На границе между Волынью и Подольем располагалось местечко Купель. Местечко, каких было много в Украине, и в то же время непростое местечко. Оно просуществовало более трехсот лет, пережило вереницу польских королей и русских царей, выжило в Первую мировую и в Гражданскую войны и было полностью уничтожено в сентябре 1942 года. Несколько еврейских семей, которых спрятали соседи-украинцы, были выслежены и убиты украинскими полицаями. Войну пережила только семья Шломо Кравца, они сразу после освобождения из Купеля уехали. Теперь на этом месте — сонное украинское село Купель, где нет ни одного еврея.
А когда-то здесь бурлила, пенилась еврейская жизнь, шла торговля, работали религиозные и светские школы, издавались книги. Да-да, в XVIII веке, когда Купель принадлежал дворянам Вислоцким, здесь работала одна из первых в империи еврейских типографий. Достоверно известно, что в период правления Северина Вислоцкого в купельской типографии вышли две книги: «Махзор микол гашана» (Махзор на весь год) и «Хидушим Магарш-а» («Новые пояснения Магарш-а») — философское сочинение выдающегося средневекового талмудиста Самуила-Элиезера бен Иуды Эдельса. Типография посеяла зерна просвещения, тягу к печатному слову, и в Купеле взошла плеяда еврейских писателей. В XIX веке раввин Иегуда Лейб Глейзер (1855 — 1916) написал и издал несколько книг; в семейных преданиях сохранилось название одной из них — «Роза и шип» — о супружеской жизни в еврейской семье. В Купеле родились, провели детство и юность еврейские писатели советского периода: Шимон Гольденберг (1910 — 1941), Александр Лизен (1911 — 2000), Хаим Бейдер (1920 — 2003).
Когда появились в Купеле первые евреи, неизвестно, ибо от старого еврейского кладбища, просуществовавшего несколько веков, осталось с десяток поваленных и разрушенных надгробий. По имеющимся сведениям, «Купельское еврейское общество» в 1847 году насчитывало 1170 душ, а по данным переписи 1897 г., в Купеле было 4333 жителя, из них 2720 евреев. Здесь имелось несколько молитвенных домов — большая каменная синагога, Бет-Медреш, Клойз и др., которые просуществовали до немецкой оккупации 1941 года. В XVIII веке возникли первые еврейские частные школы, а в XIX веке и до начала 30-х годов XX века подавляющее большинство еврейских мальчиков и значительное число девочек посещали хедер. В 1923 году в Купеле открылась еврейская семилетняя школа, которая была закрыта в 1939 году.
Мы еще расскажем вам о Купеле, о его жизни и о его гибели, о купельчанах. А сейчас речь пойдет о Тове Рубман, маленькой женщине, родившейся в Купеле в 1912 году, прожившей большую жизнь и умершей в Израиле в 2006.
Това — сионистка
Когда мы умрем, после нас останутся дети, кое-какие ценные вещи, немного денег, недвижимость, а большей частью невыплаченный мортгидж. После Товы осталось Государство Израиль. И книга о сионистах, ее соратниках и друзьях.
Она на это жизнь положила, и не прогадала. И какую жизнь! Това стала сионисткой совершенно естественно, поскольку дружила с детьми раввина Глейзера, а Глейзеры, родители и восемь детей, все были сионисты. Глава семьи Ицик Меир Глейзер получил религиозное и светское образование, побывал в ряде городов Европы. Он воспитывал своих детей в сионистском духе. Мать Товы была занята в лавке, и Това проводила в доме Глейзеров долгие часы.
Вслед за своими старшими товарищами, Бертой и Михаилом Глейзер, Това Рубман стала членом правого крыла организации «Ха-Шомер Ха-Цаир» («Молодой страж»).
Целью организации было создание национального еврейского очага, основанного на принципах социализма, в Палестине, так тогда называли Эрец Исраэль. Члены движения готовились к алие в Израиль в рабочих группах — «ахшарах», еврейских сельхозкоммунах, где получали навыки земледелия. В организации состояло много талантливых людей. Еврейский поэт Шимон Гольденберг стал посещать подпольный кружок организации 15-летним пареньком. Его, наиболее начитанного, попросили сочинить гимн этой организации. Он его сочинил, конечно, на иврите:
«Вставайте, братья!
Отряхните сон!
Великий час настал,
пылает небосклон!
Под знаменем святым
мы вместе в бой пойдем —
умрем, умрем, умрем!»
Сионистские настроения были настолько сильны, что в 1920 году родители Мануса Ядушливого, поженившись, отослали в Иерусалим деньги с просьбой посадить дерево в честь создания еще одной еврейской семьи. А жили они, после погромов и гибели родителей, в бедности!
Руководящий центр Ха-Шомер находился в Москве и назывался «Гдуд» (Батальон). Ячейки организации в городах и местечках посылали в «Гдуд» на подпольную работу своих представителей. Они приезжали в Москву, устраивались на работу и учились, приобретали рабочие профессии, которые могли впоследствии пригодиться в Израиле, изучали иврит и выполняли поручения центра.
Това Рубман была официально принята в организацию в 1929 году, хотя и участвовала во всех мероприятиях с 1926 г. Просто она была очень маленькая, худенькая девушка и выглядела моложе своих лет. А в 1932, уже после арестов ряда членов организации и разгрома кибуцев Тель-Хай (в нем работала Берта Глейзер в 1928 — 1929 гг.) и Машмар в Крыму, купельская организация направила Тову в Москву, в распоряжение «Гдуда».
Советская власть считала сионистов своими врагами, поэтому вся работа осуществлялась подпольно. Внешне все выглядело вполне невинно: молоденькая девушка на крыше товарного вагона, с деревянным чемоданом приехала в Москву искать счастья, таких в те годы было много. Никто на нее и внимания не обратил. Това поселилась в женской коммуне организации в Одинцово, устроилась ученицей токаря на авиационный завод. Жили в коммуне бедно, но весело. Все были молоды, полны надежд. Все доходы членов коммуны поступали в общую кассу, из которой каждому выдавалась определенная сумма на расходы. Денег не хватало, так как некоторые члены коммуны были на учете в ОГПУ и не могли устроиться на работу. По вечерам приходили товарищи из центра, читали лекции о сионизме, письма от сионистов из местечек, из Израиля и из ссылок. Тогда еще действовал политрежим, и сионистов в основном ссылали.
В конце 1932 года Тове дали поручение — пойти на вокзал и получить из камеры хранения посылку с печатными материалами, которые надо было разослать по местечкам. На вокзале ее ждали агенты ОГПУ. Това была арестована. Ее отвезли на Лубянку. В те годы советские люди пели (потихоньку): «На углу Лубянки Малой есть большой подвал. Тот не гражданин советский, кто в нем не бывал». Тову, худенькую девятнадцатилетнюю девушку, допрашивали ночами напролет; она, согласно инструкциям, на все отвечала: «Не знаю». Не били, еще действовал политрежим. Однажды под утро следователь с раздражением сказал ей:
— Ты очень упрямая и думаешь, по-видимому, что арест — это игра. Знай же, что это на всю жизнь: в первый раз ты получишь ссылку, во второй раз — одиночное заключение, потом исправительный лагерь, потом еще раз ссылку — и когда состаришься, ни один гражданин не впустит тебя в свой дом. Дети на улицах будут бросать в тебя камни и кричать: «Вон идет старая сумасшедшая контрреволюционерка!» Так и умрешь под забором.
Пожалуй, если бы не смерть Сталина, предсказание следователя сбылось бы. В этот раз Това получила три года ссылки и в февральские морозы была этапирована в столыпинском вагоне в Алма-Ату, а затем в Ташкент.
Работы не было. Тогда Това вместе с подругой по ссылке Маней Штереншис объявила голодовку в ОГПУ, уселись в помещении и не уходили несколько дней. После этого им дали временную работу по уборке города к 1 Мая, а дело передали новому следователю. Когда на допросе следователь раздраженно спросил Тову:
— Что ты натворила?
Она ответила, как учили в «Гдуде»:
— Я ничего не натворила. Я член движения Ха-Шомер Ха-Цаир. Единственное, чего я хочу — уехать в Палестину, строить там наш национальный еврейский дом.
Три раза Тову арестовывали, и всякий раз она начинала свои показания словами:
— Я член правого крыла движения Ха-Шомер Ха-Цаир с 1929 года. Я хочу уехать в Палестину. Контрреволюционной деятельностью не занималась, от своих убеждений не отказываюсь.
Так поступали все члены движения. Как Това объяснила Нине Большаковой при встрече осенью 2005 года, сионисты не боролись против советской власти; их целью был отъезд в Палестину и создание Государства Израиль. С советской властью они не хотели иметь ничего общего. Поэтому и так называемая «замена», которую организовывала Екатерина Пешкова через свой Комитет помощи политзаключенным — замена ссылки на высылку сионистов в Палестину в качестве наказания за контрреволюционную деятельность, была для них несомненным благом. Това также рассказала, что заменой занималась от «Гдуда» Берта Глейзер; именно она контактировала с Пешковой, передавала необходимые бумаги от ссыльных сионистов. Сталинские соколы довольно быстро это поняли, и «замену» запретили примерно в 1932 году, а в 1937 году вместе с отменой политрежима закрыли и пешковский Комитет. Всех его сотрудников посадили, и они погибли в лагерях, одной Пешковой дали умереть на свободе.
В конце 1935 года ссылка закончилась, и Това вернулась в Украину. В Купель как в приграничное поселение (в те годы недалеко проходила польская граница) ей въезд был закрыт, и она поселилась в близлежащем Проскурове. Затем Това переехала в Курск, работала счетоводом и в декабре 1936 года была арестована прямо на работе. Началась «ежовщина», покатилась волна повторных арестов сионистов. Поводом к аресту послужило то, что Това отнесла передачу в тюрьму арестованному Шабтаю Володарскому (застрелен без суда во время следствия). Тяжелые допросы, переполненная камера, избиение и новый приговор: пять лет лагерей по статье 58-10.
Това была этапирована на Колыму: сначала месяц в скотском вагоне, с дыркой в полу вместо туалета, потом семь дней в трюме парохода «Джурма» до лагпункта Сеймчан. В лагере она работала на лесоповале, обморозилась и чудом выжила благодаря переводу на работу на конебазу и еще благодаря тому, что уголовники считали ее религиозной и не трогали: «Саррочка (так они называли ее вместо «жидовка») — религиозная еврейка. Она хочет уехать в Палестину, на Землю Обетованную, поэтому и ведет себя как монашка». Каждый день в лагере от истощения и болезней умирали десятки заключенных, многих расстреливали. Трупы сваливали в ров за лагерем, слегка припорашивали снегом. А на следующей день ров был пуст: трупы поедали дикие животные.
В 1941 году срок заключения Товы закончился, но освободили ее только в 1942-м, летом. С Колымы ей выехать не дали, оставили в поселке Ягодное на поселении. Там она познакомилась со ссыльным Моше Перельштейном, польским евреем, и вышла за него замуж. Там же, в Ягодном, в 1943 она родила своих первенцев, недоношенных близнецов, которые вскоре скончались, так как у Товы не было молока, а достать его было невозможно. Через год она родила сына Иосифа. В 1947 году семья смогла выехать с Колымы только из-за болезни ребенка и справки доброго врача о необходимости перемены климата. Они поселились в Пинске и через год начали хлопотать о выезде в Польшу, к отцу Моше, который к тому времени сумел освободиться из лагерей и уехать в Польшу. В результате этих хлопот Това была арестована в третий раз и отправлена в ссылку в село Чумаково Новосибирской области, В тюрьму, на этап и в ссылку она пошла со своим вторым сыном — Борухом, которому было на момент ареста всего три месяца. Муж и старший сын потом приехали к ней в ссылку. Только в 1956 году семья Товы смогла выехать в Польшу и оттуда — в Израиль.
Следующие полвека Това прожила в Израиле. Жила как все: работала, пряталась в убежище при бомбежке во время войн, растила детей, радовалась внукам. Но в душе Товы звучали голоса ее друзей по организации, по ссылке и лагерям, песни шомрим, крики надзирателей, плач ее умирающих детей. Ее обмороженные ноги помнили холод Колымы, на ее щеке горела пощечина следователя. Она не могла забыть земляков-купельчан, зверски убитых. И Това пишет книгу.
Она писала ее на иврите. Было очень трудно, так как литературного иврита не знала. И Това пошла учиться в университет, в писательский класс. Книга вышла первым изданием в 1988 году и вторым изданием в 1996 году в Тель-Авиве.
Вспоминает Нина Большакова:
— Това Рубман писала моей бабушке, Берте Глейзер, но после смерти Берты в 1990 году связь оборвалась и возобновилась только после 1998 года, когда я иммигрировала в США. Я искала материалы о семье Глейзеров, о Купеле, и Това прислала мне свою книгу на иврите с дарственной надписью. А я, к сожалению, не знаю иврита. Я позвонила Тове, поблагодарила и сказала, что хорошо бы эту книгу перевести на русский. Тогда ее смогли бы прочесть многочисленные русскоговорящие потомки героев книги. И кто бы мог подумать, что в девяносто лет Това возьмется за издание книги на русском языке. Она с помощью литературного редактора Ривки Рабинович-Пелед перевела свою книгу на русский язык. И книга вышла! Това прислала мне рабочий экземпляр, а потом, в 2005-м, при встрече в Израиле она передала мне с десяток книг, я их — знакомым купельчанам.
Книга Товы Перельштейн (Рубман) «Помни о них, Сион» является одной из весьма немногих по истории сионистского движения в Советском Союзе. Кроме нее, этой проблемой занимались только историк Арье Ценципер и писатель Биньямин Вест, книги которых нынешнему поколению не известны.
К сожалению, в книге Товы Перельштейн нет библиографии и именного указателя, это не научная работа, а живые, яркие воспоминания о десятках человеческих судеб, исторических фактах. Чтобы узнать, упоминается ли в книге человек, которого вы ищете, придется прочесть всю книгу, но вы об этом не пожалеете.
В книге очень интересно описана жизнь еврейских местечек в дореволюционные годы, во время революции и Гражданской войны, в годы сталинского террора и немецкой оккупации. Подробно с живыми деталями обрисовано местечко Купель — родина Товы, довоенная жизнь в Купеле, когда жители добросовестно работали в еврейском колхозе, и их колхоз по меркам того времени считался зажиточным. Это вызывало зависть близлежащих украинских колхозов. Автор отмечает, что из-за благоприятного отношения к евреям в Первую мировую войну жители Купеля не покинули свои дома во время Отечественной войны, за что дорого заплатили. Немцы и их украинские пособники уничтожили всех евреев Купеля, в том числе родных Товы, а также евреев Фельштин, Волочиска, Базалии и десятков других местечек и городов Украины. В книге приведен ряд судеб активистов различных групп сионистского движения, таких, как Гехолуц, ЕвСМ, ха-Шомер-ха-Цаир и других, находившихся в подполье — молодых одаренных людей, отдававших все свои силы, а часто и жизнь, за будущее своего народа. Например, Това рассказывает о семье Деревицких, из которой два брата уехали в Палестину еще в 20-е годы, третий, Яков, погиб на Колыме. Их сестра Мася Деревицкая и ее муж Абрам Сахнин после многочисленных, начиная с 1926 г. арестов, тюремных заключений и ссылок, только в 1936 году получили с помощью Пешковой разрешение на выезд в Палестину, согласно закону о воссоединении семей. Там Сахнин несколько лет проработал заместителем мэра Хайфы. Лидером и идейным наставником молодых сионистов был Авраам Гальперин, который объединил молодежь различных сионистских групп. «Его приезд в украинские местечки превращался в праздник для евреев», — пишет Това.
Авраам Гальперин был расстрелян в 1937 году вместе с братьями Тартаковскими Арье и Шимоном. Его брат Ехиэль — активный сионист также находился длительное время в лагерях. Йоэль-Юлик Ратнер вступил в студенческую организацию «Бней Цион» еще гимназистом в Астрахани в 1917 году. Затем он был членом «Цеирей Цион»и возглавлял штаб этой организации, руководил работой в регионах Советского Союза. Впервые он был арестован в 1926, затем в 1935 году, а в 1937 сослан на Колыму, где работал на золотых приисках. Там он погиб. Еще в 20-е годы с юных лет участвовал в группе ха-Шомер ха-Цаир Яша Пичкарь. Вскоре он стал одним из ее лидеров. Впервые он был арестован в 1932 году. В 1935 Яков получил от Пешковой сообщение о замене ссылки на выезд и деньги на билет. Но власти задерживали оформление до тех пор, пока снова его не арестовали в 1937 году как главаря «контрреволюционной сионистской группировки». Затем уже в Дальлаге в 1938 г. был сфабрикован большой политический процесс против сионистов, главарями которого «назначили» пять человек. Среди них были Деревицкий и Пичкарь. Несмотря на избиения и пытки все пятеро отказались подписать признания. Троих отправили на Колыму, откуда вернулся один Пичкарь, двух других — в среднеазиатский лагерь. Только в 1970 году Яков Пичкарь с женой и двумя дочками смог уехать в Израиль. В конце 90-х годов он списался с организацией «Мемориал» в поселке Ягодном на Колыме (руководитель Иван Паникаров), где организован сбор материалов о заключенных-колымчанах, составляются Книги Памяти и поставлен памятник погибшим. В книге Товы детально описаны тюремный быт, этапы, колымские лагеря, которые автор изучила на собственном опыте. Читая книгу, видишь, как много раз она находилась на грани смерти. Ее спасали только воля к жизни и хорошие люди, которых она встретила на своем пути.
Последние годы жизни Товы были освещены работой над книгой и контактами с потомками купельчан, живущими в США. Омрачало их только одно — что забыты ее товарищи по организации, сионисты, погибшие в Советском Союзе, на Колыме и Печоре, в застенках НКВД и на этапах. В этом году исполняется 60 лет со дня образования Государства Израиль, и мы надеемся, что на юбилейных торжествах вспомнят о героях сионистского движения в Советском Союзе, о Тове Рубман и тысячах таких, как она. Вспомни их, Сион!
Манус Ядушливый,
Нина Большакова
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
