Песах, Эйлат…

Реувен МИЛЛЕР

(ИЗ АРХИВНОЙ ПЫЛИ)

Апрель этого года почти точно совпал с еврейским месяцем нисан, в середине которого мы празднуем Песах — праздник Освобождения, праздник нашего Исхода из трехсотлетнего галута в Египте — «Стране Мертвых».
Есть мнение, что наши предки — кочевые пастухи пришли в Египет более 3500 лет назад вслед за, как их называли древнегреческие историки, гиксосами, родственным исраэлитам воинственным семитическим племенем, захватившим власть в Египте.
Пастухи исраэлиты спустились в Египет в поисках лучшей жизни, и были, в силу сложившихся родо-племенных обстоятельств охотно приняты фараоном-гиксосом, получили статус постоянных жителей и разрешение на трудовую деятельность. Но постепенно, приобщаясь к великой египетской цивилизации и одновременно набирая экономический «жирок» и вес, все более объегипчивались, остались для египтян, тем не менее, чужой и опасной силой.
А по прошествии десятилетий, власть чужеземцев-гиксосов была свергнута объединившимися аборигенами-африканцами, и на троне воссели новые фараоны, уже не помнившие или сознательно постаравшиеся забыть мудрого правителя Йосефа из племени Исраэля, спасшего когда-то страну от голодной смерти и своими реформами повернувшего ее на путь процветания… Евреи в их глазах были лишь опасными и чрезмерно богатыми пришельцами, сеявшими кроме того, смуту в умах, даже среди знати, такую, что даже отдельные фараоны-диссиденты заинтересовались исраэлитской идеей единобожия, которая, будучи внедренной, могла разрушить трехтысячелетние устои Египетского Царства, управлявщегося великим множеством жрецов огромного числа богов… И египтяне, отняв у евреев состояния, обратили их в рабство. Эта схема впоследствии не раз повторялась на подмостках мировой истории. Чем закончилось египетское рабство, известно. Господь Исраэля через пророка Моше заставил правившего фараона отпустить наших предков, они вышли из Египта и, после сорока лет тяжких блужданий в перевоспитательных целях по пустыням, уже, увы, не они, но их их потомки пришли к Земле Обетованной Эрец Исраэль, которую им предстояло отвоевать и зажить в ней, став свободным народом.
То были родовые муки нашего народа. И потому в молитве благословения мы всегда говорим: «…помни об Исходе из Египта…».
Но, к сожалению, наша история знает еще немало исходов евреев, и не всегда — в направлении к свободе. Но это — отдельная тема, большая и больная, а сейчас — о том самом Исходе, настоящем, который мы праздновали в середине нисана, в Песах.

Треть наших семейных израильских Песахов так или иначе коснулась Синая. Наверно, какие-то древние еврейские гены побуждали нас в это время, подобно перелетным птицам, инстинктивно направляться к тем местам, куда побрели, вырвавшись из египетской неволи и чудом спасшись от фараоновой погони, наши далекие предки.

На этот раз мы выбрали Эйлат, ведь это же совсем рядом!
Предпраздничным утром выехали из Иерусалима. 90-е шоссе, особенно за Мертвым морем, выглядело путем исхода из израильских городов и весей великого множества людей, искавших пасхального отдохновения на юге: в Эйлате, а то и в самом Синае…
Еще на дальних подступах к Эйлату, начиная со 101 километра, где на небольшой ферме некоего знаменитого израильтянина, работавшего в молодые годы еврейским воплощением Лоуренса Аравийского, т.е., попросту говоря, разведчиком-спецназовцем (знаете, где небольшой зоопарк?), с этого места поток автомобилей и автобусов в сторону Эйлата начал сгущаться. А последние 20-30 километров, проезжая мимо известного на весь Израиль молочного кибуца Йотвата, мимо заповедника Тимна, поток все более плотнел, превратившись на въезде в город, если и не в пробку, то в какое-то упругое членистоногое, медленно вползавшее в чрево курорта…
Гостиница, принявшая нас на четыре ночи, была относительно старой постройки, но, видать, недавно полностью реконструированная и отремонтированная. Все убранство сверкало новизной и чистотой. Новая мебель, новые ковры, постели… Люкс! Балкон нашего номера смотрел в гостиничный двор-патио, окруженный гостиничными корпусами. Яркая зелень газона и голубизна воды. Двойной бассейн, джакузи. Веселые взрослые и многочисленная детвора во дворе и бассейне. Чисто, красиво и празднично.

До набережной 5-7 минут неторопливой ходьбы, до пляжа — минут 10. Проходишь мимо эйлатской «марины» с ее всегдашней романтикой яхт и мачт.

Водоворот гуляющих на набережной… Попав в него, вначале чувствуешь себя приезжим, чужаком. Мне неоднократно доводилось ловить у себя это ощущение, хорошо описанное Грином в «Бегущей по волнам». Помните, как экипаж торгового суденышка, (если память не изменяет, «Нырок» называлось? Давно читал!) сходит на берег в Гель-Гью (а, может, Зурбагане?), а там — праздник в честь Бегущей. И как эти люди, усталые матросы и пассажиры, только что с борта, оказываются в возбужденной, веселящейся карнавальной толпе? Вот это ощущение посетило меня в первый выход на набережную.

Но освоение прошло быстро. Полчаса плавания в прозрачнейшей эйлатской воде, и уже чувствуешь себя курортником! Какая вода! (Хотя, честно говоря, в Синае еще лучше. Но что сделали с Синаем эти мерзавцы… О, незабвенные дни в Дахабе!)

«Солнце догорает, наступает вечер, а кругом зеленая весна…», как пел когда-то один из известнейших евреев-одесситов…

Пришел Эрев Песах. В гостиничном ресторане все было к нему готово. Женщины зажигали праздничные свечи, выставленные на сверкающем подносе и построенные группами в форме сердечек. На столах стояли бутылки с виноградным соком и сладким кидушным вином. Маца, разумеется, блюдо с шестью компонентами пасхальной трапезы. Сухое вино «Тишби» можно было набирать самостоятельно, из крана. При заказе гостиницы нам показалось, что для жильцов будет организован общий седер, однако, видимо, мы что-то недопоняли. Для седера, в принципе, было все, но каждая компания проводила его отдельно, так сказать, самообслуживанием. Да это, наверно, и к лучшему?
Мы сидели вдвоем за выделенном нам столиком и читали Агаду. Когда, как положено, облокотясь на левую руку, выпили уже второй бокал, в зал, перейдя из расположенной напротив синагоги, вошла большая компания — три или четыре религиозные, многодетные, естественно, семьи, для которых были подготовлены несколько сдвинутых столов. Вот у них седер был, похоже, по всем правилам! Главное, было много детей, и было кому исполнять роли в заведенном веками сценарии. Тем более, что роли были актерами разучены назубок с младых ногтей. «Ма ништана лайла а-зэ…» — раздавался детский хор с их стороны. Не то, что нам с женой приходилось по необходимости впадать в детство и задавать тот же вопрос: «А чем отличается эта ночь от других ночей?». И самим же давать на него ответ.
Господи! Как много мы потеряли, не имея в детстве этой игры. Хотя бабушка моя, благословенна ее память, обязательно в Песах устраивала праздничный семейный ужин. С мацой, фаршированной рыбой и хреном, с куриной шейкой, начиненной «моце мейл», вперемежку с куриным салом и луком, но без Агады, даже без простого упоминания смысла праздника, хотя и называла его седером. Какая еще Агада могла быть в то время и в том месте? В наше сознание, в наш уклад понимание Песаха вошло уже здесь, на Земле Израиля, после нашего исхода, в момент его совершения — достаточно неосознанного и просто вынужденного… Но лучше поздно, чем никогда, не так ли?
Мы уже успели дочитать Агаду и выпить наш четвертый бокал, и пожелать «В будущем году в отстроенном Иерусалиме!», хотя, по логике вещей намеревались добраться туда намного раньше, а та компания была еще в самом начале чтения, что для дотошных религиозных «профи» естественно. «Лехаим!» — раздалось оттуда. И, вот тут, что крайне любопытно, мужчины поднялись и стоя выпили. Стоя? Это когда положено возлежать, облокотившись на левую руку. Странно! Ведь кто пьет стоя? Русские офицеры, конечно! Тогда что это за русские офицеры, косящие под религиозных евреев? Н-да! Чудеса пасхальной ночи… И чем эта ночь отличается от других ночей? Надо сходить еще разок к крану с «Тишби»!..
…А потом были четыре дня курортного отдыха. Великолепный ресторан: завтрак, обед ужин. Прекрасное качество еды и бесконечный ассортимент, перекрывающий (разумеется с учетом кашерности, причем особой, пасхальной) даже достойные Гаргантюа великие табльдоты Севильи и Гренады!
Искрящееся море, катера, выходящие на прогулку по заливу, пляж, бассейн, джакузи, SPA, прогулки по набережной… В холле веселая эстрада, любительского, безусловно, уровня, но зато — в форме непрерывного конкурса с участием бесчисленных забавных детишек всех возрастов. То и дело — детское хвастовство: «А я уже съела два мороженых!» — «А я съел четыре!». А сам думаешь, пропустить, что ли еще стаканчик бренди? Или, лучше, винца?
Предыдущий раз мы были в Эйлате года три-четыре назад. Восточный конец набережной, почти примыкающий к иорданской Табе, был тогда сплошной стройплощадкой. Теперь же строительство закончилось, почти вся территория благоустроена. Высятся ориенталистические корпуса фешенебельного «Херодса», а за ними — странное, в оранжево-терракотовых тонах сооружение, издалека показавшееся нам подобием андалузских храмов. Это — развлекательный центр «Кинг-сити», вблизи, правда, потерявший севильский облик и выглядевший, скорее, неким эклектическим китчем, окруженным древнеегипетской символикой, соседствующей с современным гидропарком. Впрочем, курорт же, чего надо?

Среди яркой возбужденной толпы, фланирующей по набережной, очень часто раздавалась французская речь, причем, по виду говорящие были характерными израильтянами, гораздо реже — французами. Начался великий исход евреев из Франции? Грядет большая французская алия?