Недельная глава Торы «Корах»
«И взял Корах, сын Ицгара, сын Кегата, сын Леви, и Датан и Авирам, сыны Элиава, и Он, сын Пелета, сыны Реувена» (16:1).
В начале книги «Берешит», первой в Пятикнижии, есть фраза, оказавшая большое влияние на развитие изобразительного искусства: «И сказал Б-г: Сделаем человека в образе Нашем, по подобию Нашему…» (1:26). Художники вывернули наизнанку этот библейский стих. В их шедеврах не Б-г творил человека, а наоборот, человек творил Б-га. Из-под кисти Микеланджело, Донателло и других мастеров Б-г выходил в образе благообразного старичка с большой седой бородой и в длинной робе. Этакий добродушный дедушка, если забыть о молниях, посылаемых им в грешников…
Но что на самом деле значит, что Б-г создал человека «по подобию Нашему»? О чем говорит Тора?
Сотворив человека, Всевышний наделил его двумя ключевыми способностями: давать и брать. Способность давать возвышает человека, приближает его к Б-гу, уподобляет Ему, поскольку именно Б-г и есть Главный Даритель. От рождения и до смерти человек только получает от Него все блага, но ничего не дает Ему. Да Он ни в чем и не нуждается, поскольку все изначально принадлежит Ему. Именно для того и создал Б-г нас, чтобы мы подражали Ему в главном, чтобы мы больше давали другим людям и обществу и меньше брали.
Стремление брать — это прямая противоположность той изначальной цели, которую поставил перед нами Б-г. Это стремление не сводится к накоплению денег, покупке множества домов и роскошных автомобилей и к девизу: «Побеждает тот, кто успеет накопить до смерти больше всех игрушек». Желание брать — это темная оборотная сторона способности давать. Это антимир дарения, его негативный двойник.
Желание брать невозможно утолить: каждое очередное приобретение тут же рождает стремление к новому приобретению. Как только некий предмет нашего вожделения переходит в нашу собственность, он перестает интересовать нас. Вожделение улетучивается, и мы ищем новый объект для нашей неутолимой страсти к обладанию.
Почему это происходит? Потому, что стремление брать — это в действительности стремление расширить, увеличить себя, охватить своим существованием все больше и больше пространства, и это желание брать и брать невозможно ничем ограничить.
Раздел «Корах» начинается со странной, на первый взгляд, фразы: «И взял Корах, сын Ицгара, сын Кегата, сын Леви, и Датан и Авирам, сыны Элиава, и Он, сын Пелета, сыны Реувена». В ней есть подлежащее, есть сказуемое «взял», но нет дополнения: непонятно, что именно «взял» Корах. Какое-то ущербное предложение.
Так что же «взял» Корах? Корах «взял» всю печальную историю, описанную в этом разделе: свой бунт и свою бесславную гибель — это и есть «прямое дополнение» в первом стихе. Корах был ярким образом «человека берущего», квинтэссенцией этого образа. Он желал поглотить весь мир, всю землю. И поэтому не случайно, что в конечном итоге земля поглотила его…
Сага о сардинах
«И столпились они вокруг Моше и Аарона, и сказали им: «Полно вам! Ведь все общество, все святы, и среди них Б-г! Отчего же возноситесь вы над собранием Б-га?!»
После провозглашения Государства Израиль в 1948 году экономическая ситуация в стране была тяжелой: не хватало продовольствия и других товаров первой необходимости. Как это всегда бывает, в условиях дефицита расцвел черный рынок. За «роскошь» надо было платить втридорога. Конечно, слово «роскошь» имеет в данном контексте весьма условный смысл. В те годы консервная банка сардин считалась роскошью и успешно конкурировала по цене и спросу с парой шелковых чулок или флаконом французских духов.
Одна такая банка сардин завелась у Шмерла, и он не замедлил выгодно продать ее Берлу. Берл, в свою очередь, сбыл ее Буниму с неплохой прибылью. У Бунима сей товар долго не задержался и перешел к Менди, а от Менди к Хацкелю, причем цена банки все время росла: каждое капиталовложение считается выгодным только в том случае, если дает дивиденд.
Хацкель был голоден, но не спешил использовать свою добычу по назначению. Он положил банку на пустую кухонную полку, чтобы все видели его богатый трофей. Через две недели, насладившись видом своей добычи, он снял банку с полки, достал консервный нож и приступил к ее вскрытию со всеми причитающимися церемониями.
Но как только лезвие ножа врезалось в жесть, Хацкелю ударил в нос такой резкий запах, что он невольно отпрянул. Рыба в банке пахла так, будто находилась в ней со времен Всемирного потопа, если не раньше.
Взбешенный Хацкель помчался к Менди, брезгливо держа на отлете вскрытую банку: «Менди! Менди! Какие сардины ты продал мне?! Они гнилые!» — «Что, Хацкель, ты открыл банку?» — «Конечно, открыл!» — «Хацкель, что ты наделал? Ты что, не знал, что эти сардины не для еды, а для продажи?!»
Некоторые идеи, овладевающие массами, похожи на рыбные консервы. Пока ты не вскроешь их и не проверишь на вид и запах, их можно продавать другим.
Именно так поступал Корах, герой этого недельного раздела Торы. Он возненавидел Моше, еще когда Аарон был назначен первосвященником, а их двоюродный брат Элицафан бен Амигуд возглавил род Кегата, старшего сына Леви, и в результате Корах остался без «должности». Он считал, что Элицафан незаслуженно опередил его, богача и умницу.
Поначалу Корах не решался открыто выступить против Моше, поскольку тот пользовался огромным авторитетом в народе в дни исхода и дарования Торы. Однако затем последовал трагический эпизод с разведчиками, когда евреи отказались вступить в Эрец Исраэль и Б-г приговорил все поколение к постепенному вымиранию в пустыне. В результате «рейтинг» Моше резко понизился.
Вот тогда-то Корах и воспользовался благоприятной ситуацией и продал евреям свою идею — мол, Моше и Аарон «возносятся над обществом»: «Ведь все общество, все святы, и среди них Б-г!» А потому нет у них никакого права на персональное лидерство…
Доводы Кораха звучали для многих убедительно в ситуации, отмеченной идейным голодом. Но они были изначально такими же гнилыми внутри, как и древние сардины в консервной банке, надо было только дать себе труд вскрыть их и понюхать содержимое.