Отец кричит ночами.
Своих кошмарных снов
страшится. За плечами
концлагерь ожил вновь.
Отцу, мальчишке, двадцать,
ему бы по весне
с любимой затеряться
в днепровской крутизне.
Но лагерный твой номер,
куда он приведет?
Раз ты еще не помер,
на части сердце рвет.
Бежать домой, до хаты,
в неволе тошно быть.
Стоит стеной Дахау –
удастся ль прошибить?..
И паренек, который
сегодня мой отец,
в крови, чтоб крематорий
задохся, наконец.
… Да, мой отец, он выжил
и потому в ночи,
коль дождь стучит по крышам,
он плачет и кричит.
Кричит отец ночами.
Своих кошмарных снов
страшится. За плечами
концлагерь ожил вновь.
РЕКВИЕМ
Дымами стали девочки в Литве,
и в Киеве, и в Гомеле, и в Польше.
С любимыми не свидеться им
больше.
Одной росинкой больше на траве.
Уже не встретить юношам невест.
Те девочки давно дымами стали.
Поют на идиш девочки с небес.
Дымами стали – звать
не перестали.
Ночное пенье слышишь ли вдали?
Как можно спать, смежив
блаженно веки?
Нам не простят те девочки вовеки
того, что песню мы не сберегли.
ШЛИМАЗЛ
Трусил прыгать с вышки,
из винтовки мазал.
Какой там сокол сталинский –
есть как есть шлимазл.
Но в боях под Ельней
пал он в поле чистом –
не шлимазл вовсе,
а герой отчизны.
Там и утрамбован
в общей яме братской.
Кто шлимазл, кто сокол –
где тут разобраться…