Как преодолеть травму войны?

Помогая другим, ты помогаешь себе

Как помочь ребенку преодолеть травму войны? Как узнать, что пора обратиться к специалисту? Как говорить с близкими на фронте? На эти и другие темы мы беседуем с Дафной Шарон-Максимов – израильским психологом, международным экспертом по травмотерапии, автором и руководителем проекта «Хибуки».

Помогите Дафне оказать помощь детям в Израиле по адресу — hibuki.org

— Мы познакомились год назад в Иерусалиме. Тогда вы проводили тренинг украинских психологов, делясь вашим опытом преодоления травмы. Я был восхищен, когда узнал, что с началом войны вы поехали в Украину и организовали психологическую помощь детям. Вы не говорили «это не наша война», потому что мы как народ сострадаем жертвам агрессии. В настоящий момент мы с вами находимся в ситуации, когда это в прямом смысле наша война, к которой никто не был готов.

7 октября я был в Иерусалиме, с радостью отмечал праздник Симхат Тора. Когда праздник закончился, и я узнал, что произошло, то не мог уснуть. Мой живущий в Иерусалиме сын признался, что он тоже не может заснуть. Даже месяц спустя он делился со мной, что ему очень трудно работать. Думаю, что каждый израильтянин сегодня переживает случившееся как личную трагедию, как нечто, к чему он не был готов.

— Я проведу мост между нашими встречами. Мы продолжаем помогать Украине, и открыли четыре реабилитационных благотворительных центра на ее территории. Благодаря нашей методике и нашим замечательным специалистам в Украине, которых мы обучили, мы «обняли» более 25 тысяч детей при помощи нашей терапевтической игрушки «Хибуки».

Я провожу бесконечное количество курсов, зумов, конференций, участвую в разных мероприятиях и в самой Украине, и в Европе, и в Америке, и здесь, в Израиле. Но когда война вновь пришла в нашу страну, я испытала то же самое, что и вы; это называется шоком. Мы понимали, что, возможно, война случится. Что мир между нами и нашими соседями, как тонкий лед, очень хрупкий. Но наша сущность протестует против того, чтобы принять это: что война войдет в наш дом, в наше сердце.

Я заметила: гораздо проще быть “за кругом”. Мне было проще помогать Украине, быть ведущим специалистом, с мнением которого считались и уважали, чем быть сейчас в гуще событий в Израиле.

Несмотря на свой 30-летний опыт работы с травмой и посттравмой, свой профессионализм (казалось бы, у меня уже должен быть бронежилет), я чувствую себя очень уязвимой. Потому, что травма пришла ко мне в дом, в мою страну неожиданно, ночью, в Шаббат, в праздник Симхат Тора. Наши дети были на каникулах. Мы спали. Война началась неожиданно для всех нас.

Мой муж не был призван. Его не успели призвать. Как и многие сотни тысяч израильских резервистов, людей, служивших в армии, он побежал в армию. Пожалуй, Израиль — единственная страна в мире, где есть пробки «в сторону войны». Я, жена, сама его отвезла. Села в машину, он погрузил все, что нужно, кроме оружия, которое получают на базе, обнял наших сыновей, и я отвезла его на базу. На подъезде к базе –7 октября, несколько часов с начала трагедии — уже была пробка. Люди оставляли свои машины, бросали кабриолеты, и «Теслы», и джипы — все ехали на войну до “цав шмоне” — приказа о призыве.

Мы сделали то же самое. У каждого из нас есть свой фронт. И у вас есть свой фронт. У тех, кто служит, тоже есть свой фронт. На каждом фронте есть своя функция, своя роль. Наши солдаты защищают нашу страну, нашу родину, защищают мир.

Я уверена, что сейчас решается судьба мира. Есть светлая и темная стороны. Можно называть их: добро и зло. Однако мне кажется, что эта война началась раньше… Война сначала вошла в Украину, и мы должны были что-то понять … Я говорю «мы», подразумевая мир, человечество. Мы должны были понять, что если такое зверство происходит на территории Украины, то никто из нас не защищен. Нам всем угрожает война. Израиль был готов, обучен, у нас такая сильная армия! Мы, люди в тылу, знаем, что делать, если звучит сирена воздушной тревоги. Однако это нам не помогает. Оно не спасает от чувства невероятной боли в глубине нашего сердца и невероятного страха.

Мы сели на, как это называется в психологии, эмоциональные качели. Это то состояние, которое вы описали, с вами, с вашим сыном, со мной, от большого взлета: «Я готов, я хочу помогать, я хочу действовать, я хочу быть нужным» — до падения – «я никто, я боюсь, я не могу ничего делать, я не могу себя собрать».

Работающие люди не могут собраться… Мозг занят не работой. Мозг сейчас занят построением новых нейросетей в голове. Потому что мы действительно не были к этому готовы. Так что теперь делать? Как быть репортером? Как быть журналистом? Как быть раввином на войне, как быть юристом на войне, как быть учителем? И самое главное — как быть родителем? У каждого из нас так много ролей …

Вот я, Дафна. Я, прежде всего, мама, я дочка, сестра, родственница. Жена человека на фронте, психолог, образовательный психолог школы, в которой работаю, руководитель сети Центров психологов в разных странах мира, и я гражданка Израиля. Как много у меня у одной ролей! И война наносит сбой по всем этим ролям. Нам нужно время. Нашему мозгу и организму нужно время, чтобы перестроиться.

— Если я правильно понимаю вас, то нормально в этой ситуации испытывать боль?

— Мы говорим, что любые ощущения, да, любые чувства сейчас нормальны в этих ненормальных ситуациях. Нормально испытывать страх, чувствовать себя раздавленным, потерянным, не знающим, что делать. Нормально чувствовать агрессию и ненависть. Нормально чувствовать сострадание. Это все легитимно, все чувства могут быть.

— Когда человеку обращаться к профессиональной помощи? Когда он вдруг почувствовал: «Я не функционирую»?

— Вы четко определили понятие «я не функционирую», что это травма. Да, мы чувствуем травму. Мы испытываем травматическое состояние, страх, стресс. Но не у всех у нас будет клиническое определение травмы, да и ПТСР — посттравматический синдром. О нем принято говорить после того как событие закончится. Но у нас событие не закончилось, у нас травма на травме: каждое сообщение о погибшем, о заложниках — детях… Каждая сирена нас травмирует.

Я думаю, что сегодня во взрослом мире уже никто не боится просить о помощи. Сначала нужно самому признать, сказать себе: «Мне нужна помощь». Очень часто мне звонят на «горячую линию»: «У меня соседка лежит в депрессии, ничего не может делать, ее дети одни. Она боится выйти из комнаты». Звонившие сообщают о проблемах других — «мой родственник», «мой сын», «мои соседи». Психологов много, помощников много, и вы найдете того, кто поможет вам. Для одного это будет терапевт, для другого – коуч, для третьего — достаточно одной-двух бесед. Мы же не лекарствами лечим, мы разговариваем, лечим словом.

Если действительно сложилась ситуация, которая мешает жить — это критерий. Если ваше состояние мешает вам быть родителями, работать, вы не спите по ночам, у вас нет физических сил для жизни, выживания, вы не едите и т.п. – позвоните! В современном мире не надо никуда идти сегодня, достаточно набрать телефон «горячей линии», сказать: «Дафна, мне нужна помощь». Или если вас спрашивает родственник, друг: «чем я могу тебе помочь?», ответьте: «Поговори со мной. Найди мне специалиста».

Я работаю с детьми. Маленьких детей к нам приводят родители. Обычно не ребенок решает, обратиться за помощью или нет. Подростки уже говорят: нет-нет-нет, я не пойду или пойду. Выйти в zoom со мной подросток зачастую отказывается. Мне звонят родители подростков: «Дафна, моему ребенку плохо, он замкнут в себе» — в связи с войной и без войны… Травма — это состояние универсальное. Если вы чувствуете, что вашему ребенку плохо, а он еще не готов принять помощь, обратитесь за помощью сами, получите совет, как ему помочь или помочь убедить его обратиться за помощью. Это как обратиться к врачу, увидев, что он физически страдает. Вы же не будете ждать, пока ему станет легче?

Есть родители солдат-одиночек, которые одиночки здесь, в Израиле, на войне, но они не одиночки в мире — у них есть семья, у них есть друзья. Мне кажется, очень важно дать им ощущение того, что вы рядом.

Телефон, видеосвязь, записи сообщений – показываем, что мы продолжаем жить. Я могу рассказать о том, как поддерживать связь с папой, с мужем, с сыном на войне. Начнем с папы.

— Начнем с меня: я папа, и у меня два сына на войне.

— Как обычно выглядят ваши разговоры с сыном? СМСки? Как дела? Лайк, все в порядке?

— Во-первых, я им даю благословение. Каждую пятницу, где бы они ни были, звоню и благословляю перед субботой, чтобы “Всевышний благословил и хранил тебя”. К этому благословению они относятся сегодня с особым трепетом. Во-вторых, я предлагаю им записать видеообращение к моим ученикам в Америке. Я прошу их рассказать, почему они пошли добровольцами защищать свой народ.

— Это задание не каждому сыну по силам. Да и физически нет такого времени. И слов, можно не найти: «Ну, пап, слушай, мне сейчас не до твоих студентов, у меня своя война. Я эти 5 минут, которые мне дают, лучше посплю».

Они там очень заняты. Это вы можете быть с видео — покажите им свою жизнь. Покажите им, что у вас все хорошо, вот мама пирожки печет, я сегодня пошел на рынок… Смотри, что я сегодня купил! Вашему сыну там это важно знать. У него есть тыл, его спина прикрыта папой, мамой, даже детьми… Мы говорим 5 минут, две минуты, минуту по видеосвязи: дети должны видеть своего папу. Они должны видеть его в форме, даже самые маленькие должны все понимать. А папе я советую привести себя в порядок, успеть побриться. Потому что сейчас будет разговор с нашими детьми, этот разговор очень важный. Может быть, он будет последним. Может быть, это то, что запомнится обоим, потому что с каждым из нас с обеих сторон может что-то случиться, и эту минуту нужно прожить по максимуму…

Что евреи вынесли из Холокоста? Очень много жизненных уроков, но я говорю всегда, что два. Первый урок — что детей должно быть много, и второй урок — что нет жизни завтра, жизнь только здесь и сейчас. Это в нашем советско-постсоветском детстве говорили: «Я тебе покупаю это сейчас, но это к твоему дню рождения, эта посуда только для гостей, майонез — на Новый год…». Закончилось это время. Мы уже не те, мы уже не там, мы живем здесь и сейчас и проживаем свою собственную жизнь и жизнь своих детей. Поэтому мы звоним папе по видеосвязи: «Папа, а что у тебя за оружие? Покажи, что ты делаешь…». Если ребенку сложно самому задавать вопросы, мы задаем их, мы находимся рядом и показываем папе наши «детские глупости»: «Смотри, что я нарисовал». А вы покажите мужу — отцу, что вы сильны, что ему не нужно бежать спасать вас, даже если это не совсем так. «Я справлюсь, я сильная»…

Я вчера слушала интервью нашей замечательной журналистки Иланы Даян. Она говорила с невероятной женщиной. Это мать-одиночка, у нее шестеро сыновей, потерявшая в этой войне одного из них, второго сына ранили. Еще один находится на фронте. Когда один погиб, тот сын, которого ранили, позвонил ей и спросил: «Мама, хочешь, я приеду?» Он спросил маму, зная, что маме плохо, что мама пережила потерю сына – его брата, ему тоже плохо, братьям очень плохо. Братьям по оружию плохо, а братьям по крови еще тяжелее.

Какое желание матери? Эгоистическое желание. Это эгоизм, назовем своим именем. Я хочу, чтобы ты был рядом, я боюсь за тебя, приезжай. Приезжай ко мне, будь со мной, обними меня. Поддержи меня… Но она отвечает: «Будь со своими солдатами, будь на своем месте!». Какие нужно иметь силы душевные, чтобы так ответить сыну!

Помогаем нашим родным, близким, которые находятся на фронте, не заставляем их делать выбор: «Ты там, где должен быть, ты знаешь, что делать, я уверена в тебе. Ты самый сильный, самый лучший»…

Я говорю нашим детям с первого дня: «Сейчас наш папа поедет и разберется с ними со всеми. Ты знаешь нашего папу: если он вас дома «строит», он сейчас там такой порядок наведет, что вообще все-все будет хорошо. Мой Йоси или Вася в армии. Я спокоен. Теперь я могу спать спокойно. Теперь мы все можем спать спокойно. Потому что мой сын, мой зять, мой муж находится на войне, потому что он готов и физически, и морально. Это даст нам тоже ощущение успокоения, безопасности, и транслировать это нужно через любые средства связи.

— Есть много русскоязычных терапевтов, которые предлагают свою помощь и говорят: «Мы хотим оказать психологическую помощь одиноким солдатам или солдатам, которые испытали какую-то травму, или просто гражданам Израиля, но мы не знаем, так сказать, местной реальности». Что такое травма войны, что переживают сейчас израильтяне? Могли бы вы объяснить в общих чертах, что им нужно знать?

— Я сейчас скажу непопулярную вещь, возможно, она вас шокирует. Когда случается беда, все бросаются на помощь, Когда в семье умирает человек, в первый день шивы в дом невозможно вайти, на лестнице стоят люди. Во второй день — полный дом народу. В третий — еще не хватает стульев. А в седьмой день уже много свободных стульев…

Очень многие люди бросились помогать сразу. Пожалуйста, господа, эта война будет долгой, приготовьтесь к серьезному марафону или даже к триатлону. Триатлон — это три разных вида спорта. Ситуация будет меняться каждую минуту, а может, и каждую секунду. Нужно рассчитать волонтерам свои силы. Подумайте, на каком из фронтов вы можете быть полезны. Решите для себя, как вы хотите помогать, с кем вы хотите помогать и кому.

Если мы говорим про терапевтических специалистов, иногда даже хорошо, что вы не знаете специфики Израиля и израильской армии. В этом у вас большой плюс. В нашу страну за последние полтора — два года приехало огромное количество новых репатриантов, которые тоже не знают израильской действительности, но говорят с вами на одном языке, английском или русском. Им не важна эта действительность, в которой они находятся, и вам не важна, им важно получить качественную психологическую поддержку. Вы можете ее оказать. Я знаю, как вам хочется помочь. Вообще, все сначала хотят помогать солдатам. Армии помогают специально обученные лицензированные психологи. Таких достаточно. Они тоже призваны; и среди них очень много моих друзей. Прекрасные специалисты, они прошли «репетицию» в украинской войне. Они сейчас очень полезны, потому что у войн похожие сценарии. Вы даже на формальном уровне не имеете права помогать именно военным. Но семьям военных вы помогать можете, детям военных – можете. Если не уверены в своем русском языке, если не уверены в своем профессионализме, если не знаете, будет ли от вас помощь, — отправьте 18 долларов на терапевтическую игрушку Хибуки! Я езжу с места на место. Эта игрушка у меня несколько лет. При помощи одной игрушки, которая для вас — 18 долларов, я работала с 300 детей и подготовила 6,5 тысячи специалистов..

Хибуки родился еще в 2006 году, во время Второй ливанской войны, не я придумала Хибуки. Кстати, Хибуки в переводе с иврита — это обнимашки, это сленг. Хибуки – это мягкая игрушка, собака с длинными лапами и большими грустными глазами, которая умеет обнимать. Она обнимает ребенка и взрослого. С Хибуки ребенок никогда не остается наедине с войной, наедине со своей травмой. Это на самом деле не игрушка. Ее нельзя купить в магазине, ее нельзя подарить на день рождения, это терапевтический инструмент, который ребенок получает в процессе терапии от своего Хибуки-терапевта, Хибуки-педагога, Хибуки-врача, Хибуки-полицейского.

Идея использовать игрушку в работе с травмой принадлежит доктору Шае Хенгалю, и это именно он придумал идею. Мы же ее обработали в методику. Наша методика называется Хибуки-терапия, автором которой я являюсь, мы создали ее вместе с нашими украинскими партнерами, друзьями, моими израильскими коллегами. Тепрапия проводится определенным образом. Мы говорим про десять терапевтических встреч, индивидуальных или групповых. А лучше — гибридная модель, обязательные одна-две встречи с родителями.

У нас в Израиле комплексный подход ко всему, и к травме в частности, так называемый травмоориентированный подход. Нет двух одинаковых детей, нет двух одинаковых травм. Мы идем за каждым из детей и даем именно то, что ему нужно. Мы не верим, что можно помочь только ребенку или только солдату или только родителю. Если мы работаем с ребенком, то мы обязательно работаем с родителями, потому что ребенок вернется домой, и чаще всего травма находится именно там, именно дома.

Дети младшего возраста смотрят на нас, и не сама ситуация их травмирует, а реакция на нее взрослых. Поэтому мы работаем и с детьми, и со взрослыми.

В Израиле есть Хибуки на складах Министерства образования. Их будут раздавать в израильских детских садах и школах, но не будут проводить терапию. Терапию будем проводить, скорее всего, мы и еще специалисты, которые понимают, обучены, знают, как работать с терапевтической игрушкой. Это не куклотерапия, это психоанализ. Наш инструмент это психоаналитическая школа, мы с ним работаем.

Каждый ребенок получает своего Хибуки, свою игрушку и идет с ним жить. Хибуки для ребенка как тренажер. Ребенок переносит на него свое состояние, переносит на него свои чувства, учится понимать и различать их. Важная вещь: чем больше он заботится о Хибуки, тем лучше он себя чувствует.

Когда ребенок приходит к нам в терапию, мы учим его заботиться об игрушке, и, как вы уже сами догадались, тем самым заботиться о себе. Заботясь об игрушке, ребенок понимает, что для него важно, что ему приятно или неприятно.

Я тренирую на нем свои качества. Заботы, обучение. Это при том, что игрушка все стерпит. Игрушку можно обнимать, наши дети спят с игрушками, они их обнимают ночью.

У детей есть две проблемы со сном: засыпание и просыпание от страхов. Но ребенок не один в своей кроватке, рядом с ним Хибуки, который по размеру как годовалый малыш. На иврите есть песня со словами «гораздо проще бояться вместе». Хибуки — это не супергерой. Его суперсила в его суперслабости. Смотрите, какой он грустный! Это сделано специально для работы с детской травмой. Глядя в глаза Хибуки, ребенок видит себя – они с зеркальным эффектом. Хибуки грустный — каждый ребенок понимает эту эмоцию, Хибуки боится…

— Я, когда слушал вас, думал о словах Торы «плохо человеку быть одному». Если человеку плохо быть одному, то почему же Всевышний создал его одного. Мудрецы Талмуда объясняют в Мидраше, что, поместив Адама в Райском саду, Всевышний дал ему заповедь не есть плод дерева познания добра и зла, чтобы тот помнил, что он не один, Всевышний всегда с ним. Все проблемы начались с того, что человек забыл о Всевышнем и ощутил одиночество. И потому Всевышний говорит ему: «Я всегда с тобой». Царь Давид пишет в своих псалмах: “Вижу Всевышнего перед мной всегда”. Где бы ни был человек, он всегда ощущает: «Я не один».

Я хочу вас поблагодарить за то, что вы помогаете людям преодолевать страхи и быть не одинокими в этих сложных ситуациях. Это честь для всех нас и нашей общины помогать вам. Я надеюсь, что наши читатели вам помогут.

Победы и мира народу Израиля! Как писал царь Давид: “Всевышний силу даст Своему народу, Всевышний благословит его миром!”, миром, который придет после победы. Огромная, огромная вам благодарность.

— А я благодарю вас за эту замечательную возможность рассказать и поддержать нас.

С Дафной Шарон-Максимов беседовал Лев Кацин