(Продолжение)
Спасение поверженному в транс «пулемётчику», посещавшему лекции с отросшим ёжиком русых волос, пришло в лице сокурсника с респектабельным именем Дод. Дод чем-то напоминал Эллочку-людоедку: весь лощёный, уже тогда в заграничных шмотках, благоухающий «Красной Москвой», с идеальной, волосок к волоску, причёской, именуемой «французской полькой», Додик, как и Эллочка Щукина, был крайне немногословен на всех без исключения семинарах и экзаменах в институте. Это находило понимание и «твёрдые» преподавательские оценки, которые редко зашкаливали выше двойки. Тем не менее, какими-то звёздными путями (возможно, даже через самого ректора) Дод переходил с курса на курс и, о чудо, стал-таки выпускником вуза.
Справедливости ради надо сказать, что сегодня Mr. Nysboim – респектабельный владелец двух чулочных фабрик в солнечной Австралии, а блестящие знатоки математики и политэкономии влачат своё существование на разного рода социалы, пенсии и SSI…
Не терпевший этих «чертей» на версту (напомню, что выходцев из сельской местности коренные одесситы называли просто и надёжно – «черти рогатые» или «когуты») городской сноб Дод к Симке, тем не менее, испытывал относительно добрые чувства. На одной из скучных лекций Дод подсел к Симке.
— Послушай, Симеон, ты долго намерен носить этот чертополох на собственной голове?
— Дод, тебя послать, или сам пойдёшь? Не дави на больное место, будь гуманным человеком.
— Вот я и хочу спасти тебя от этой напасти. Пока ты не обретёшь приличную причёску, на тебе из соседней улицы будет видна печать твоего Крыжополя.
Для обозначения сельского или местечкового происхождения в Одессе использовались две географические точки – Жмеринка и Крыжополь. Последний, в силу своего фонетического звучания, применялся только для отрицательных характеристик.
Иное дело — Жмеринка. Преподаватель со спецкафедры (военное дело) полковник Плешевенко (студенты называли его ласково – Плеша), обладатель богатого запаса словесных перлов на одесские темы, применял в зависимости от настроения два афоризма:
— Это не фигура для Жмеринки… — о предмете или человеке, не стоящем внимания, и более суровое:
— Даже самый большой пуриц из Жмеринки – это п…ц в Одессе!
Второе высказывание расставляло все точки над «i».
Но вернёмся к мирной беседе сокурсников за столом в последнем ряду на увлекательнейшей лекции по диамату.
— Что ты имеешь мне предложить? – спросил Симка, понемногу осваивающий одесский жаргон и менталитет.
— Я отведу тебя к лучшему фигаро в Одессе, и он сделает у тебя на голове из г…а конфетку. Ты получишь мою рекомендацию к самому Юлиусу!
Симкино сердце сладко заныло: Юлиус был известным на всю Одессу «фигаро», клиентами которого были все знаменитости города. Кстати, о самом термине «фигаро»: тёзками героя комедии Бомарше были считанные единицы из одесских цирюльников, первым и безусловно самым заслуженным из которых и был Юлиус.
До описания самого Юлия Матвеевича дело дойдёт несколько позже, а пока закончим затянувшийся диалог однокурсников.
— Дод, ты – настоящий друг! Что ты хочешь иметь взамен?
Симка попал в точку. Дод физически не мог даже пошевелить указательным пальцем, не получив любую, мизерную, но выгоду.
— Дай мне твои газеты!
Здесь снова нужно сделать лирическое отступление. Тот, кто подумал, что неуча и стилягу Дода заинтересовали материалы очередного съезда партии или достижения тружеников полей, или даже происки империалистов, горько ошибаются. Речь шла о единственной тогда издававшейся в Союзе на иностранных языках газете «Moscow News», которая использовалась для сдачи зачётов по английскому языку. Чтобы его (зачёт) получить, нужно было прочесть и перевести N-ное количество знаков. После этого на странице лингвист ставил свою подпись, и впоследствии газеты с его подписью предъявлялись с зачётной книжкой.
Для бесспорного лидера по этому предмету Симки не составляло большого труда походя накопить необходимое количество знаков (читай, подписей преподавателя). Именно эти газеты и интересовали бескорыстного Додика.
Цена была высокая, но и товар стоил того! Тем более что запасливый Симка покупал по нескольку экземпляров этого «независимого» издания и одну и ту же статью сам сдавал многократно…
— По рукам! – почти одновременно воскликнули высокие договаривающиеся стороны, и сделка была совершена.
Ведомый деловитым Додом Симка шёл в парикмахерскую с волнением влюблённого юноши, которому предстоит скорая встреча с любимой. Цирюльня располагалась в самом сердце Одессы – на углу улиц Карла Маркса и Ласточкина, слева от неё были «Алые паруса» (знаменитое кафе Фанконэ), а справа – любимый моряками и студентами ресторан «Волна», вскоре переименованный номенклатурными самодурами в «Украину».
В мужском зале работали два мастера: мэтр Юлиус и маэстро Генка-рыжий (снова рыжий!). Помещение было достаточно большим, но казалось тесным из-за постоянных очередей посетителей к обоим художникам. Да-да, автор не случайно применил это слово, ибо то, что совершали мастера на головах клиентов, смело можно было отнести к произведениям искусства. Писаные красавцы выходили из цирюльни полубогами, серые личности превращались в писаных красавцев, а записные уроды выглядели, как киноартисты в эпизодических ролях…
Дод подошёл к Юлиусу и стал ему что-то объяснять, оглядываясь на Симку и умеренно жестикулируя. По всему чувствовалось, что у мэтра он свой человек – объяснение заняло не более двух минут. Юлиус глянул на Симку сквозь очки, потом, слегка набычившись, поверх них; величественно кивнул и также кивком указал на свободный стул. Посвящение в клиенты состоялось! Дод поощрительно хлопнул Симку по спине и ретировался по своим всегда срочным делам. Излишне говорить о том, что свои газеты он предусмотрительно изъял ещё накануне…
Теперь, удобно расположившись на жёстком деревянном стуле, Симка смог спокойно осмотреться.
Здесь самое время описать внешность знаменитых одесских фигаро. Юлиус – чуть выше среднего роста, величественно стройный (было ему тогда под шестьдесят), с гладким в мужественных складках лицом, с серыми, испытывающе смотрящими сквозь большие роговые очки глазами, гривой седых ухоженных волос, больше бы походил на профессора словесности, чем на брадобрея, если бы не полный рот золотых зубов – верный признак материального процветания в то время.
Генка-рыжий, несмотря на легкомысленное прозвище, тем не менее, был настоящим городским интеллигентом, выдержанным и тактичным. Генка был не столько рыжим, сколько белобрысым, с голубыми спокойными и доброжелательными глазами.
Кресла мастеров стояли рядом, и клиенты ревниво поглядывали в зеркала друг на друга, пытаясь определить, чья прическа на этот раз получится более «стильной». За преобразованиями на головах уже сидящих в креслах счастливцев заинтересованно наблюдала сидящая на пошарпанных стульях разноликая аудитория…
Продолжение следует
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
