Продолжение.
Начало в № 880
Чем же занимались евреи, «густо» проживая в «черте оседлости»? Главным их занятием, считает Солженицын, было шинкарство. Это несмотря на утверждение Николая Лескова (о нём ниже), что «шинкарей (было) много менее, чем слесарей, пекарей и сапожников. Евреи столярничают, кладут печи, штукатурят, малярят, портняжничают, сапожничают, держат мельницы, пекут булки, куют лошадей, ловят рыбу. О торговле и нечего говорить».
Солженицын опирается на другой источник. Кто сегодня, кроме профессионалов-славистов, вспоминает поэта Гавриила Державина иначе как в связи с Пушкиным, которого он, «в гроб сходя, благословил»? Солженицын извлёк его из гроба через 200 лет, чтобы его именем обвинить евреев в спаивании русского народа, такого простодушного и доверчивого, про которого князь Владимир Красное Солнышко как бы и не говорил вовсе: «На Руси веселие есть пити». «Державин, — пишет Солженицын, — не только наш выдающийся поэт, но и незаурядный государственный деятель, оставил свидетельство уникальное и ярко изложенное». И действительно, ярко излагает поэт и незаурядный государственный деятель: «Жиды из своего корыстолюбия выманивали у крестьян хлеб попойками… Жиды, ездя по деревням, а особливо осенью при собирании жатвы, и напоив крестьян со всеми их семействами, собирают с них долги свои и похищают последнее нужное их пропитание» (Г. Державин «Мнение об отвращении в Белоруссии голода и устройстве быта евреев». 1800 г.). И как нам после этого не поверить Александру Исаевичу, что «никакой исконной предвзятости к евреям у него не было».
Не единожды цитирует Солженицын служебную записку писателя Николая Лескова «Евреи в России. Несколько замечаний по еврейскому вопросу», 1884 г. Однако старательно обходит такие его слова: «Еврей во всей этой печальной истории деморализации в нашем Отечестве не имеет никакой роли, и распойство русского народа совершалось без малейшего еврейского участия при одной нравственной неразборчивости и неумелости государственных лиц, которые не нашли в государстве лучших статей дохода, как заимствованный у татар кабак» (выделено мною, — С. Д.). Всё же приводит более нейтральные слова Лескова: «В Великорусских губерниях, где евреи не живут, число судимых за пьянство, равно как и число преступлений, совершённых в пьяном виде, постоянно гораздо более, чем число таких же случаев в «черте оседлости». Поверим, что и у самого Александра Исаевича тоже нет «никакой предвзятости к евреям». Напомним ему слова Гоголя, вложенные в уста своего героя в пьесе «Игроки»: «Странно, отчего русский человек, если не смотреть за ним, сделается пьяницей или негодяем?» (Обратите внимание, Александр Исаевич, сам по себе сделается пьяницей, без каких-либо понуканий со стороны евреев — С. Д.). Продолжим гоголевского героя: «(Это) от недостатка просвещения… Б-г весть отчего! Ведь мы и просветились, и в университете были, а на что годимся? Ну чему я выучился? Ничему…» Как видим, ещё за сто лет до вас, Александр Исаевич, говорил Гоголь об «образованщине» и о русском пьянстве, говорил как-то без упоминания евреев. А уж как он нас ненавидел!
Жаль, не слышит меня Солженицын. Да что ему Гоголь, что ему Лесков. Он стоит на позиции Державина и утверждает: «… евреи стали незаменимым, деятельным и находчивым звеном в этой эксплуатации бесправных, неграмотных и изнурённых крестьян. Не прослоись белорусские селения евреями-шинкарями и евреями-арендаторами, — без них не наладить бы этой обширной выкачивающей системы, выемка еврейского звена обещала бы расстроить её». Как же так, Александр Исаевич, вы же только что сами приводили слова Николая Лескова о большем числе пьяных преступлений в губерниях, где не «прослоились» евреи между русскими селениями. Да и «выемка» отсутствующего «еврейского звена» не расстроила там беспробудного пьянства. Не иначе как патриотически настроенные крестьяне хорошо помнили слова Петра Первого: «Смерд, коий водки не пьёт, ничтожен, ибо державу в убыток вводит». Никак не могли они «ввести державу в убыток». В 1700 году Петр Первый издал указ праздновать Новый год с 1 января и строго предупредил, чтобы в этот день пьянства и мордобоя не учреждать: «на то есть другие дни». За полвека до того его отец царь Алексей Михайлович собрал в 1654 году «Собор о кабаках», на котором было объявлено: «Православным пить не более 180 дней в году». Уместно напомнить, что после того как в 1896 году в России была введена казённая винная монополия, доход от продажи вина составил в 1897 году 285 миллионов рублей, в то время как прямые налоги с населения принесли в казну только 98 миллионов рублей.
«Введение в конце 90-х годов казённой продажи питей в «черте оседлости», — пишет Солженицын, — лишило более 100 тысяч евреев их заработка… Именно с конца XIX века заметно усилилась эмиграция евреев из России». Так элегантно, одной фразой объяснив мощный рост еврейской эмиграции, он всё же не упустил подстраховаться, заметив, что «статистическую её связь с введением казённой питейной продажи не установить…» А мы-то, простаки, до сих пор полагали, что эмиграция из России более миллиона евреев в конце XIX века была вызвана волной погромов, прокатившейся по южным и западным губерниям после убийства царя Александра II в 1881 году. Спасибо, Александр Исаевич, просветили нас — недоумков. (Его уже, правда, нет…)
Призыв евреев на военную службу, а она продолжалась 25 лет, ввёл царь Николай I в 1827 году. До этого власти ограничивались взиманием с евреев двойной подати. Жестоким гнётом евреев отличалось 30-летнее правление Николая I (1825 — 1855). Солженицын нашёл ему «адекватное» выражение: «Николай I был по отношению к евреям весьма энергичен»…. «Однако личное вмешательство Николая I сказывалось далеко не всегда вредно для евреев», — уточняет он. И действительно, ну что вредного в налоге на ношение длиннополого сюртука (1844) или ермолки (1848), ведь не запретил же! Ах, всё же вообще запретил в 1850 году ношение еврейской одежды, так ведь это же на пользу евреям — чтобы не выделялись!
Что же касается введенной им 25-летней рекрутской повинности, так это легко объяснимо. Просто-напросто хотел «уравнять евреев с русским населением в несении государственных повинностей», — успокаивает нас писатель. «Когда русскому солдату напоминают, что только плохой солдат не надеется стать генералом, то рядом с ним стоящему в строю солдату-еврею прибавляют: «А ты, брат, жид — это тебя не касается» Н. С. Лесков «Еврей в России», 1884 г. (Москва, Мосты культуры», 2003»)
Ну, а то, что в рекруты брали 10 евреев из каждой тысячи, а христиан — только 7 и раз в два года, т. е. из двух тысяч, ну так кто считает. Кто считает, что евреев было 3 миллиона, а христиан — более 100 миллионов. Просто, — разъясняет нам Солженицын, — царь хотел «преобразовать обособленных евреев в обычных российских подданных, а если удалось бы — то и в православных».
Позднее он добавит, что царь «вознамерился отомкнуть еврейскую замкнутость и решить проблему слияния еврейского населения с прочим — через труд (ну прямо, как Сталин в ГУЛАГе 100 лет спустя — С. Д.), а к труду — через рекрутство, причём энергично усиленное» (выделено мною, — С. Д.). Усиление состояло в том, чтобы «за каждого не доставленного к сроку рекрута брать трёх рекрутов сверх недоимочного».
Тем же «указом 1827 года, — приводит Солженицын слова Ю. Гессена («История еврейского народа в России «, Л., 1927), — еврейским обществам было предоставлено по своему усмотрению сдавать вместо одного взрослого (18 — 25 лет) одного малолетнего», с 12 лет, т. е. с добрачного еврейского возраста. А «с 18 лет, — пишет уже сам Солженицын, — кантонисты переходили в обычную солдатскую службу» (ещё на 25 лет. — С. Д.). «Евреям же малолетним, попавшим в кантонисты, оторванным от родной среды, разумеется, нелегко было устоять под давлением воспитателей, — сочувственно замечает Солженицын. — Однако и рассказы о жестоко насильственных обращениях в православие… принадлежат к числу выдумок» (выделено мною, — С. Д.). Вот одна из таких «выдумок», рассказанная известным еврейским историком Шимоном Дубновым (1860 — 1941): «Обычный приём заключался в том, что вечером, когда все уходили спать, кантонистов ставили на колени и долго держали сонных детей в таком положении; согласных креститься отпускали спать, а несогласных держали на коленях всю ночь, пока те не падали в изнеможении. Большинство детей не выдерживало пыток и принимало крещение, но многие кантонисты переносили муки с героическим терпением. Избитые, исполосованные розгами, изнурённые голодом, жаждою, бессонницей, отроки твердили, что не изменят вере отцов. Такие упорные часто попадали в лазарет и умирали; лишь немногие оставались в живых».
В. А. Гиляровский («Мои скитания») приводит формулу «воспитания» кантонистов: «Девять убей, десятого представь!» Фактически в кантонисты попадали даже еврейские дети 8 — 9 лет, и погибало их много более 90 %.
Вспомним сцену, описанную А. И. Герценом в книге «Былое и думы». По дороге в ссылку из Перми в Вятку повстречал он партию кантонистов. «Видите, набрали ораву проклятых жиденят с восьми — девятилетнего возраста, — говорит ему один из сопровождающих офицеров. — Половина не дойдёт до назначения». «Повальные болезни? — спросил я, потрясённый до внутренности, — пишет Герцен. «Нет, не то чтоб повальные, а так мрут, как мухи, ответил офицер. — Жидёнок, знаете, эдакий чахлый, тщедушный, словно кошка ободранная, не привык часов десять месить грязь да есть сухари… Опять — чужие люди, ни отца, ни матери, ни баловства; ну, покашляет, покашляет — да и в Могилёв. И скажите, сделайте милость, что это им далось, что можно с ребятишками делать? Я молчал. — Вы когда выступаете? — Да пора бы давно, дождь был уже больно силен… Мальчики двенадцати, тринадцати лет еще кой-как держались… но малютки восьми, десяти лет… Бледные, изнуренные, с испуганным видом, стояли они в неловких, толстых солдатских шинелях с стоячим воротником. Обращая какой-то беспомощный, жалостный взгляд на гарнизонных солдат, грубо ровнявших их; белые губы, синие круги под глазами — показывали лихорадку или озноб. И эти больные дети без уходу, без ласки, обдуваемые ветром, который беспрепятственно дует с Ледовитого моря, шли в могилу. И при том, заметьте, что их вел добряк-офицер, которому явно жаль было детей.»
Вот до какой степени был царь Николай I «энергичен по отношению к евреям». Но ещё больше поражает спокойствие, сухость, беспристрастность описывающего то время нобелевского лауреата А. И. Солженицына. Нет, это не строгая холодная академическая сухость вдумчивого историка, это почти нескрываемая юдофобия.
Продолжение следует
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
