Что делать с тем, кто пришел убить тебя?

Владимир Янкелевич

Спрашивает мальчик: почему?
Спрашивает мальчик: почему?
Двести раз и триста: почему?
Тучка набегает на чело.

А. Галич. Спрашивайте, мальчики!

В арабском языке существуют около двухсот синонимов слова «верблюд», а в языке эскимосов столько же названий для снега.  Почему?

Ответ прост: бытие определяет сознание.

Так, в Талмуде насчитывается свыше тридцати синонимов для слова «вопрос». Многие синонимы уже знают только специалисты, но стремление задавать вопросы сохранилось у евреев практически на генетическом уровне. Вопросы необходимы для анализа исходных позиций, и, даже если не найдены все ответы, не беда, они дают возможность вглядеться в действительность под новым углом зрения.

Вопросы, вопросы…

1. Вопросы по поводу высказываний начальника Генштаба

Был такой маршал Гречко, балагур и весельчак. В числе интеллектуалов не числился, афоризмов не оставил, но одно его выражение запомнилось в силу своей ясности, логичности и верности по существу:

«У армии есть только два состояния: армия или готовится к войне, или воюет, борьбу за мир оставьте профсоюзам!»

Это верно для любой армии, если это, конечно, не Армия спасения.

ЦАХАЛ совершенно точно не Армия спасения, а потому некоторые высказывания в духе «Великих Гуманистических Идеалов» вызывают сомнения.
К таким относится, например, заявление Гади Айзенкота, что

«ЦАХАЛ не может действовать в соответствии с популистскими призывами, такими, как “убей того, кто пришел убить тебя, первым”».

Это на самом деле то, чем должен озаботиться солдат на линии соприкосновения с террором? А может, правильнее сказать ему: выполни задачу и вернись живым?

Можно, конечно, повторить вслед за Нафтали Беннетом, что, «судя по всему, Гади Айзенкот был неверно понят». Но генерал Айзенкот говорил не на суахили, он говорил на языке, которым владеет прекрасно, и слушали его те, кто хорошо знает иврит. Так что понято, как сказано.

Тогда появляются вопросы, что делать с тем, кто пришел убить тебя?

Вроде дана ясная инструкция: если есть угроза жизни, солдат обязан открыть огонь, чтобы нейтрализовать террориста, а если такой опасности нет, то стрелять запрещено. Только непонятно, — кому ясная?

Что означает «нейтрализовать»? Выстрелить в ногу или в голову? В обоих случаях нейтрализация, но существенная разница в деталях. Кто решает, куда стрелять? Каковы последствия, если начальство сочтет, что солдат стрелял не в ту часть террориста, которая представляется более правильной постфактум уже в кабинете?

Кто определяет, есть ли опасность жизни солдата? Солдат определил, что есть, потому и стрелял. Это истина в конечной инстанции или нет? Подобные вопросы множатся и множатся.
Очень трогательно сказал начальник генштаба и о том, что

«не хотел бы, чтобы кто-то выпустил всю обойму в 13-летнюю девочку с ножницами в руках».

А если не обойму, а одну пулю, но на поражение? Что является критичным, что террористка — «девочка», то, что она с ножницами (и действительно, а вдруг она портниха?) или то, что она 13-летняя?

А вот 18 февраля в промзоне поселка Шаар Биньямин старшего сержанта бригады НАХАЛь Вайсмана убили 14-летние арабские террористы, его маленькая дочь осиротела… Пока не выхватили ножи, они были просто арабские детишки. То есть те, о которых говорил начальник Генштаба и отнес в категорию – «не хотел бы…», а вот после непосредственного удара ножом  уже стрелять можно. Какой от «не хотел бы» до «можно» временной интервал? Есть ли за этот временной интервал время адекватно отреагировать?

Министр обороны Моше Яалон ясности не внёс, вопросы от его заявления не уменьшились. Он в частности, сказал, что

«мы находимся в очень непростой реальности, ставящей сложные дилеммы перед солдатом, который должен принимать решение, нажимать ли на курок и лишать ли жизни того, кто стоит напротив тебя, даже если это враг», и что «нельзя позволить себе утрату человеческого облика».

Военные обычно оперируют конкретными понятиями, имеющими ясное и однозначное толкование. Многозначность иногда полезна. Например, Наполеону приписывают такую инструкцию составителям Конституции:

«Пишите коротко и непонятно».

Но со своими солдатами он говорил предельно понятно и однозначно.

Интересно, пройдут ли тест на ясность и однозначность высказывания Яалона и Айзенкота? Что-то я очень сомневаюсь. Их заявления скорее увеличивают опасность для солдат, служат неким дружественным похлопыванием по плечу всевозможных «бецелемов».

После таких высказываний начинаешь понимать происхождение удивительного решения отправить спецназ ВМФ на перехват Мави Мармары с приказом использовать ружья для пейнтбола, чтобы отдалять от себя нападающих.

Тогда министром обороны был Эхуд Барак. В знаменитой операции «Весна молодости» в Бейруте в 1973 году он использовал несколько иное оружие, «чтобы отдалять нападающих», потому выполнил задачу и вернулся живым. Но что-то меняется в мире (и в генералах), хочется международной любви, хочется быть «дамой, приятной во всех отношениях». Но любви не будет при любых действиях Израиля. А вот гибель солдат будет.

Армия – инструмент войны, и когда она занимается не свойственными функциями, то она только демонстрирует врагу свою слабость и провоцирует его на более жесткие действия. «Ружья для пейнтбола» потом все равно придется выбросить и взяться за настоящее оружие, только крови будет больше.

В тот момент, когда политика вторгается на поле боя, это поле боя превращается в зал парламента, и тогда сражение на этом поле уже заведомо проиграно! Солдат – заложник политиков не может выполнять свою задачу по определению. Воин, поставленный перед необходимостью обдумывать действия в стиле высказываний Айзенкота и Аялона, уже проиграл бой до его начала. В таких условиях он становится потенциальным обвиняемым тех, кто витиевато рассуждает о гуманизме и человеческом облике.

Понятно, что поведение военнослужащих в критических ситуациях и критерии принятия решения на открытие огня на поражение оговариваются специальными инструкциями. Но когда высший офицер армии высказывается эзоповым языком, он вводит своих солдат в заблуждение и оставляет место противнику и его адвокатам для всякого рода толкований и комментариев. Кроме того, он вселяет в солдат неуверенность в правомочности принятия ими решений и косвенно способствует агрессивному поведению противника.

В тот момент, когда солдат принимает присягу и получает в свои руки оружие, он становится и прокурором, и следователем, и исполнителем наказания одновременно. Доверяя военнослужащему оружие и боеприпасы, мы выдаем ему полный кредит доверия и берем на себя обязательство по его защите.

Мы на Востоке. Сила должна применяться каждый раз, когда в этом есть необходимость. Если ты ее не применяешь, значит, либо ее нет, либо есть другая сила, которая препятствует этому.

Февраль 2016

Окончание следует

Источник

Оцените пост

(голосовало: 3, средняя оценка: 5,00 из 5)

Загрузка...

Поделиться