Еврейский Мир

Интервью с депутатом Моше Фейглиным взял Ишай Фридман

Двадцать лет назад депутат Кнессета Моше Фейглин начал свой забег на длинную дистанцию и финиш ее – кресло премьер министра. За это время он успел устроить массовые демонстрации против договора Осло, блокировавшие движение по всей стране, предстать за это перед судом, изменить правила игры в партии Ликуд и вступить в конфронтацию с Биньямином Нетаниягу, который позаботился о том, чтобы воздвигнуть ему препятствия на пути в политику. Эти препятствия, конечно, задержали нетрадиционного политика Фейглина, но не смогли остановить его. Сегодня он является депутатом и вице-спикером Кнессета.
СМИ еще не решили, как относиться к Фейглину-политику после того, как в течение многих лет они величали его «экстремистом» и главой «подрывной группы фейглинистов». Наконец, они начали понемногу принимать его. Фейглин, который считается одним из самых талантливых и красноречивых среди правых депутатов, стал популярным гостем телестудии Израиля и новостных программ. Даже тогда, когда СМИ не согласны с ним, они готовы относиться к нему лучше, чем в прошлом.
Теперь, после того как несколько месяцев Моше Фейглин поработал в Кнессете, мы решили узнать у него, изменилось ли что-нибудь в его четко очерченной идеологии. Работает ли в его случае поговорка: «То, что видно оттуда (из Кнессета) не видно отсюда (с места обычного избирателя)»?

«СМИ меня демонизировали»

«Когда дело доходит до моих убеждений, не думаю, что что-то изменилось. И это можно видеть на примере того, как я голосую в Кнессете», — говорит Фейглин. Мы встретились в его доме в поселке Карней Шомрон и сидим на его деревянной веранде. — «Я не могу голосовать против моей совести, такое поведение просто не возможно для меня. Если что-то для меня и изменилось, то это касается моей способности принимать чужие мнения и общаться с другими людьми».

Вот как он объясняет свою способность принимать других:

«Когда двадцать лет назад я начал создавать движение гражданского сопротивления «Зо арцейну» («Это наша страна»), то даже живущий напротив меня сосед не знал моего имени. Для многих я был просто «мужем Ципи». Но созданное мной массовое движение протеста против договора Осло перекрыло движение по всей стране. Весь Израиль остановился. Вдруг вся страна узнала мое имя и люди захотели сформировать обо мне свое мнение, ведь именно из-за меня они не могли добраться до работы или до дома. В то время средства массовой информации были полностью мобилизованы в поддержку «мирного процесса» Переса и Бейлина. СМИ сделали из меня демона, превратили в какого-то монстра. Я был в ситуации, когда у меня нет никакого способа донести свое сообщение до публики без средств массовой информации, но при этом эти средства работали против меня. Они не могли не брать у меня интервью, потому что именно я заварил всю эту кашу с «Зо арцейну», но они делали все возможное и невозможное, чтобы меня демонизировать. Когда я появлялся в популярной программе «Пополитика», то все сидящие со мной в студии хотели съесть меня живьем. У меня была одна или максимум две минуты, чтобы отбить удар. Часто мне это удавалось, но отвечая ударом на удар, вы не можете сделать это мягко. Тяжелая борьба за землю Израиля может заставить вас ощетиниться как колючий еж».

Фейглин, которому исполнился 51 год, утверждает, что и возраст, и серьезное ДТП, в котором был ранен его сын Давид, сыграли свою роль в смягчении его характера.

«Вдруг я обнаружил у себя область, не защищенную колючками, — говорит Фейглин. — Люди с чуждыми мне политическими взглядами начали открывать мне свои хорошие стороны. Это происходило на общем фоне изменения израильского общества, все шире осознающего, что процесс Осло был фатальной ошибкой».

Фейглин создал Либеральное лобби в Кнессете, и оно занимается проблемами, интереса к которым от него не ожидали. Фейглин стал самым активным сторонником легализации марихуаны для медицинских целей, он выступает против обязательного призыва в ЦАХАЛ и за добровольческую армию. Он решительно выступает против сотрудничества с Китаем из-за того, что китайский режим жестоко подавляет своих диссидентов.

«Храмовая гора: Мы рубим сук, на котором сидим»

Несмотря на то, что характер Фейглина смягчается, он, тем не менее, принес с собой в Кнессет весь свой «фейглинизм», то есть независимые и оригинальные идеи. Как и прежде он продолжает вызывать головную боль у премьер-министра. После голосования вразрез с партийной дисциплиной Фейглин был отстранен от участия в двух из семи комиссий Кнессета, в которых он состоял. Он также вступил в прямую конфронтацию с Нетаниягу из-за проблем Храмовой горы.
Фейглин говорит, что Нетаниягу велел полиции запретить ему посещение Храмовой горы.

«Когда меня избрали на высокое место в предвыборном списке Ликуда, у меня были и желание, и мотивация сотрудничать с Нетаниягу», — утверждает Фейглин. «Поэтому я согласился стать членом многих комиссий Кнессета, что не является простой задачей. Давайте будем честными: Ликуд плохо выступил на последних выборах. У нашей партии мало депутатов Кнессета, чтобы представлять ее в различных парламентских комиссиях. Почти все в Ликуде или министры, или заместители министра, или председатели различных комиссий. Никого не осталось, чтобы работать в качестве членов комиссий. Поэтому я согласился представлять Ликуд в семи комиссиях в дополнение к должности заместителя председателя Кнессета, которая требует моего присутствия на сессиях.
На фоне всех этих парламентских усилий, меня лишили права подниматься на Храмовую гору. То, что это полный запрет, выяснилось только после нескольких недель интенсивной работы парламента. Я приложил все усилия, чтобы решить эту проблему в нижних эшелонах власти без вмешательства премьер-министра, потому что когда проблема достигает премьер-министра, то это тупик. Я несколько раз встречался с министром внутренней безопасности и с начальниками полиции. Каждый раз они говорили мне: «Подъем возможен только на определенных условиях». И каждый раз я сжимал зубы и соглашался с их условиями, даже если это было очень трудно для меня. Тем не менее, когда я был уже у Храмовой горы, они не позволяли мне войти.
Последнее, что потребовал от меня министр внутренней безопасности, это не объявлять на своей странице в Facebook о своем визите на Храмовую гору. Это противоречит всему моему мировоззрению, основанному на свободе. Тем не менее, я согласился, поскольку я не хотел снова начинать «выпускать колючки». Я работал вместе со всей партией и чувствовал себя замечательно в команде. В определенном смысле премьер министр относился ко мне почти дружески. Я совсем не был заинтересован в нарушении такой ситуации. Но вечером перед моим запланированным визитом на Храмовую гору начальник районного отдела полиции позвонил и сообщил мне от имени самого премьер-министра, что отныне и до дальнейшего уведомления мне запрещено посещать Храмовую гору. Поскольку это крайне важный и принципиальный вопрос, то я решил, что с этого момента я буду голосовать в Кнессете, прислушиваясь исключительно к собственной совести. Другими словами, я буду рад голосовать вместе с коалицией, если я согласен с законом, но если нет, то не ждите от меня коалиционной дисциплины. С этого момента моя жизнь в Кнессете стала очень сложной и трудной».

— Почему Нетаньяху выступает против ваших посещений Храмовой горы?

— Сегодня мы наблюдаем стратегический процесс передачи Храмовой горы. Раньше наши уступки арабам начинались с переговоров и рукопожатий на зеленой лужайке в Вашингтоне, сопровождавшихся правыми демонстрациями. Нынешний процесс идет в обратном порядке. Понятно, что наверху уже достигли принципиальных договоренностей, и теперь собираются менять ситуацию фактически без всяких громких деклараций. Так хотят вынудить общество принять новую реальность.

— Другими словами, они работают над соглашением за спиной общественности?

— В прошлых переговорах самое большое препятствие представляли Иерусалим в целом и Храмовая гора, в частности. Даже когда Эхуд Барак был готов отдать все-все-все, то сделка сорвалась именно из-за Храмовой горы. Именно поэтому они в настоящее время используют противоположный метод: уступают арабам Храмовую гору и Иерусалим фактически, заявляя при этом, что не делают ничего подобного. Но факты перед нашими глазами. На определенном этапе они признают правду и скажут: «Что же вы от нас хотите? Так же, как евреи не появляются в Восточных кварталах Иерусалима, так они не могут показаться и на Храмовой горе».
Это процесс, в котором правительство постепенно, шаг за шагом, уничтожает израильский суверенитет на Храмовой горе. Любой акт проявления израильской власти на Храмовой горе ведет к взрыву. На этом фоне я и получил телефонный звонок от Нетаниягу.

— Это очень серьезное обвинение. Нетаниягу сдает Храмовую гору?

— Однозначно. Вы называете это «серьезным», но все израильские правительства с 1967 года уступали Храмовую гору. При Нетаньяху этот процесс ускоряется, и мне кажется, это делается в рамках некоего всеобъемлющего плана. Не просто те или иные уступки то тут, то там, но общий план. Министр жилищного строительства однозначно заявил с трибуны Кнессета, что нет никакого строительства в Иерусалиме. Почему, как вы думаете?

— Возможно, из-за опасений, что арабы поднимут бунт?

— Если есть бунт, то с бунтом можно и нужно бороться и подавить его. А вот если вы хотите избавиться от Храмовой горы, то арабские беспорядки играют вам только на руку. Или, по крайней мере, если нет никакого желания реализовать израильский суверенитет на Храмовой горе, то не стоит тратить время, чтобы справиться с беспорядками. У тех, кто не верит, что Земля Израиля принадлежит нам, что Храмовая гора принадлежит нам, нет того чувства собственной правоты, которое придает силы для борьбы со всеми проблемами и неприятностями. Этот феномен наиболее очевиден на Храмовой горе, которая составляет проблему как для жителей Тель-Авива, так и для жителей поселения Бейт-Эль. Израильская молодежь считает себя временными гостями в своем собственном доме.

— И это ощущение «гостя» выражается в отказе от Храмовой горы?

— Если государство Израиль отказывается от идеи исторической цели еврейского народа, то этим на самом деле мы рубим сук, на котором сидим — обоснование существования еврейского государства. Наша общая судьба переплетается с Храмом. Повернуться спиной к Храмовой горе – это современный «грех разведчиков». Мальчик из Тель-Авива не понял бы то, что я только что сказал, он никогда не слышал об исторической цели. Поэтому он не чувствует себя хозяином на своей земле, и это неизбежно приводит к упадку легитимности существования еврейского государства в глазах всего мира.
На самом деле, государство Израиль уже выстроило себе храм — это музей Катастрофы Яд ва-Шем. В Яд ва-Шем мы приводим всех высокопоставленных гостей и объясняем им, что мы здесь живем только потому, что, если не будет государства, то нас всех сожгут дотла. Первый, кто расплачивается за такой ограниченный взгляд на вещи, — это мальчик из Бейт-Эля. Поселенцы Иудеи и Самарии, казалось бы, предназначенные впереди всех нести благую весть миру и выполнять историческую миссию еврейского народа, не понимают этого.

— Поселенцы не понимают проблему и не посещают Храмовую гору?

— По-прежнему очень мало еврейских групп, которые посещают Храмовую гору. Я ожидаю, что то, что я высказал выше, будет понятно в первую очередь людям, обживающим Бейт-Эль и Себастию. Как правило, если у человека или группы есть определенная миссия, которую они не выполняют, то они первыми расплачиваются за это. Нам нравится обвинять светских или левых, но проблема заключается и в нас самих, религиозных поселенцах. В чем я могу обвинять Нетаниягу или полицию? Все мои претензии к ним не имеют ни малейшего смысла, если всего двадцать евреев в день (в отличие от десятков тысяч арабов) хотят посетить Храмовую гору.

«На каком языке говорит Беннет?»

Фейглин критикует национально-религиозное общество не только по вопросам Храмовой горы. Фейглин считает, что, несмотря на увеличение представительства в Кнессете, «Еврейский дом» по-прежнему занят только узко религиозными вопросами и не выходит за рамки своего сектора.

— Беннет – министр экономики, Ури Ариэль — министр строительства, Сломянский является председателем Комитета по финансам, а Фейглин — просто обычный депутат. Кто оказывает больше влияния?

— В начале создания «Зо арцейну» ко мне и Шмуэлю Сакету присоединился раввин Бени Алон. Я решил взять большой банковский кредит для «Зо арцейну», и инвестировать его в идею, а не в продвижение личной политической карьеры, потому что мне казалось, что важно не место в Кнессете. Рав Бени Алон, который сделал много добрых дел, и которого я очень уважаю, выбрал иное. Спустя полгода он стал депутатом Кнессета, а потом даже был министром в нескольких различных правительствах. Сегодня, спустя двадцать лет можно судить о том, кто больше повлиял на израильское общество, на его сознание и направление его развития: раввин Бени Алон или ваш покорный слуга? У меня есть цель, и с этой точки зрения я смотрю на мир. Наша цель находится очень высоко – на самом пике горы, ни сантиметром ниже. Наша карьера была медленной и трудной, потому что я настаивал на продвижении в рамках той политической структуры, которая может привести нас к цели. Мое политическое поведение нацелено на создание нового менталитета в окружающем меня обществе. Да, я еще не министр, и мне потребовалось двадцать лет, чтобы быть избранным в Кнессет. Но откуда в «Еврейском доме» взяли идею еврейского руководства? Чей язык использует Нафтали Беннет? Чьи слова он повторят? Кстати, он сам не отрицает этого. Был создан новый язык, общество получило новую мечту и цель, и это самое главное, а вовсе не места и чины.

— В отличие от «Еврейского дома», вы не пытались влиять на еврейскую идентификацию государства. Например, вы критиковали «Еврейский дом» за борьбу по поводу состава главного раввината.

— Это просто неверно. По этому вопросу, я думаю, что именно моя идея — что должен быть один главный раввин вместо двух – была здесь наиболее значима. И посмотрите, что произошло — Нафтали Беннет принял и усвоил это предложение. Безусловно, я занят формированием и укреплением еврейского самосознания израильского общества. Но я не занимаюсь секторальными вопросами, выгодными только определенному электорату. Меня действительно не волнует, будет ли главный раввин ашкеназом или сефардом, носит ли он черную или вязаную кипу.

— Вам ближе подход рава Кука, его идеи о начале избавления (Геуле). Поэтому вам должно быть важно, кто станет главным раввином.

— Вся концепция главного раввината становится все менее и менее актуальной. У нас нет двух начальников штабов, двух премьер-министров — ашкеназского и сефардского. Но у нас есть два главных раввина. После ста лет национального возрождения настало время и для религии вернуться к истокам, сделать «тшуву». Главный раввинат стал ареной политической борьбы между различными секторами. Арье Дери ходит в Кнессете победителем потому, что он принес желаемое раввину Овадье Йосефу (Главным сефардским раввином Израиля стал сын духовного лидера партии ШАС Овадьи Йосефа — Ицхак Йосеф. Прим.пер.) В то же время депутаты национально-религиозной партии «Еврейский дом» ходят понурив голову. Через 50 лет, я уверен, никто не сможет вспомнить, в чем заключался спор между вязаными и черными кипами. Когда вы скажете им, что споры вращались вокруг того, является ли государство Израиль началом нашего искупления или это работа дьявола, то они просто будут смеяться.

— 12 мандатов партии «Еврейский дом» — это политические пузырь?

— В отличие от Лапида и его партии «Есть будущее», «Еврейский дом» имеет твердую идеологическую и социальную основу. Политические партии в чем-то схожи с акциями. У них есть и своя реальная цена, и стоимость, по которой они торгуются в данный момент времени. Цена национально-религиозной партии Мафдаль (которую переименовали в «Еврейский дом») составляет примерно 8 мест в Кнессете. В течение долгого времени Мафдаль котировался и продавался ниже его реальной стоимости из-за внутренних дрязг и недостаточной работы с электоратом. На протяжении более двадцати лет религиозно-сионистское общество было лишено позиций представителя еврейской идентификации. Ультраортодоксы, которые не служат в армии, как религиозные сионисты, опередили их и в настоящее время представляют религиозную общественность. На последних выборах вдруг появилась возможность восстановить утраченный статус национально-религиозного сектора, и акции партии выросли выше их реальной цены. Нафтали Беннет понимает то, что не понимают его более консервативные коллеги по партии: секрет продвижения партии находится у нерелигиозного электората. На мой взгляд, ему не удалось преодолеть секторальную ограниченность.

«Справляясь с внутренними проблемами, я лучше справляюсь и с внешними»

— Вы писали, что Яир Лапид так и не сошел с телевизионной сцены. Пожалуйста, объясните.

— Яир Лапид имеет специфический сценический талант. Без сомнений, он прекрасный оратор, возможно лучший. Но государство строится не на этом. То же самое верно в отношении Обамы. Постмодернистский подход утверждает, что истины нет, существуют только различные нарративы, то есть субъективные повествования. Это телевизионный подход — нет никакой реальности, кроме той, что находится на экране. Этот подход хорошо работает в краткосрочной перспективе, и он принес Лапиду 19 мандатов. Но посмотрим, что он на самом деле сказал. Во всяком случае не так много. Что он сделал? Он создал ощущение, атмосферу. Но когда вы начинаете смотреть в лицо реальности, то вдруг оказывается, что дефицит бюджета возник вовсе не из-за ультраортодоксов, как это утверждали. Если есть сектор, который отвечает за дефицит бюджета, то это арабы. Но сказать такое неполиткорректно. Таким образом, обвинили ортодоксов и сорвали на этом политические дивиденды, но дефицит бюджета как был, так и остался. Телевизионный подход не работает и в случае оборонного бюджета — наше общество относится к призыву в армию как к своего рода бар-мицве, несмотря на то, что призыв всех нужных и ненужных армии разбазаривает наши фонды. Сократить огромные средства, которые мы транжирим на «мирный процесс» — это потруднее, чем выступать по телевидению. Итак, в условиях дефицита остается только еще сильнее доить средний класс. Лапид делает именно то, против чего он активно выступал.

— Лапид исчезнет с политической карты как и его отец?

— Лапид обладает качествами, которых его отец не имел. Он умеет окружить себя умными людьми. Список людей, которых он привел в Кнессет, очень впечатляет. У него есть попытки выразить истинные общественные потребности. По-своему он пытается найти путь к еврейской идентичности, которая у него есть. Он поместил раввина на втором месте на своем списке в Кнессет, включена туда и Рут Кальдерон. Сам он изучает Тору. Другими словами, его интересует его еврейская идентичность. Яир Лапид не Томми Лапид, несмотря на то, что он унаследовал от своего отца отношение к ультраортодоксам. По моей оценке, его партии «Есть будущее» («Еш Атид») значительно сократится, но не исчезнет так быстро.

На вопрос, верит ли он все еще, что однажды он окажется в кресле премьер-министра, он отвечает без запинки. Его мнение не изменилось и не смягчилось. Фейглин считает, что Ликуд потеряет власть, если он не возглавит партию.

«Израильский центристский электорат сегодня ищет смысл и свободу, но никто из политиков этого сегодня не предлагает. Ни Лапид, ни Беннет не предлагают ничего нового. В Кнессете единственный, кто говорит о целях и свободе – это я. Если к следующим выборам я не возглавлю Ликуда, то Ликуд может проиграть».

Фейглин делит свое время между борьбой в Кнессете и заботой о здоровье своей семьи. Его жена, Ципи, страдает от болезни Паркинсона, и его сын Давид выздоравливает после травм, полученных в тяжелой дорожно-транспортной аварии, когда он в течение трех месяцев находился в коме. Все три года после этого он находится в процессе реабилитации от травмы головы.

«Я много разговариваю с моим сыном», — говорит Фейглин и после минутного молчания добавляет — «Он спрашивает меня: «Почему Всевышний так поступил со мной?» Я ответил, что не знаю, но после того, как мы «досмотрим кино до конца», мы поймем, что все это к лучшему. Если нам повезет, может быть, мы сможем это понять еще при жизни. Но мы должны верить, что все это к лучшему. Совсем не просто заниматься всем этим параллельно с моими общественными обязанностями. Мне кажется, что моя способность справляться с моими внутренними семейными проблемами, учит меня справляться и с вопросами внешними».

— Приходит ли к вам иногда чувство безысходности и отчаяния?

— Нет, у меня никогда не было такого чувства, — говорит Фейглин решительно. — Конечно, бывает трудно, я не говорю, что мне легко. Но я никогда не чувствовал себя сломленным, не испытывал кризис, и я молюсь, чтобы никогда такое не наступило. Я надеюсь, что Всевышний пошлет мне силы.

Опубликовано в газете «Бешева»

Получено по рассылке mflikudru@gmail.com

Оцените пост

(голосовало: 9, средняя оценка: 5,00 из 5)

Загрузка...

Поделиться