Окончание. Начало в № 699
Памяти друга
Рекордный прыжок
Отпущенное Б-гом и врачами время (это был печальный случай, когда их мнения совпали…) подходило к концу. Ещё продолжались медицинские процедуры, ещё предстоял сеанс химиотерапии, но уже было ясно, что это не сможет ни помочь, ни даже отдалить развязку. Невероятная боль могла быть купирована лишь морфием, который Вене давали уже безо всяких ограничений.
В редкие минуты, когда боль отступала, а наркотический туман рассеивался, он разговаривал с детьми, бывшей рядом последние две недели сестрёнкой из Кёльна. В эти минуты он не выпускал из своей ладони Лерину руку…
… Среди сверстников Венька слыл спортивным парнем. Он не сделал карьеры как спортсмен; не достиг сколь-либо значительных результатов, но спорт на всю жизнь остался для него если не религией, то гимном самодостаточной личности. Его можно было назвать спортивным «полиглотом»: играл в волейбол, футбол, «крутил солнце» на перекладине. Но любимой была лёгкая атлетика, а если быть совсем точным, – то прыжки.
Венька имел второй разряд по всей палитре прыжковых дисциплин, но больше всего любил прыжки в высоту. Привлекали они его возможностью оторваться от земли, преодолеть её тяготение и при этом побеждать своего постоянного противника – чуткую планку, готовую сорваться от малейшего касания или даже простого дуновения. Тот момент, когда, оттолкнувшись изо всех сил и взмывая в небо, он застывал на какую-то долю секунды в апогее прыжка, казался ему моментом истины, именно той, котoрую стремишься познать в течение всей жизни.
Венька бредил прыжками: поднимался на верхние этажи, перепрыгивая через несколько ступенек лестницы; проходя по тротуару, к удивлению прохожих, прыгал, пытаясь достать рукой нависающие ветки деревьев.
Для Веньки «полёты во сне и наяву» были не только поэтической строкой, но и частицей реальной жизни. Хорошие, светлые сны обычно сопровождались сценкой прыжков в отчем доме. При этом в отличие от упражнений наяву, во сне удавалось надолго зависать в полёте.
Жаль, что со временем такие сны приходили всё реже, пока совсем не исчезли из сонного репертуара…
… Однажды, открыв глаза после тяжелой ночи, Веня сказал Лере показавшуюся ей странной фразу:
– Понимаешь, Лерочка, я никак не могу её перешагнуть…
Лера подумала, что продолжается ночной бред, но Венька смотрел светлыми глазами и был в полном сознании.
– О чем ты, Венчик? Кто тебе мешает, и что ты хочешь перешагнуть?
– Знаешь, родная, я уже много времени пытаюсь полететь во сне, как это случалось раньше. Я пробую перепрыгнуть планку, но каждый раз сбиваю её… Мне так необходимо это сделать…
Такой продолжительный монолог утомил Веньку, он откинулся на подушку и закрыл глаза.
– Венечка, не волнуйся, не получилось в этот раз – обязательно получится в следующий.
– Надо поменять стиль… – уже впадая в беспамятство, прошептал он непонятную Лере фразу.
… Венька проходил снова всю историю развития прыжкового спорта. Сначала он пытался преодолеть планку «перешагиванием». Он-то знал, что таким образом большую высоту не взять, но хотелось сохранить вертикальное положение, как тогда, во время прыжков в отцовском доме. Планка раз за разом издевательски летела в яму с песком.
– Ничего не поделаешь, попробую прыгнуть «перекатом» – тогда горизонтальное положение тела прибавит мне высоты.
Венька совершал многочисленные попытки уже «перекатом», но постоянно задевал, то бедром, то коленом неумолимую планку, исправно ложившуюся рядом на жесткие маты.
Эта тоненькая воздушная планка обладала характером безжалостного сатрапа, не давая Веньке ни единого шанса почувствовать себя «на высоте».
… – Лерочка, я не могу с ней ничего поделать. Мне кажется, что она падает ещё до того как я долетаю до неё… Как это меня мучит!
– Родной мой, может, оставить её в покое? Пусть лежит себе на своих стойках.
– Нет, ты совсем не понимаешь, как это для меня важно…
… В какой-то момент Веньке показалось, что он нашел разгадку своих неудач: прыгать следовало «перекидным», когда бёдра и колени находятся выше линии тела и не смогут задеть планку.
– Как это я мог забыть, что Брумель свой феноменальный рекорд установил именно таким способом!
И снова бесчисленные попытки, и снова бесконечное падение спиной уже на мягкий надувной полог, и опять летящая прямо на него, сбитая касанием груди проклятая планка…
Венька решился на отчаянный шаг – так он никогда не прыгал, этот стиль пришёл в спорт гораздо позже. Благодаря феноменальному афроамериканцу, «фосбери флоп» поднял потолок рекорда на многие сантиметры.
На этот раз Венька прыгал спиной к планке, не видя её насмешливого подрагивания; прыгал, вкладывая всю силу в толчок. Но, опускаясь плечами на страховую подушку, неизменно обнаруживал рядом ненавистную планку.
… Три последних дня Веня был совсем плох. Ему только хватило сил перекинуться несколькими словами с постоянно дежурившими рядом детьми, пожать еле-еле руку приехавшему… попрощаться школьному товарищу.
Лере безо всякого контекста он в тот день сказал одну фразу:
– Делай всё так, чтобы тебе было хорошо, и, цепляясь за ускользающую мысль, добавил: – Если посчитаешь это правильным…
Затем, уже теряя сознание, он прошептал понятные одной лишь Лере слова:
– Я наконец понял, как её пройти…
… Венька чувствовал необычайный прилив сил. Прыжок был рассчитан до мельчайших деталей. Именно так описывал в своей книжке великий тренер из Бердичева Лонский рекордный прыжок его питомца.
Вениамин знал наперёд каждое своё движение, позицию каждой частицы своего тела, ставшего вдруг молодым и упругим.
Теперь уже он насмешливо смотрел на напрягшуюся в ожидании его прыжка планку. Он-то наверняка знал, что не заденет её, и многодневная мучительница не сможет больше насладиться своей сатанинской властью.
Венька начинает разбег – ступни ног едва касаются земли, его бег напоминает стремительную поступь трепетной лани….
Последние метры перед планкой, рывок сгруппировавшегося по всем правилам прыжковой науки тела…
Вот она, лежащая неподвижно, казавшаяся прежде непобедимой планка! Его отделяет от неё запас в добрый десяток сантиметров…
Затем расстояние начинает увеличиваться, отрыв от планки становится всё больше и больше. Сама планка уже кажется тонкой нитью, а потом и вовсе исчезает из виду…
Венька видит голубое, без единого облачка, всё в солнечном свете небо; он чувствует себя так легко, как не бывало даже в самых радужных снах его юности. Полёт продолжается!
… Лера отлучилась лишь на несколько минут, когда услышала встревоженный голос дежурившей возле Веньки все последние дни медсестры:
– Лера, Лера, где же вы? Идите быстрее сюда… к Вениамину. Лерочка, мне кажется…
Лера не услышала последних слов. Она вообще ничего не слышала. Все органы чувств как бы одновременно отключились: испуганные лица дочери, Лизы – Венькиной сестры; больничная обстановка квартиры – всё это словно растворилось в бьющем по сознанию пульсирующими ударами одном слове:
Всё… Всё… Всё….
Леру поразило выражение Вениного лица: оно было, мало сказать, спокойным; оно было возвышенным. Таким, каким она его видела, когда мужу приходилось сделать ей что-то особо приятное. В уголках губ, казалось, даже застыла улыбка. Как отличалось это выражение от того, каким оно было в последние месяцы.
Лера всё поняла. Она заплакала навзрыд, уже не боясь Венькиных укоров; прижалась щекой к ещё не начавшей остывать щеке и прошептала только ему одному понятные слова:
– Венечка, ты добился своего, ты одолел эту злую упрямицу. Ты победил её! Я горжусь тобой, любимый…
Эпилог
Спустя два года у Веньки родился внук, которого назвали Вениамином (Benjamen). Внешне он ничуть не похож на своего деда – светлоглазый и белесый. Может, и характером своим он не пойдёт в предка. Но вот одна деталь: все подарки и свои игрушки малыш тащит только к grandma Лере. Точь-в-точь, как это делал Венька-старший.
Каким бы ни было сходство внука и деда, но данное при рождении имя выставит перед потомком высокую планку, на преодоление которой, хочется верить, не понадобится вся жизнь.
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
