И возвратились посланцы к Яакову, сказав: Пришли мы к брату твоему, Эсаву, но и сам он идет тебе навстречу, и с ним четыреста человек (Ваишлах, 32:7).
Вернувшись после долгого отсутствия в Эрец-Исраэль, Яаков первым делом отправил более чем миролюбивое приветствие своему брату-близнецу Эсаву. Но Эсав, не забывший давних обид, вышел к нему навстречу с вооруженным отрядом. Комментатор РАШИ договаривает за посланцев: «Ты, Яаков, называешь его братом, а он ведет себя по отношению к тебе, как прежний злодей Эсав — его ненависть к тебе не ослабла».
Очевидно, что для мирной семейной встречи не требуются четыреста солдат, и поэтому намерения Эсава были отнюдь не мирными. «Братская» встреча не сулила Яакову ничего хорошего. Однако дальнейшие события приобретают совсем другой оборот: «И побежал Эсав ему навстречу, и обнял его, и пал на грудь к нему, и целовал его, и оба плакали» (Ваишлах, 33:4). Что же привело к столь резкой смене декораций?
Ответ надо искать в действиях самого Яакова, который «поклонился до земли семь раз, пока подходил к брату своему». РАШИ поясняет: «Его (Эсава) милосердие пробудилось, когда он увидел Яакова кланяющимся ему всеми этими поклонами».
Эту ситуацию помогает прояснить более близкая нам по времени история, происшедшая с равом Йосефом-Хаимом Зонненфельдом, главным раввином Иерусалима и духовным лидером религиозного еврейства Эрец-Исраэль в период становления сионистского движения на рубеже XIX и XX века.
Рав Зонненфельд возглавлял объединение «старого ишува», называвшееся «Эда-харедит». Эта организация существует и поныне. Но тогда, около 80 лет назад, в период провозглашения Бальфурской декларации, признавшей право евреев на свой «национальный очаг» в подмандатной Палестине, она вела отчаянную борьбу за автономию религиозного еврейства от светского сионистского руководства, стремившегося стать официальным рупором всех еврейских групп.
Сионисты обвиняли «харедим» в предательстве национального дела, и одним из трагических результатов этого конфликта стало убийство Исраэля-Яакова Де-Хана, яркого человека, журналиста и адвоката, вернувшегося к религиозному образу жизни в зрелом возрасте и представлявшего интересы «Эда-харедит» в Лондоне и других европейских столицах, где он пользовался уважением и известностью.
Именно в один из тех тревожных дней в квартиру рава Зонненфельда, когда он занимался Торой с одним из своих внуков, ворвались пять вооруженных парней. Перепуганный мальчик забился в угол; он наблюдал всю сцену, и с его слов мы знаем сегодня о том, что тогда произошло. Молодые громилы грозили убить престарелого раввина за его настойчивые ходатайства перед британским консулом о сохранении автономных прав общины «харедим». Как он смел, кричали они, «подстрекать» власти против сионистов?!
Размахивая кулаками, они осыпали рава Зонненфельда грубыми оскорблениями и угрозами. Но рав никак не реагировал и молча сидел, глядя на юных погромщиков. На его лице отражались жалость и боль за этих молодых евреев, сбросивших с себя иго Торы и готовых пойти на убийство ради своих политических целей. Наконец, когда сионистские зелоты довели себя до исступления и уже готовы были перейти от слов к делу, рав Зонненфельд вскочил на ноги и расстегнул пуговицы на сюртуке и рубашке. Обнажив грудь, он спокойным и твердым голосом сказал, что готов освятить Имя Б-га, и они могут убить его на месте, выстрелив в сердце. Но пусть знают, что он останется верен своим убеждениям, сколько бы ему ни грозили. «Ну, стреляйте! — воскликнул рав. — Что же вы медлите?!»
Юнцы оторопели. Несколько мгновений они молча стояли, не зная, что делать, а потом повернулись и выбежали за дверь.
Что же с ними произошло? Один из лидеров религиозного ишува рав Моше Блой считал, что на молодых громил подействовали решимость, самообладание и твердые слова рава Зонненфельда. Но у самого героя этой истории есть другое объяснение: «Когда эти юнцы размахивали кулаками передо мной, я вспомнил слова из книги «Мишлей» (Притчи царя Шломо): «Как в воде лицо — к лицу, так и сердце человека — к человеку» (27:19).
Рав Зоннен,фельд пояснил, что попытался в тот момент хорошо думать об этих громилах и даже найти им оправдание. Нет сомнений, что, опустившись так низко, они нуждались в большой дозе «помощи с Небес». Кто знает, возможно, они и не так уж виноваты в своем моральном падении. Возможно, они стали жертвами порочного воспитания и окружения, что и привело к их нравственному одичанию, к готовности убить старого и очень уважаемого еврея, виновного лишь в том, что он не разделял их убеждений.
Утвердившись в этой мысли, рав Зонненфельд почувствовал, что гнев и страх покидают его сердце, и им на смену приходят чувства жалости и милосердия. Одновременно он вспомнил, как вел себя Яаков в сегодняшнем разделе «Ваишлах». Яаков был сильным и гордым человеком, но, когда потребовали обстоятельства, он семь раз смиренно поклонился своему брату-злодею.
Яаков не был «тряпкой». Он ненавидел Эсава не меньше, чем тот его. Ненависть была взаимной, и именно поэтому Эсав шел к нему навстречу в сопровождении отряда из четырехсот солдат.
Но, увидев Эсава, Яаков мгновенно оценил ситуацию и изменил тактику. Он шел к нему, отбивая поклоны и пытаясь сыграть на его лучших чувствах. Яаков стал думать о нем не как о враге, а как о брате. И этот психологический ход удался: броня вражды дала трещину. Позитивный заряд в мыслях и действиях Яакова был так силен, что Эсав «оттаял» и ответил взаимностью: «И побежал Эсав ему навстречу, и обнял… и целовал его». Это был искренний братский поцелуй.
Еврейское «благополучие»
И пришел Яаков благополучно («шалем»), возвращаясь из Падан-Арама, в Шхем… (Ваишлах, 33:18).
«Шалем» можно понимать также как аббревиатуру трех слов: «шем» (имя), «лашон» (язык) и «мальбуш» (одежда). Двадцать лет, проведенных в языческой атмосфере Харана, в семье подлого лгуна и завистника Лавана, никак не повлияли на Яакова и его семью. Они вернулись в Эрец-Исраэль, сохранив главные черты своей еврейской идентификации. Яаков, его жены и дети носили еврейские имена, говорили на святом языке — иврите — и носили типично еврейскую одежду. Это и есть «благополучие» или «целостность» в еврейском понимании.
Национальная стойкость Яакова передалась затем его потомкам, оказавшимся в Египте. Сыны Яакова-Израиля сохранили в неволе те же самые отличительные национальные черты: имена, язык и скромную одежду, избежав соблазна «модернизации» и стремления «быть, как все».
Опубликовал: Нахум ПУРЕР
Оцените пост
(ещё не оценено)
Загрузка...
