всех нас отрезвил, антисемитизм в Польше расцвел бурно. На дверях крупных магазинов появились надписи: «Жидам и собакам вход воспрещен». Торговые связи у фирмы сохранились, но входить нам приходилось со двора. Начались нападания «ендеков» на еврейские районы. Нам напомнили, кто мы.
В Краков я приехал в следующий раз в 1955 г., тогда ещё на стенах домов красовались немецкие лозунги.
Бегство из Кракова и расстрел по дороге описывать не буду. Я об этом Вам рассказывал в интервью. Начну с «освобождения советскими войсками Зап. Украины» в 39-м. На Зап. Украину тогда из Польши набежало много евреев и все они осели в пограничных районах — в надежде, что война скоро кончится и они вернутся домой. Потом их почти всех в телячих вагонах вывезли в Сибирь на лесоповал.
Я тоже остановился в Добромиле 5 км от границы. Устроился на работу бухгалтером в пожарную охрану, а она входила в состав НКВД. И вот первый раз, когда я вновь почувствовал себя евреем: когда отказался участвовать в варварском акте депортации. Были большие неприятности, вплоть до «врага народа», но удалось уцелеть.
Потом были голодные и холодные годы — шофёром на Серовском металлургическом заводе, где ни о каком еврействе речи не могло и быть, разве что отвезёшь во время перерыва дрова какой-либо семье фронтовика-еврея.
После войны — почти пятидесятилетняя работа на донецком метзаводе. Был снабженцем, иногда удавалось помогать евреям с решением трудных вопросов.
Вспомнился эпизод — в Донецк приехала с еврейским концертом знаменитая Сиди Таль, было всего два выступления. Конферансье объявляет: «сейчас будет исполнена молдавская рапсодия». Выходит певица и звучит мелодия КОЛ НИДРЕЙ. Зал был переполнен, но встало нас двое — два польских еврея; а весь зал не понял… Вот вам и еврейство!
Мой возврат к еврейству начался в Америке. С первых дней приезда я начал посещать синагогу, правда, первое время было стыдно приносить домой 5 дол. Но нас утешали: ничего постыдного — придёт время, вы всё восполните. И не ошиблись.
Но как стыдно: русские рестораны всегда полны посетителей, а в синагогах с трудом набирается миньян! Некоторые попривозили русских жен, одели их в кресты с брильянтами, а пожертвовать на еврейский дом престарелых двадцатки нет. Выходцы из России не знают, что такое благотворительность, и знать не хотят. Но, как Вы говорите, стричь всех под одну гребенку не следует и честь и хвала тем, кто помнит, кто он есть.
Я приехал в 70 лет, окончил четырёхгодичный калледж. Сдал экзамен на гражданство сам и помогал людям готовиться к нему. С помощью бывшего нашего рабая помог двум семьям легализоваться. А с помощью моих родственников в Америке и во Франции удалось разными путями восстановить два еврейских кладбища на польской стороне, в т.ч. то, где моя мама похоронена, и одно на украинской стороне в Добромиле. Удалось с помощью друзей по синагоге поставить памятную глыбу в Добромиле на месте сгоревшей вместе с евреями синагоги. За свою деятельность в Добромиле я заработал инфаркт. И назло всем «шмадильникам» я ещё что-нибудь сотворю!»
В принципе, добавить к его словам можно очень немного. Когда еврей вспоминает, кто он есть — «сын Царя в изгнании»? Или — если пробуждается подзабытое с детства, семисвечник и тёплые руки матери; или — когда он ищет чего-то своего, честного, доброго и близкого — но всё, рано или чуть погодя, оказывается чужим. Или — когда ему об этом старательно напоминают. Мудрая Советская власть ввела «пятую графу» — национальность; а для тех, кто всё равно хотел бы о ней позабыть — организовала кровавую «борьбу с безродными космополитами», «приёмные» и «неприёмные» (для евреев) Вузы и предприятия… Нацисты — немецкие, венгерские, польские и прочие — применили меры ещё более основательные, дабы евреям не посчитать себя «немцами Моисеева закона» либо «венграми по культуре».
Америка, нынешние Европа и Россия задают задачки иной сложности: открывая евреям практически на равных правах возможности в профессиях и бизнесе, они предлагают «стать одним из нас». В России царской, Союзе, европейских монархиях евреям приходилось за это бороться. Порой — унизительными способами, типа покупки девушками «жёлтого билета» ради поступления на Бестужевские курсы. Зачастую — становясь лучше, грамотнее, богаче, профессиональнее остальных — чтобы этим скомпенсировать «клеймо еврейства». Были и те, кто избирал другой путь, бунт против бессовестного общества — и оттого так много евреев-революционеров.
Но ловушка равноправия куда тоньше и трудней разгадывается: ласковые сети зовут тебя позабыть о своей особой роли в разделении труда человечества: «царстве священников и народа святого». Особенно это грозит тем, кто привык добиваться права «быть человеком», в частности, выходцам из Союза среднего и старшего поколений.
Но — вдумчиво перечитайте слова этого немолодого еврея. И обратите внимание, что держало его всю жизнь и даёт силы сейчас: желание помогать другим. Визитная карточка еврейского народа, которую мы отнюдь не всегда умеем верно использовать. А людям, миру нужны «настоящие евреи» — даже если мало кто сегодня это понимает…