Стивен Уолт «Foreign Policy», США
Так ли это? Сумел ли хитроумный отставной кагэбэшник одержать верх над бывшим преподавателем права и общественным активистом? И что последние новости говорят нам о способности обеих стран формулировать и проводить в жизнь эффективную внешнюю политику?
Чтобы ответить на эти вопросы, имеет смысл рассмотреть, чего добились Россия и США за последние семь лет или около того. Некоторое время результаты путинской деятельности выглядели очень хорошо. В 2012 году российская экономика быстро росла (благодаря высоким ценам на нефть и прочее сырье). Россию приняли во Всемирную торговую организацию, а так называемая перезагрузка слегка наладила натянутые отношения между Москвой и Вашингтоном. Однако в дальнейшем дела у Путина пошли хуже. Сейчас российская экономика находится в серьезной рецессии, зато американская неплохо продвигается вперед. Вдобавок стоит учитывать, что в 2014 году ВВП России не достигал и двух триллионов долларов — то есть за последние шесть лет экономика США выросла на объем, превышающий всю российскую экономику. Вдобавок американская экономика намного разнообразнее и прочнее.
Не менее важно, что Соединенные Штаты за последние семь лет не потеряли ни одного ключевого союзника, а их отношения с целым рядом стран — например, с Индией и Вьетнамом — заметно улучшились. Россия, в свою очередь, стала несколько больше сотрудничать с Китаем, однако близкими союзниками их все равно нельзя назвать. При этом украинский кризис сильно испортил отношения между Москвой и Европой. Вдобавок членство России в «Большой восьмерке» было заморожено. США только что подписали масштабное торговое соглашение с широким спектром азиатских стран, в то время, как попытки Путина создать «евразийский экономический союз» оказались в целом мертворожденными. Тот факт, что Путин счел необходимым спасать режим Асада, показывает, что его позиции на Ближнем Востоке также непрочны.
Между тем США, несмотря на все трения, по-прежнему сохраняют тесные связи с Израилем, Египтом, Саудовской Аравией, Кувейтом, Иорданией, Бахрейном и ОАЭ, а их отношения с Ираном — давним недоброжелателем— несколько исправились. Таким образом, позиции Америки явно сильнее и любой честный аналитик вынужден будет признать, что Обама и его команда умеют налаживать полезные связи с зарубежными странами и успешно избегают опасных трясин, в которые очертя голову бросались Джордж Буш-младший и неоконы.
Тем не менее, возникает такое впечатление, что Путин лучше играет своими плохими картами, чем Обама — хорошими. Отчасти это связано с тем, что Обама унаследовал сразу несколько внешнеполитических катастроф, а отказываться от неудачных проектов и избегать при этом обвинений в капитулянтстве ему крайне трудно. Главная ошибка Обамы заключалась в том, что он недостаточно быстро избавлялся от опасного наследства, доставшегося ему от предшественника. Ему следовало быстрее уходить от Афганистана и не заниматься сменой режима в Ливии. Напротив, Путин на первый взгляд выглядит удачливым, потому что Россия сейчас активнее, чем в те годы, когда она была фактически парализована. Если вспомнить, в каком состоянии она находилась в 1995 году — или даже в 2000 году, — станет понятно, что падать ей дальше было некуда.
Впрочем, Путин тоже кое в чем поступает очень правильно: он ставит перед собой малые цели, которых сравнительно просто достичь и которые соответствуют скромным силам России. На Украине его главной задачей стало предотвратить сближение этой страны с ЕС и ее последующее вступление в Евросоюз и в НАТО. Захватывать ее или превращать ее в подобие России он с самого начала не собирался, а существующий сейчас на Украине «замороженный конфликт» вполне позволяет Путину добиться желаемого. Его в основном негативная цель изначально была вполне достижима, так как Украина коррумпирована, внутренне неоднородна и соседствует с Россией. Все это давало возможность Путину минимально использовать силу и мешало окружающим отвечать на его действия, не начиная бесперспективный цикл эскалации.
Цели Путина в Сирии столь же просты, столь же реалистичны и столь же соответствуют ограниченным возможностям Москвы. Он хочет сохранить режим Асада как значимую политическую силу, способную служить опорой для российского влияния и неизбежной частью любого будущего политического расклада. Он не пытается ни завоевать Сирию, ни вернуть алавитам полный контроль над всей территорией страны, ни победить Исламское государство, ни вытеснить иранское влияние. И уж, безусловно, он не питает донкихотских иллюзий о строительстве в Сирии демократии. Умеренного применения российской авиации и отправки в страну небольшого количества «добровольцев» вполне может хватить для того, чтобы Асад избежал полного поражения — особенно если Соединенные Штаты и прочие крупные игроки начнут смотреть на этот конфликт более реально.
Между тем цели США в обоих этих конфликтах выглядели нереалистично и противоречиво. В случае Украины тесный союз фанатичных неоконов (таких, как помощник госсекретаря Виктория Нуланд (Victoria Nuland)) и либеральных интернационалистов благополучно убедил себя, что Соглашение об ассоциации с ЕС — абсолютно безобидная и нейтральная вещь, которая не может породить никакого непонимания. В итоге для них оказалось полной неожиданностью, что Москва по-прежнему думает в категориях «реальной политики» и видит ситуацию совсем иначе. Помимо слепоты, тут еще был элемент лицемерия: Россия повела себя точно так же, как США долгое время вели себя в Западном полушарии. При этом американские дипломаты ухитрились проигнорировать отчетливые предостережения со стороны Москвы. Более того, главная цель Запада — создание на Украине полноценного демократического государства — была похвальной, но трудновыполнимой, в то время, как цель Путина— не пустить Украину в НАТО — была относительно легко достижима.
Если говорить о Сирии, то политика США там выглядит еще более путанной. С самого начала конфликта Вашингтон ставил перед собой целый ряд трудных и плохо совмещающихся друг с другом задач. Он утверждает, что Асад должен уйти, но не хочет, чтобы на смену ему приходили джихадисты любого рода — то есть единственные люди, которые реально с ним сражаются. Он хочет уничтожить ИГИЛ, но при этом не хочет, чтобы успеха добились такие противники Исламского государства, как «Фронт ан-Нусра». Он опирается на курдских боевиков, но при этом ждет помощи от Турции, выступающей против любых мер, которые разжигают огонь курдского национализма. Он отчаянно ищет в Сирии «политкорректных» повстанцев — те самые пресловутые «умеренные силы», — и не находит почти никого подходящего. Вдобавок непонятно, какое будущее — помимо ухода Асада — США прочат Сирии. Неудивительно, что на этом фоне действия Путина выглядят смелыми и решительными и он сильно выигрывает по сравнению с Обамой.
Отчасти речь идет о методической разнице. Так как Россия намного слабее Соединенных Штатов и будет в дальнейшем только слабеть, она вынуждена очень осторожно разыгрывать оставшиеся у нее карты и ставить перед собой только важнейшие цели, за которые не придется при этом дорого платить. У США намного больше ресурсов для решения глобальных проблем, а их удобное геополитическое положение помогает им в большой степени избегать последствий их собственных ошибок. Также не стоит забывать, что как неоконы, так и либеральные интернационалисты верят: распространять учение «свободы» по миру необходимо, просто и не грозит ни неожиданными последствиями, ни серьезным сопротивлением. Итогом этого становится целый спектр амбициозных инициатив, на которые выделяется недостаточно ресурсов — что, разумеется, не может не приводить к постоянным провалам.
Другими словами, действия Путина выглядят удачнее, потому что его задачи соответствуют его ограниченным возможностям. Он любит жаловаться на американскую гегемонию, но вы не услышите от него высокопарных речей о том, что предназначение России требует, чтобы она вела за собой всю планету. Мощь Америки и ее безопасное географическое положение позволяют ее властям ставить перед собой амбициозные цели, достижение которых в реальности не требуется ни для процветания США, ни для их безопасности. Иногда американская дипломатия несмотря ни на что добивается успехов (см. иранская ядерная сделка, Транстихоокеанское партнерство и т. д.), но нередко она лишь впутывает нас в конфликты, в которых мы не можем победить и из которых не можем выйти.
Итак, кто же из двоих лучше как стратег? С одной стороны, Обама, безусловно, реалист и понимает, что интересы США во многих местах ограничены. Он также осознает, что мы не всегда можем определять исход наших действий, особенно если речь идет о попытках социальной инженерии в расколотых обществах, сильно отличающихся от нашего. Иными словами, он понимает, что государственное строительство — штука дорогая, сложная и зачастую нам ненужная. Однако наше внешнеполитическое сообщество успело пристраститься к обеспечивающей его работой идее «глобального лидерства», а оппозиция осуждает любое «бездействие» власти, даже если альтернатива этому — «полный бред».
Напротив, Путин лучше соизмеряет цели с доступными ресурсами, что, бесспорно, следует считать приметой хорошего стратега. Его проблема в том, что все это — краткосрочные и в сущности оборонительные меры. Он ведет арьергардные бои, стараясь, чтобы глобальное положение России прекратило ухудшаться, и не пытается укрепить мощь и статус России в долгосрочной перспективе.
Что ж, похоже, перед нами ничья. К сожалению, истинными проигравшими оказываются несчастные люди, живущие на Украине, в Сирии и в некоторых других местах.
InoSMI.ru
Оцените пост
(голосовало: 1, средняя оценка: 2,00 из 5)
Загрузка...
