Прошло 120 лет со дня рождения и 50 лет со дня кончины Норберта Винера, американского учёного, выдающющегося математика и философа, основоположника кибернетики и теории искусственного интеллекта.
Норберт Винер родился в еврейской семье. Его отец и мать покинули родные края не в поисках счастья, а в предчувствии готовящихся погромов. Отец учёного, Лео Винер, родился в городе Белосток Российской империи, учился в Минской, а затем Варшавской гимназии, поступил в Берлинский технологический институт, после окончания второго курса которого переехал в США, где в итоге стал профессором на кафедре славянских языков и литературы в Гарвардском университете. Родители матери, Берты Кан, были выходцами из Германии. Отец свободно владел несколькими языками, в том числе русским, что позволило ему перевести на английский 20-томное собрание сочинений Льва Толстого. Отец имел огромное интеллектуальное и нравственное влияние на Норберта, многое определившее в его последующей взрослой жизни. Под влиянием же отца в своих художественных и литературных вкусах семья была ориентирована на немецкую культуру, и немецкий язык наряду с английским был родным языком Норберта. Сам Норберт от рождения был крайне близорук, почти слеп, что в значительной мере определило его физическое развитие – полноту, малую подвижность, одиночество, перешедшее в любовь к уединению. Читать он начал в четыре года, и почти сразу же круг его чтения составила научно-популярная и научная литература, в основном, в области естественных наук; к семи годам его “умственный багаж” был огромным и разносторонним.
Норберт Винер был одним из самых блестящих и парадоксальных умов своего времени. Он оставил после себя большое научное наследство, сложное и противоречивое, во многом спорное, а во многом интересное и стимулирующее. И в этом наследстве первое место занимает «Кибернетика» – книга, провозгласившая рождение новой науки, которую, как известно, в конце 40-х годов в СССР объявили лженаукой и фактически запретили.
*****
Ко всему этому примешивалась ещё проблема национальности, проблема, являвшаяся постоянным источником неприятностей на протяжении большей части моей жизни и немного содействовавшая тому, что в течение долгого времени я не смог обрести достаточную внутреннюю устойчивость…Я вырос в еврейской семье. Мои родители единодушно стояли за ассимиляцию и стремились, чтобы наш образ жизни ничем не отличался от образа жизни окружающих нас американцев, но относились они к своему еврейству по-разному. Для отца желание не выделяться среди других было инстинктивной мерой самозащиты, а еврейский вопрос – одним из множества вопросов, которыми он интересовался, и только; мать же угнетал сам факт нашего происхождения, и вопрос об антисемитизме составлял главную заботу её жизни. Детей в нашей семье воспитывали не только в полном неведении относительно своего происождения, но сознательно создавали о нём ложное представление. Мы, однако, не могли не заметить, что среди окружающих нас людей каким-то необъяснимым образом оказывались довольно много евреев. Так как мать часто делала о евреях весьма нелестные замечания, у меня рано сложилось впечатление, что она стыдится своего происхождения и того, что мы тоже как-то с этим связаны. Позднее, когда мне исполнилось пятнадцать лет и из разговора с отцом я узнал, что мы тоже евреи, я вспомнил об этих замечаниях. Ощущение приниженности, которое от них осталось, пробудило во мне глубокое внутреннее беспокойство, и прошло много лет, прежде чем я обрёл необходимую меру доверия к самому себе.
*****
Как только возникла проблема устройства беженцев, я сразу же попытался войти в контакт с еврейскими благотворительными организациями и отдельными самостоятельными еврейскими семьями, чтобы получить средства для выполнения труднейшей задачи спасения как можно большего количества людей от нацистских бесчинств. Однако во многих случаях я встретил весьма сдержанный приём.
* Еврейские благотворители довольно часто отказывались заниматься учёными, считая, что большинство из них не признаёт себя евреями. Это была пора расцвета сионизма, и руководители сионистского движения в США требовали, чтобы средства, которые тратятся за границей или на иностранцев, прежде всего шли на начинания сионистского характера и только во вторую очередь (если только эта очередь когда-нибудь наступала) на остальные нужды…Норман Левинсон, Генри Малин И Самуэль Сасло происходили из еврейских семей; все они, хоть и по разному, ощущали на себе гнёт расовых предрассудков, к счастью, не настолько тяжёлый, чтобы окончательно их сломить…
* Некоторые преподаватели МТИ придерживались той же точки зрения, что и я, и старались мне помочь. Но зато другие достаточно определённо давали почувствовать, что, по их мнению, у нас и без того достаточно евреев. Среди этих последних был, в частности, один мой коллега, тоже еврей, который боялся, что если количество евреев в Институте увеличится, отношение к нему лично станет хуже; он считал, что доброжелательный приём, который он встретил на нашей кафедре, – его личная привилегия…
* Я думаю, что в принципе неплохо, когда происходит равномерное распределение людей различных рас и различных культурных традиций, но я был убеждён тогда и убеждён до сих пор, что все соображения подобного рода – чистая условность, с которой нельзя считаться, когда речь идёт о подходящем работнике. Талантливые работники слишком редки, чтобы какое бы то ни было учебное заведение могло позволить себе роскошь, подбирая сотрудников, руководствоваться подобными идеями. (Н. Винер. «Я математик». – М.: Наука, 1967 г. – А.З.)
Источник: www.zelikm.com — <Евреи глазами именитых друзей и недругов>
Оцените пост
(голосовало: 2, средняя оценка: 5,00 из 5)
Загрузка...
