НЕОБЫЧНЫЙ ЦЕХ
Так я перепробовал много мест, пока наконец хабадник Мендл Горелик не устроил меня на работу в организованный им цех. Впервые за много лет я спокойно вздохнул. Проработал там вплоть до отъезда, сюда же со временем привел сына и дочку.
Горелик нашел бывалого гебиста, Александра Дмитриевича Юдина. Когда-то Юдин состоял в личной охране Сталина (чуть ли не во время Ялтинской конференции) и даже был советским шпионом в Нью-Йорке. Но так как любил выпить, не удержался на той работе, хотя был еще не старый, лет сорока.
Горелик ему предложил:
– Есть у меня пятнадцать человек, люди честные, одна проблема – в субботу мы на работу выйдем, но работать не будем. Получишь половину нашей зарплаты и сможешь хоть купаться в водке. Согласен быть начальником, выписывать ведомости?
Юдин согласился, да еще устроил туда жену и тещу. Как они делились, не знаю, но я получал свои сто двадцать рублей.
Работа состояла в том, чтобы обезжиривать большие алюминиевые пластины, опуская их в ванну с раствором едкого натрия, а потом делать на них надписи.
Все бы хорошо, но работа была настолько вредная, что Советская власть, которая на деньги не щедра, бесплатно давала нам три литра сгущенного молока в месяц, килограмм сливочного масла и газированную воду. Когда я начал там работать, у меня иногда на улице, на ходу, закрывались глаза, и я ни с того ни с сего засыпал – это от отравления парами. Поэтому я часто опаздывал на работу. К тому же меня вечно что-то задерживало. Однажды, например, утром в синагоге мне сказали, что в морге лежит тело еврея, попавшего под трамвай. Родственников у него нет, и его собираются хоронить на нееврейском кладбище. Я побежал в морг, представился родственником покойного и договорился, что его похоронят на еврейском кладбище. Потом побежал условиться об организации похорон. На работу я, естественно, опоздал.
В таких случаях наш профорг Семка Горелик, сын Мендла, выносил мне на улицу рабочий халат. Я надевал его и заходил в цех, будто вышел на минутку.
Семка вообще прикрывал меня во всем. Впервые за много лет я стал завтракать. Помню, как я изумил жену, явившись домой, на завтрак после утренней молитвы:
– Что стряслось?!
Обычно я уходил на шахарит да так и бегал потом полдня голодный. Но теперь у меня началась райская жизнь, Семка прощал мне мои постоянные опоздания.
«Мы помогли Ицхаку устроиться в цех металлографии, где я сама работала. Ответственный там был Горелик. Он поначалу не хотел брать Ицхака к себе: знал, что тот – человек “общественный”, и, где бы он ни появился, вокруг него собираются люди, а Горелик не хотел привлекать внимание властей к своему цеху.
Он сказал:
– Я не могу взять человека, у меня нет места. Я возразила:
– Тогда возьмите его на мое место, мне же легче устроиться, чем ему.
Он не мог от меня отвертеться и согласился:
– Я его возьму, но учтите – под вашу ответственность.
Со временем стало очевидно, что Ицхак работает лучше всех. Другие, случалось, работали с прохладцей, а он всегда спешил и прекрасно работал. Очень трудоспособный и очень добросовестный человек. Он делал больше всех и одновременно рассказывал и учил… Все поражались: они никогда не видели такого человека, чтобы все умел.
Начальник потом приходил ко мне:
– Елизавета Яковлевна, большое спасибо вам за этого человека! Говорю:
– Вот видите? А сколько вы меня мучили, не хотели оформлять?»
Из рассказа Лизы Кругляк
Однажды в субботу пришли раздавать зарплату. Мы все разбежались, не объяснять же, что деньги мы в субботу получить не можем и расписаться в их получении – тоже. Цех стоял на берегу Комсомольского озера, и мы все спрятались в лодках.
Юдин с ума сходит, не понимает, в чем дело. Он пригласил людей получить зарплату – и все исчезли. Он оказался в глупом положении и страшно возмущался, когда мы вернулись: «Ну не работаете вы в субботу, но деньги-то получить можете?» Никак он понять не мог нашей логики.
«Юдин умер вскоре после того, как получил разрешение Сема Горелик. Кажется, и у нас уже было разрешение, когда мы шли выразить соболезнование жене Александра Дмитриевича. Цех сделал свое дело – и Юдин закончил свои земные дела».
Из рассказа рава Бенциона
Один случай мог окончиться для всех печально. Юдин, кроме своей семьи, временно, на два месяца, устроил в цех своего дружка из КГБ Ивана Кирилловича Лебедева, его жену и дочь. На этот срок он назначил Лебедева кем-то вроде управляющего производством.
Минули два месяца, дружок и говорит:
– Никуда я не уйду, я тут начальник! Юдин утверждает:
– Нет, я!
А Лебедев свое:
– Я!
И накатал донос, о чем мы и знать не знали.
До этого момента Лебедев был такой вежливый, корректный, доброжелательный, что я даже думал, глядя на него: вот у кого надо учиться с людьми разговаривать! Пусть бы евреи такие были! Он производил прекрасное впечатление, я бы за него головой поручился. А тут вдруг приходит в цех большая комиссия и читает нам его заявление:
«Я отказываюсь возглавлять производство в сложившейся обстановке. В цеху работают одни сионисты и религиозники. Привожу факты: такого-то и такого-то (названы дни Рош-Ха-Шана, когда цех два дня был закрыт) отсутствовали на работе… – и идут все имена. – Сколько я ни борюсь с этими религиозниками и сионистами, ничего не помогает. Все они хотят уехать в Израиль. Работать с этими сионистами невозможно. Наведите порядок».
Недурное заявленьице, а?
Комиссия спрашивает:
– Товарищи, вы где находитесь – в Советском Союзе или в Америке? Что тут происходит?
Серьезный вопрос. Очень серьезный вопрос для 60-х годов, когда за спекуляцию – расстреливали! Как мы выпутались, не постигаю. Б-г помог.
В цеху работал сын Менделя Горелика, Семка, он же, как я уже говорил, – профорг. Семка спас положение. Увидев, что Юдин с дружком поссорились, он сразу сообразил, к чему это может привести. У Семки была гениальная голова. И он подготовился…
В холь а-моэд (полупраздничные дни) Суккот еврейский закон предписывает не работать. За известными исключениями – можно сделать то, что окажется невосполнимым, если вы этого сейчас не сделаете. Например, записать номер телефона или – когда вы учите Тору – записать «двар Тора», чтобы не забылось. Поэтому я настаивал: в холь а-моэд работать только в том случае, если явится высокое начальство. Но в Советском Союзе, как известно, хозяйство было плановым, и каждому предприятию сверху предписывался определенный объем работ на определенный срок. Как же выполнить план? Понятное дело – ночами после праздника и в воскресные дни. Так мы и поступали два раза в году: после Суккот и Песах приходили в воскресенье и работали. Помню, как я прибежал в цех вечером, сразу после Симхат–Тора.
Сейчас Семка решил этим воспользоваться. Он подошел к охраннику и говорит:
– Ты подтвердишь, что мы приходили работать в воскресенье? Тот отвечает:
– Как же, помню – вы приходили тогда-то и тогда-то.
– Подтвердишь?
– Подтвержу.
И мы с Семкой незаметно вернулись в цех.
Кончились обвинительные речи, комиссия обращается к Семке:
– Что скажет профорг?
Семка выходит и заводит не спеша:
– Цех старается выполнить план. Многие из нас ради этого выходят на работу по воскресеньям…
Он разворачивает солидный лист и начинает читать:
– Зильбер работал в такой-то день и в такой-то (если я там был лишних два–три дня, он записал за мной шесть–семь). Такой-то товарищ – в такие-то дни… И указывает для всех нас разные воскресенья (чтобы не получилось, что все почему-то выходили на дополнительную работу одновременно). В полугодии воскресных дней достаточно – на всех хватило.
Он читал свой список не меньше получаса, и комиссия заскучала. Слушать ей уже не хотелось. А Семка фантазировал дальше:
– Этим товарищам полагаются отгулы. Я на это не пошел, мне внеочередные отпуска ни к чему – мне надо, чтобы производство работало. Отгулов никто не получил. Так о чем разговор? Но печатные машины давно нуждались в ремонте, и, когда мы выполнили месячный план, я счел удобным пригласить мастеров (он действительно пригласил кого-то. – И.З.). Мастера занимались ремонтом тогда-то (он назвал дни Рош-Ха-Шана). Вот почему люди в эти дни не работали.
Семка перевел дух и повторил:
– Так что я вообще не понимаю: о чем тут говорить? Комиссия спрашивает:
– Иван Кириллович, что же вы писали? Ведь все законно.
– Да, – говорит Иван Кириллович, – с виду все законно. Но одну вещь я вам твердо могу сказать: попробуйте, свяжите этих людей и бейте их, чтобы они работали в субботу, – не будут.
– Но это другой вопрос. Мы говорим о том, что здесь у вас написано. Что вы можете сказать по этому поводу?
Тот не знал, что ответить.
Вот и полагайся после этого на личное впечатление! Сдержанный, спокойный, честный. Вот вам и честный! А я ему еще лекарства доставал в свое время!
Сразу после этого Лебедев простудился, рот у него скривило набок, и он поспешно уволился. И гоим сказали: Б-г его наказал за то, что он «зацепил» евреев.
Из книги «Чтобы ты остался евреем»