Окончание.
Начало в № 841
Время было беспокойное. Вызывал тревогу политический климат в Германии, не давала покоя мысль о том, что с приходом ядерной эры физики могут быть призваны к созданию самого мощного оружия из известных когда-либо. Жажда ответов подсознательно влекла к трагедии Гёте, к конфликту между Богом и Мефистофелем за владение душой Фауста, к проблеме сделки с дьяволом. В то же время так хотелось прежней беззаботности, утешения, веры. Нет, их наука не таит в себе зла, она абстрактна и чиста … Пройдёт немало лет, прежде чем они поймут, насколько были наивны.
Если бы не Гамов, многие детали подготовки сценария и распределения ролей навсегда остались бы в памяти участников представления. Однако в 1966 году, находясь уже в США, он получил от Дельбрюка копию сценария, перевёл его с немецкого на английский, сам иллюстрировал и поместил в своей книге «Тридцать лет, которые потрясли физику». При распределении ролей сомнений ни у кого не было: Бога представит их интеллектуальный ментор. Бор возглавлял, управлял, стимулировал и объединял молодых теоретиков, создавал для них атмосферу, в которой проявлялись их наилучшие качества. В отличие от неулыбчивого Гётевского персонажа, страдавшего от насмешек сатаны («Тебя бы насмешил я до упаду, когда бы ты смеяться не отвык»), Бор-бог был весел и смешлив. Роль Мефистофеля, лжеца и софиста с «коварным острым взором» исполнял сардонический Паули. Рвущегося к тайнам жизни и пытавшегося постичь «Вселенной внутреннюю связь» Фауста играл похожий на него по складу меланхолической души Эренфест.
Сцену Вальпургиевой ночи решили использовать для объяснения разницы между классической и квантовой механикой. Согласно легенде, в конце зимы в горах Гарца собиралась на кутёж всякая нечисть: ведьмы, колдуны, фурии, мегеры. Наступало «ужасной ночи бредовое зрелище». На фоне шабаша, «бивачных костров» и «паров кровавых» появлялся Дельбрюк — церемониймейстер и прощался с зимой — классической механикой, и приветствовал квантовую — весну. После этого на сцене появлялся Дирак и давал вполне серьёзные разъяснения.
Загримированный под Эйнштейна «актёр» изображал короля — обладателя неприкосновенной блохи («Жил-был король державный с любимицей блохой»), Маргарита в образе предсказанного Паули нейтрино распевала куплеты о нулевой своей массе и заряде. Обыгрывался возраст: всем, кроме Бора, Эренфеста и Мейтнер, было около или немногим более 30. Бакалавр — Дирак возглашал, что года — великая помеха, лихорадка, от которой страдают физики: «Чуть человеку стукнет тридцать лет, он, как мертвец, уже созрел для гроба». (Слова оказались провидческими — ни он, ни Паули, ни Гейзенберг после 32 ничего значительного не совершили.)
В какой-то момент на сцене появился плакат с изображением Гамова за решёткой — дань товариществу и солидарности с «копенгагенцем», застрявшим в душных границах своей страны. «Помянули» и невыездного Ландау — Дельбрюк включил в пародию вполне жизненный эпизод: Дау сидит привязанный к стулу, во рту — кляп. Единственная возможность для стоящего подле него Бога возвестить некую физическую истину, доказать что-то неуёмному спорщику, который всегда, при любых обстоятельствах, доказывал свою правоту.
На первом этаже здания института, где проходило представление, стоял неумолкаемый смех. Это, пожалуй, был последний эпизод в жизни физиков, когда они беспечно смеялись, шутили, подтрунивали друг над другом и над сражением Бога с чёртом. На смену невинной пародии на «Фауста» вскоре придет реальность зловещего выбора. Их возлюбленная квантовая физика навсегда изменит мир.
После прихода к власти Гитлера в институте было много разговоров о том, кто из учёных вынужден был покинуть Германию, Италию, кто остался, каково их положение и где искать убежища. Уже эмигрировали в Соединённые Штаты Эйнштейн и опасавшийся за жену Ферми, который осуществил первую контролируемую ядерную реакцию. С началом Второй мировой войны усилия Бора по спасению учёных удвоились. Для многих из них его институт стал последней остановкой на пути к эмиграции. Однако вскоре и ему самому пришлось нелегально покинуть свою страну: с матерью еврейкой ему грозила депортация. Оказавшись в Швеции, он сразу же попросил аудиенции у короля: его беспокоила судьба датских евреев. В течение последующих двух месяцев 90 % их, в том числе вся семья Бора, были переправлены в Швецию.
Исход великого физика на этом не закончился. Стало известно, что немецким агентам дано задание ликвидировать Нильса Бора. На этот раз его путь лежал в Англию — в бомбовом отсеке самолёта. Не справившись с подачей кислорода, он потерял сознание. Рискуя попасть под вражеский обстрел, пилот снизил высоту. Бор был спасён. Он работал в США, в Лос-Аламосе, и умер у себя на вилле в Копенгагене в 1962 году.
После отъезда Эйнштейна, Эренфест впал в депрессию и вскоре покончил с собой. Как и Фауст, которого ему довелось играть в небольшой любительской пьесе, он был крайне самокритичен.
30-е годы были трудными для жившего в Германии Гейзенберга. Одни обвиняли его в связи с евреями, поскольку он не порвал отношений с Эйнштейном, другие называли нацистом за то, что он поддерживал режим. Всё для него ещё больше осложнилось после того как он согласился возглавить проект по созданию атомной бомбы. По окончании войны он возвратился в Гёттинген в качестве директора Института физики, названного позднее именем Макса Планка.
Паули, у которого были еврейские корни, эмигрировал в США, работал в Принстоне. После получения Нобелевской премии, которой пришлось ждать 20 лет, — телеграмма Эйнштейна с требованием присудить её не оставила Королевской академии Швеции оснований для дальнейших проволочек, — стал профессором Института передовых исследований. Умер в Цюрихе в 1958году.
Нелегально бежала от нацистов в Швецию Лизе Мейтнер. Возвратилась в Германию она только в 1960.
Ни Нобелевская премия, ни многочисленные награды и профессорское звание не изменили размеренного ритма жизни Дирака, не нарушили его пристрастия к уединённым занятиям. В 1970 году он с семьёй эмигрировал во Флориду. Самый молодой из славной когорты Дельбрюк жил и работал в США, умер в Калифорнии в 1981 году.
О Джордже Гамове, замечательном учёном-ядерщике, признанном космологе, авторе важнейших открытий в области радиоактивности и генетической информации, коллеги по Университету им. Дж. Вашингтона говорили: он генерирует фантастические идеи и даже когда не прав — всегда интересен. В Университете Колорадо, где он работал в последние годы жизни, читаются лекции в его память. Ему же посвятил свою книгу «Фауст в Копенгагене» известный физик, профессор Пенсильванского университета Дж. Сегре. «Пройдут столетия, — пишет он, — и имена титанов, изменивших мир, будут упоминаться лишь в специальных учебниках, но деяния их по-прежнему будут формировать мышление потомков».