«ОСКОЛОК САМОДЕРЖАВИЯ»
Прямо передо мной сидела очаровательная молодая женщина Лена Дартелина, обладательница длинных светлых волос и тонкой лебединой шеи. Она происходила из дворянского рода, и это проявлялось во всем, включая ее походку и манеру говорить. Я обожал наблюдать, как Лена c достоинством входит в комнату и неторопливо проходит к своему рабочему месту. Она внушала мне надежду, что не всё еще потеряно, что есть еще благородные люди в этой жалкой, многострадальной стране, где отданы на поругание самые святые чувства милосердия и порядочности. А может быть, мне приходили в голову совсем иные мысли, что-то мог и забыть за давностью времен. Лена иногда подкармливала меня принесенными из дому бутербродами, и мы мило беседовали в обеденный перерыв об искусстве под звуки ее любимой песни «Надежда» в исполнении Анны Герман. Узнав об объявленном мне бойкоте, она категорически отказалась к нему присоединиться и не изменила своего решения даже после угроз и увещеваний. Её поступок до сих пор вызывает у меня в душе теплые чувства.
БЕСЕДА СО СТАЛКЕРОМ
Будучи в отказе, сидел я как-то в Московском ОВИРе в ожидании своей очереди. Сидящий справа от меня мужчина задал мне какой-то вопрос, и я обнаружил, что моим соседом является замечательный актер Александр Кайдановский, сыгравший Сталкера в одноименном фильме Андрея Тарковского. «Сталкер, – только и выдохнул я от удивления и, переведя дыхание, прошептал: «И вы тоже еврей?» «Нет, – извиняющимся тоном прошептал Кайдановский, – Сталкер – это мой сценический псевдоним, а вообще-то я из дворян», и мы оба дружно расхохотались.
ЧАЙ ДЛЯ АЛЛЫ ИОШПЕ
Ожидая своей очереди на еще один бесполезный прием во Всесоюзном ОВИРе, я внезапно увидел входящую в приемную известную эстрадную певицу Аллу Иошпе. Вид у нее был весьма жалкий в силу природной хромоты и выражения полной безысходности на лице. Молоденький лейтенант вскочил из-за стола, подобострастно уступил ей свой стул и предложил выпить чаю. «Вы выступали у нас в клубе милиции!» – с восхищением воскликнул он. Алла оживилась, выпрямила плечи, и они стали вспоминать праздничный концерт. В это время открылась дверь, и в приемной показалась полковник Вера Ивановна Аничкина – гроза всех еврейских отказников. «Это еще что такое? – закричала она, увидев лейтенанта, распивающего чай с опальной певицей-отказницей. – Убирайтесь в свой Ташкент и ждите, когда вас вызовут. А вы, лейтенант, что себе позволяете с предателями родины?» Алла сразу как-то сгорбилась, съежилась и захромала к выходу. Лейтенант, густо покраснев, лихорадочно заметал следы чаепития. На душе у меня было мерзко. Хотелось заплакать, но слез не было.
ПОБЕДА НАД ФАШИЗМОМ
В своих «хождениях по мукам» попал я на прием к начальнику Всесоюзного ОВИРа Рудольфу Кузнецову. Как раз за день до этого врачи в Онкологическом центре на Каширке сказали мне, что жить осталось моей жене каких-то три недели, ну, максимум месяц. Был я в полном отчаянии, потому что любил её безумно и не в состоянии был ни от смерти её спасти, ни от жестокости власть предержащих. И вот, в отчаянии этом говорю я сидящему за столом «полубогу», что жизни моей тридцатилетней жене осталось всего ничего, и не пожила она как следует, и что ждут ее в Америке мать и сестра.
«Жить не даете, так дайте, – говорю, – хоть умереть человеку там, где он хочет». Посуровел всемогущий Кузнецов и ледяным голосом отчеканил: «Здесь она умрет, здесь её и похоронят».
Вот и вся история. Хотел я его фашистом назвать, да струсил, чего до сих пор стыжусь и всегда стыдиться буду. Одно только радует, что не по его вышло и что похоронена моя многострадальная жена на американском кладбище, и что увидела она перед смертью и родных своих, и страну эту замечательную.
УСТРАИВАЮТСЯ ЖЕ ЭТИ…
После безрезультатных поисков работы по специальности и после угроз участкового милиционера о привлечении к уголовной ответственности за тунеядство я устроился кочегаром в котельную плавательного бассейна. Еще не приступив к работе, я понял, что условия работы крайне далеки от совершенства, поскольку была в этой котельной стопроцентная влажность и страшная духота. Пригорюнились мы с женой, и вдруг подала она мне замечательную идею. «Тут, – говорит, – за железной дорогой комплекс есть спортивный, к Олимпиаде построенный. А не попробовать ли тебе туда устроиться?» Что ж, попытка не пытка. Прихожу в этот самый комплекс и попадаю прямиком на холодильную станцию. Столпились там у какого-то шкафа с автоматикой трое мужчин. У одного лицо, ну точь-в-точь Альхен из «Двенадцати стульев», этакий застенчивый воришка. «Не нужен ли вам часом, – спрашиваю, – инженер- программист?», а они смеются, мол, программист нам пока ни к чему, а вот инженер по автоматике очень даже пригодится.
«Готов, – говорю, – служить делу автоматики и контрольно-измерительных приборов верой и правдой».
«Готов-то ты готов, да вот знаешь ли ты, что это такое?» – окидывая меня внимательным взглядом, спросил Альхен и показал на какую-то детальку в шкафу автоматики. Я понятия не имел, что это за деталь и собирался уже в этом признаться, но перспектива дежурств в котельной заставила меня внимательно присмотреться к детальке, которая собиралась сыграть важнейшую роль в моей отказной судьбе. Внимательно изучив её, я обратил внимание на диск с минутной шкалой, и внезапно гениальная мысль осенила меня, я решительно собрался с духом и почти прокричал: «Это реле времени!»
– Специалист! – воскликнул Альхен. – Будем брать. Через полчаса зайдешь ко мне в кабинет и заполнишь анкету. Я главный инженер комплекса Пал Палыч Садовников.
Я не мог поверить своим ушам. Такая же радость, наверное, охватила Альберта Эйнштейна, когда он открыл теорию относительности. Единственное, что омрачало радость победы, была мысль о надписи в военном билете об убытии в Израиль. Ну, ничего, может, обойдется, успокаивал я сам себя. В приемной главного инженера меня встретила дружелюбная секретарша.
– Заходите, – сказала она и улыбнулась, – Пал Палыч ждет вас.
Навстречу мне поднялся Альхен.
– Ну что будем делать? – с какой-то странной интонацией спросил он.
– Анкету заполнять, – бодро отрапортовал новоиспеченный инженер.
С лица Альхена медленно сползла широкая улыбка, и он неожиданно сухо объявил: «Произошла ошибка, и этой должности нет в нашем штатном расписании. Так что, всего хорошего».
Он сел за стол и начал разбирать принесенные секретаршей бумаги.
– Но как же так, – жалобно пролепетал я, – вы же обещали.
– Обещанного три года ждут, – отрезал Альхен и, нахмурившись, добавил: «Вы свободны».
Счастье было так близко, так возможно, и в самый последний момент птица счастья взмахнула крыльями и улетела в никуда, разжаловав меня из инженеров по автоматике в кочегара котельной. На душе было так же тоскливо, как после разговора с инспектором ОВИРа. Я зашел в будку телефона-автомата и позвонил жене. Рассказал всю историю и добавил, что абсолютно не понимаю, почему он вдруг изменил свое решение.
– Не переживай, – сказала жена, – может быть, у них был уже другой кандидат?
Я задумался, и вдруг меня осенила блестящая мысль. Я вспомнил эпизод из моего любимого фильма «Берегись автомобиля», в котором жена Димы Семицветова предлагает ему дать взятку следователю. «Он честный, – возражает герой Андрея Миронова, – он не возьмет». На что его жена решительно возражает: «Надо дать много, тогда возьмет».
– Эврика! – закричал я в трубку и бросился назад в приемную.
Секретарша удивленно подняла на меня глаза: «Вам что, товарищ?»
– Мне к Пал Палычу, – решительно сказал я и не дожидаясь ответа, строевым шагом подошел к кабинету, открыл дверь и вошел. Альхен сидел за столом и что-то писал. Увидев меня, он немедленно все понял и оживился.
– Сколько? – решительно спросил я, зажмурив почему-то глаза.
– Двести, – мягко ответил Альхен. – И желательно сто рублей сегодня до пяти часов.
– Согласен! – сияя от счастья, воскликнул я и, решив брать быка за рога, протянул Альхену свой военный билет.
Альхен открыл билет и вдруг стал дико хохотать. Его хохот перманентно перешел в легкую истерику, на глазах его даже выступили слезы. Прекратив смеяться, он вытер слезы и тихо спросил: – А чего вернулся, с работы что-ли выгнали?
– Никак нет, компетентные органы решили, что я еще необходим здесь, – нашелся я.
Альхен на сей раз понимающе усмехнулся и, протянув мне анкету, добавил: «Пойдешь с анкетой в кадры и скажешь, что военный билет у меня, я сам с ними поговорю».
– Понял! – радостно закричал я. – Спасибо вам большое, Пал Палыч, за оказанное мне доверие.
– Спасибом сыт не будешь, -– философски глядя в потолок, изрек Альхен и добавил: «Стольник не забудь занести до пяти».
Так я попал в храм физкультуры и спорта, в котором мне предстояло отбыть весь срок отказа.
Из книги «СМЕХ СКВОЗЬ СЛЕЗЫ, ИЛИ КОРОТКО О ГЛАВНОМ»
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
