
По словам самого Вайды, он хотел снять фильм про Катынь на протяжении последних тридцати лет — то есть большую часть своей весьма продолжительной кинокарьеры. Его отец — один из четырех с половиной тысяч польских офицеров, закопанных в Катынском лесу; Катынь — одна из главных польских трагедий XX века, ставшая таковой не столько из-за масштаба убийств, сколько из-за своего символического значения. В России «Катынь» в прокат не вышла и, очевидно, не выйдет: ознакомиться с картиной можно было на двух не закрытых, но и не слишком разрекламированных показах, в присутствии самого Вайды. «Катынь» не запрещали, как, например, «Бората»: это было бы даже приятнее — давление сверху вызывает понятное и психологически комфортное сопротивление. Просто прокатчики по своей собственной инициативе не купили фильм — догадавшись (и, судя по всему, справедливо), что у широкой российской публики он вызовет лишь отторжение; даже не скандал, а полное равнодушие.
Страшно смотреть, как россияне в фуражках с синими околышами с деловитой сноровкой всаживают пули в польские затылки. Это неприятно и неудобно. Зачем об этом знать? Лучше отвернуться. Лучше помахать георгиевскими ленточками — с такой энергией, как будто захватили Берлин в прошлый вторник; и не надо нарушать психологический комфорт. Россия, сделавшая свою победительность государственной концепцией, всячески тормозит с помощью прокуратуры расследование катынского дела и извиниться не торопится.
В «Катыни» хладнокровная, смертельно страшная демонстрация расстрела занимает последние пятнадцать минут экранного времени. Основная часть фильма происходит уже после расстрела, даже после войны. Вайду интересует не столько трагедия, случившаяся в лесах под Смоленском, сколько ее последствия для национального сознания. Все знают, кто убил, и все вынуждены молчать. Фильм, основанный на романе Анджея Мулярчика, сводит в единый сюжет стандартные сцены послевоенной польской жизни. Девушка пытается поставить в фамильном склепе надгробную плиту для брата, на которой пишет реальную дату расстрела (апрель 1940-го; напомним на всякий случай -советская власть настаивала на том, что братские могилы датируются осенью 41-го, то есть расстрел совершили немцы на захваченной ими территории); девушку арестовывают, плиту раскалывают. Сестра девушки, не видя резона в самоубийственной борьбе за истину, вступает в партию. Юноша, бывший партизан, указывает при поступлении в художественное училище ту же дату смерти отца; на улице он срывает советский плакат и гибнет, не успев даже толком вытащить револьвер. Офицер — бывший военнопленный, случайно угодивший вместо Катыни в Армию Людову и вынужденный дружить со своими несостоявшимися убийцами, сам в конце концов осуществляет свой расстрел. Отношение к Катынскому делу становится лакмусовой бумажкой для проверки лояльности; коллаборационизм — единственным способом забыть о войне и начать мирную жизнь; иными словами, чтобы победить, надо проиграть, сдаться, смириться.
Катынь — отнюдь не самая страшная трагедия времен Второй мировой (всего НКВД уничтожил около 22 тысяч польских офицеров — четыре с половиной тысячи были расстреляны в Катыни, остальные — в Твери и Харькове).
В 90-е годы Россия официально признала свою вину в катынском расстреле, в которой никто и не сомневался…
Всеволод Бродский,
«Эксперт» № 12